Пережить ковид и не ослепнуть. Главный офтальмолог СЗФО — о пандемии
Вот уже почти два года мы живем в условиях, когда все силы медицины брошены на борьбу с коронавирусом. Чтобы остановить распространение инфекции, власти вынуждены вводить запреты на оказание плановой медицинской помощи. Правда, в каждом случае они уточняют, что из‑за введенных мер не пострадают пациенты ни с онкологией, ни с сердечно-сосудистыми и социально значимыми заболеваниями. А как же, например, быть людям с глазными недугами? Ведь не секрет, что вовремя не оказанная помощь при глаукоме — прямой путь к слепоте. О том, насколько офтальмологическая служба города пострадала от пандемии, мы говорим с главным офтальмологом СЗФО, завкафедрой Первого медицинского университета им. Павлова, профессором Сергеем АСТАХОВЫМ.
ФОТО Pixabay
— Сергей Юрьевич, как известно, многие больницы, в том числе и те, где получали помощь «ваши» пациенты, были перепрофилированы в инфекционные. Как это отразилось на доступности лечения?
— Чтобы понять, с какими трудностями мы столкнулись, я для наглядности приведу всего один факт: на Северо-Западе за последний год офтальмологическая помощь сократилась на треть. В том же объеме уменьшилась и обеспеченность офтальмологическими койками. А вот больных меньше не стало…
В Петербурге ситуация тоже сложная. Городской офтальмологический центр, который является частью многопрофильной больницы № 2, уже более года борется с коронавирусом. А ведь именно он обеспечивал городское дежурство по скорой и неотложной офтальмологической помощи пять дней в неделю. Я уже не говорю о плановых операциях при катаракте, глаукоме, отслойке сетчатки и другой сложной патологии глаз, которые выполняли в этом центре.
В этот же период мы потеряли кафедральную клинику в университете. Дело в том, что в 2020 году, после большой подготовительной работы, на территории Первого меда, рядом с нашим старым корпусом, началось сооружение нового, в котором должны будут разместиться клиника офтальмологии и клинико-реабилитационный центр НИИ детской онкологии, гематологии и трансплантологии им. Р. М. Горбачевой.
К сожалению, старое здание, построенное в 1907 году, пережить масштабное строительство в непосредственной близости от него не смогло и пришло в аварийное состояние. Через трещины в стенах стало видно небо, а офтальмологический лазер на первом этаже чуть не ушел под землю.
Поскольку это здание является историческим памятником, его поставили на реконструкцию. А мы вот уже полтора года оперируем своих пациентов на отделении пересадки почки нефрологического центра (54‑й корпус Первого меда). Спасибо коллегам, которые нас приютили и выделили 20 стационарных коек, потеснив при этом больных с почечной патологией. Хотя эти койки никогда не были лишними.
К сожалению, такое «уплотнение» — явление распространенное, и это большая проблема для всех старинных учреждений, которые находятся в историческом центре. Маневренного фонда для работы клиник на период реконструкции нет, поэтому всем приходится тесниться. Даже студентам. Мы с ними занимаемся там, где кто‑нибудь может временно предоставить нам учебные комнаты, ну а часть занятий из‑за эпидемии можно проводить в онлайне.
— Вам обещали передать новый корпус в декабре, чтобы в начале года вы уже могли принимать первых пациентов. Почему все так затянулось?
— А когда у нас объекты строительства сдавались в срок? Менялись заказчики, дорожали материалы… Надеемся, что в наступившем году, когда будет отмечаться 125‑летие со дня основания Женского медицинского института (предшественника нашего медицинского университета), здание клиники все же будет достроено, оборудование закуплено в полном объеме, и мы начнем принимать пациентов в достойных для нашего высокопрофессионального коллектива условиях.
— Петербуржцы хорошо знают и помнят, сколько сил вложил ваш отец, Юрий Сергеевич Астахов, когда в 1990‑е годы, будучи главным офтальмологом города, создал стройную систему офтальмологической службы с доступной амбулаторной помощью. Это помогло спасти зрение многим жителям Северной столицы. Как работает эта система сегодня?
— Надо признать, что служба, созданная Юрием Сергеевичем за 35 лет его работы в должности главного внештатного офтальмолога города, переживает не лучшие времена.
Во-первых, трудно найти столь же грамотного, способного стратегически мыслить организатора. Говорят, что незаменимых людей нет. Мой жизненный опыт подсказывает, что это не так.
Во-вторых, в городе не решена проблема обеспечения квалифицированными кадрами. Много бумажной работы за невысокую зарплату при хронической нехватке среднего медперсонала не делает привлекательной профессию окулиста поликлиники. Порою работа в оптическом салоне или коммерческой клинике оказывается предпочтительнее.
В-третьих, оснащение городской офтальмологической службы высокотехнологичным оборудованием проводилось много лет назад. А современные приборы устаревают почти так же быстро, как любая электронная техника. Более того, они мало «ремонтопригодны», а денег на переоснащение не хватает.
Хотя предсказывать будущее — занятие неблагодарное, но есть основания полагать, что в условиях продолжающейся пандемии быстрого улучшения ситуации не предвидится…
Знаете, до середины 90‑х годов прошлого века у нас были определенные сложности с лечением катаракты. В западной литературе появился даже термин, правда, не совсем корректный — «русская катаракта». Это такая зрелая катаракта, когда предметное зрение у больного отсутствует, а зрачок становится белым. Потом мы стали много оперировать, и таких больных в больших городах почти не осталось. Операции стали выполнять по социальным показаниям, когда для работы или поддержания активного образа жизни пациентам требовалась острота зрения, близкая к единице.
А что мы наблюдаем сейчас? Появление запущенных случаев. Когда я спрашиваю такого пациента, как вы дошли до жизни такой, он говорит, что стоял в очереди, а потом либо заболел, либо стационар переключили на работу с коронавирусом. В итоге год-полтора потеряны.
— Зато частные офтальмологические клиники на «корону» не закрывались. Они тоже предлагают свои услуги по лечению катаракты или глаукомы. Насколько их возможности сопоставимы с вашими?
— Вам известно, сколько стоит оснащение офтальмологической операционной? Оно сравнимо со стоимостью кардиохирургической. Эксимерные и фемтосекундные лазеры, факоэмульсификаторы, современные микроскопы со встроенными оптическими когерентными томографами стоят сотни тысяч долларов. Поэтому раньше никто из частников не мог позволить себе оснастить такую клинику и полноценно конкурировать с государственным центрами, такими как городская больница № 2 или МНТК микрохирургии глаза.
Сегодня количество частных офтальмологических клиник действительно растет, и думаю, что эта тенденция продолжится. Но, с моей точки зрения, такие клиники способны выполнять лишь стандартные операции. Брать на себя лечение тяжелых недугов было бы по меньшей мере самонадеянно.
Дело в том, что пациенты, которым требуется пересадка роговицы и большие реконструктивные вмешательства, нуждаются в длительной реабилитации и наблюдении. Здесь хирургией с двухчасовым пребыванием в амбулаторном центре не ограничиться. Ведь средний возраст больного глаукомой и катарактой — 72 года. И любой наверняка представит, сколько хронических заболеваний уже накопил такой человек…
Я десять лет после института работал в городской глазной больнице на Моховой. Именно туда привозили самых сложных пациентов со всего Петербурга. А теперь представьте себе ситуацию, когда у такого больного случается инфаркт, инсульт, острое кровотечение (такое бывает, если необследованный пациент поступает по скорой помощи). Что в этом случае может сделать дежурный врач-офтальмолог? Единственное — вызвать службу «03» и перевести пациента в профильный стационар.
Поэтому для нас большим достижением был перевод в 1994 году 300 коек глазной больницы в городскую многопрофильную № 2, где всегда есть врачи других специальностей. И в клинике Первого медуниверситета мы также можем рассчитывать на помощь коллег, которые позволяют нам много лет работать без летальных исходов. Вряд ли у частников есть такие возможности.
В свое время в столице одна коммерческая офтальмологическая клиника предлагала выполнить операцию по экстракции катаракты старым и немощным пациентам… прямо на дому. Все для «удобства больного». С медицинской точки зрения это вообще никуда не годится, поскольку для операций, связанных со вскрытием глазного яблока, требуются условия стерильной операционной, которые невозможно обеспечить «на кухне».
— Тогда почему в той же Финляндии вся офтальмология амбулаторная?
— Действительно. Во всем «цивилизованном» мире и, частично, в «нецивилизованном» офтальмология была переведена на амбулаторные рельсы давно.
Когда в ноябре 1993 года я впервые приехал в Лос-Анджелес, на меня огромное впечатление произвели громадные больничные корпуса с прекрасным оборудованием, одноместными палатами с телевизором и санузлом. И эти корпуса стояли абсолютно пустые. Как будто нейтронная бомба упала — материальные ценности остались, а людей нет. Все больные лечатся амбулаторно. Так оказалось экономически выгоднее.
Но если пациент лечится амбулаторно, ему необходимо обеспечить определенный уход. А представляете, в нашем старом городе 90‑летняя бабушка, которая живет одна, приезжает на операцию экстракции катаракты. Хирургическое вмешательство длится 15 минут, и через два часа она свободна. Теоретически — здорово! Но что происходит потом? Кто ее покормит, поможет капли закапать и привезет на следующий день на перевязку?
Такая система у нас, увы, не отработана. Поэтому в строящемся новом здании университетской офтальмологической клиники, которая в несколько раз будет превышать размеры нашей бывшей кафедральной, мы планируем оставить 30 стационарных коек. Это важно еще и потому, что клиника должна работать не только на город, но и на весь Северо-Западный регион страны.
— Ученые уже сообщили нам, что коронавирус бьет не только по легким, но и по сердечно-сосудистой и нервной системам человека. А на зрение он как‑то влияет?
— Как выяснилось — напрямую. Тромбозы сосудов глаз мы наблюдаем даже после довольно легко перенесенной инфекции. У некоторых больных с пересадкой роговицы после COVID-19 помутнели трансплантаты, хотя после операции прошло много времени, в течение которого они были прозрачными. Теперь этим больным нужна повторная пересадка. Недавно мне звонил пациент, у которого после ковида диагностировали гигантоклеточный артериит — тяжелую патологию, при которой поражаются крупные артерии головы. Она нередко становится причиной слепоты.
Надо честно признать, что с новым вирусом мы знакомы уже два года, но не очень сильно продвинулись в понимании вызываемого им заболевания и того, какие последствия на различные органы и системы, в том числе и на глаза, оно дает. Пока собираем материал.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 18 (7101) от 02.02.2022 под заголовком «Пережить пандемию и не ослепнуть».
Комментарии