Непременно наступит завтра. Со дня рождения протопопа Аввакума – 400 лет
Вчера исполнилось 400 лет со дня рождения Аввакума Петрова, известного в истории как протопоп Аввакум.
ФОТО Википедия
Люди строгих правил, непреклонного характера, готовые во имя своих убеждений жертвовать собой, готовые идти на страдания ради своего дела, наверное, есть и сегодня, только они не на виду. Быть может, хотя бы поэтому нам стоит не забывать наших удивления достойных предков, среди которых протопоп Аввакум никак не может подлежать забвению. Для единоверцев он светоч, и костер, на котором его сожгли, – неопалимая купина, и свет ее простирается уже на три с половиной века. Для нашего же брата, людей, пишущих по-русски, это творец, создатель сочинений, обжигающих силой слова и красотой слова.
«...Не позазрите просторечию нашему понеже люблю свой природной русский язык, виршами филосовскими не обык речи красить, понеже не словес красных Бог слушает, но дел наших хощет».
Это из первых строк его вступления к «Житию», рассказу о деле своей жизни.
И какая восхитительная дерзость свое жизнеописание поименовать «Житием», отнести его к жанру, повествующему о подвиге прославивших веру и церковь! Нет, в отличие от нынешних мастеров так называемой полуисповедальной, полубиографической прозы Аввакум, заточенный на долгие годы в заполярной земляной тюрьме, пишет какими-то незамерзающими чернилами о деле своей жизни, дабы оно, оплаченное всей его жизнью и жизнями единоверцев, не было предано забвению. Отсюда и начальное напоминание: «...не словес красных Бог слушает, но дел наших хощет».
Протопоп Аввакум. Патриарх Никон. Государь Алексей Михайлович. Церковный раскол. Не заживающая и по сей день рана, распря, унесшая тысячи жизней православных христиан...
Не имею ни сил, ни призвания рассуждать о том, чье благочестие истинное, приверженцев старого обряда или принявших обновленный обряд и обновленные богослужебные книги. Почту для себя за честь в четырехсотлетнюю годовщину со дня рождения Аввакума хотя бы в кратких словах воздать должное автору бессмертного «Жития», создавшему один из непревзойденных образцов великой русской литературы.
В собрании древнерусской литературы, в «Изборнике» большинство текстов дано с переводом на понятный нынешнему читателю язык. Написанное Аввакумом в переводе не нуждается. И в этом он – наш современник.
Образованность сына деревенского священника из нижегородского села Григорова, знавшего на память великое множество однажды прочитанных текстов, не говоря о псалмах и молитвах, достойна удивления. Об отце он скажет исчерпывающе и кратко: «отец же мой прилежаще пития хмельного», многому ли научишься. Вот мать, «постница и молитвеница бысть, всегда учаше мя страху божию», скажет Аввакум, но не скажет, каким трудом ему удалось впитать в себя во всей полноте и святой, по его убеждению, неприкосновенности веру отцов и прадедов, «святых отец и апостол». Ни премудрым книжникам, ни иерархам высшего разбора не удавалось опровергнуть его доводы в защиту своих убеждений. Вот и приходилось властям предержащим прибегать к испытанной аргументации от кнута, дыбы, голода и разного рода мучительства. И уже в качестве неопровержимого доказательства своей правоты надлежало сжечь оппонента заживо в срубе.
Сегодня в книгах, посвященных этому удивительному соотечественнику, пишут: «его литературная деятельность...». Не могу представить себе «литературного деятеля», на пятнадцать лет упрятанного христолюбивой властью в земляную тюрьму на краю земли, в Заполярье, где лето дай бог два месяца в году. При этом «литературный деятель»изнуряет по вере плоть свою постом и молитвой, предписывает себе за неподобающие мысли и желания тысячи поклонов... Нет, тут и каземат Петропавловской крепости, где Чернышевский писал свой роман, а Горький драму «Дети солнца», тут и Редингская тюрьма Оскара Уайльда, и узилище, откуда Сервантес отправил в бессмертие «Дон Кихота», даже каторжная Омская тюрьма, где зародились «Записки Мертвого дома» Достоевского, да простят мне претерпевшие, покажутся «домом творчества» в сравнении с лютой Пустозерской ямой.
Не могу применительно к автору «Жития», «Книги толкований», «Книги бесед», посланий и частных писем приложить именование _ писатель, литератор... Высоко чтя всю нашу литературу, предшествующую явлению трудов Аввакума, почитаю, не предписывая, естественно, этого другим, именно его родоначальником и в самых существенных чертах законодателем отечественной литературы.
Его наследие – заповедь пишущим по-русски. «Житие протопопа Аввакума им самим написанное», по сути дела, первый в русской словесности роман.
Европейская проза, начните хоть с античного Гелиодора с его «Эфиопикой», это приключенческая проза. И рыцарский роман, плутовской, а нынче авантюрный, криминальный роман по преимуществу занимательное чтение. И речь не идет о том, что лучше, что хуже, что выше, что ниже. Та же переписка Ивана Грозного с беглым князем Курбским – замечательный литературный памятник, запечатлевший и нрав, и время, и облик незаурядных полемистов.
Иное дело сочинения Аввакума, здесь впервые, во всяком случае в нашей письменности, дана типология русского романа, русской прозы: человек, судьба человека, конкретной личности в контексте неповторимой исторической реальности. Исповедальная проза, основоположником которой стал Аввакум, еще изумит мирового читателя в творениях Гоголя, Достоевского, Толстого. И потому «Что делать?» Чернышевского, «Преступление и наказание» Достоевского, «Живой труп» Толстого, имеющие все признаки криминальных сюжетов, лежат за пределами жанра, стяжавшего признание читателя, жаждущего отдохновения от размышлений о жизни и назначении человека в этом мире.
Если бы не было «Жития» Аввакума, кто знает, нас, может быть, и можно было бы провести на мякине нынешней так называемой исповедальной литературы, где сочинитель то исподволь, то и откровенно любуется собой, сострадает себе, посылая укор современникам в неумении оценить и воздать должное тонко чувствующему и глубоко мыслящему созданию, каковым является автор.
Аввакуму не к лицу художественная вуалетка, под которой читатель должен разглядеть в герое альтер эго автора. Наша письменность не знала такого рассказа от первого лица в высокой своей простоте. Хочется цитировать не фразами, не абзацами, а страницами.
«Прииде ко мне исповедатися девица многими грехами обремененна, блудному делу повинна; нача мне, плакавшеся, подробну вещати во церкви, пред Евангелием стоя. Аз же, треокаянный врач, сам разболелся, внутрь жгом огнем блудным, и горько мне бысть в той час: зажег три свещи... и возложил руку правую на пламя, и держал, дондеже во мне не угасло злое разжение...»
Стихи! Ну скажем по-школьному: ритмическая проза. Нет, не зря Пушкин отсылал своих коллег учиться чистому и правильному языку у московских просвирен. Вот и слог у протопопа, прошедшего школу проповеди и молитвы, благозвучен, красочен и прост.
А еще плотность, удельный вес такой прозы близки, да простится сравнение, с урановым. Все познается в сравнении. У Аввакума история с девицей, блудному делу повинной, заняла всего восемь (!) строк и вошла в отечественную хрестоматию, у великого Толстого сходный сюжет в «Отце Сергии» растворился, на мой взгляд, в пространной назидательности.
В этом случае сходный сюжет присутствует в двух жанрах: в проповеди и в исповеди. По моему убеждению, исповедь в литературе превосходит проповедь.
Прав чуткий к слову Алексей Максимович Горький: «Язык, а также стиль писем протопопа Аввакума и «Житие» его остается непревзойденным образцом пламенной и страстной речи бойца, и вообще в старинной литературе нашей есть чему поучиться».
Задаюсь вопросом, чему же в первую очередь можно поучиться у Аввакума неистового? По моему убеждению – свободе! Телом вогнан в земляную яму, истязаем воеводами, обречен на муки архиереями, избиваем чуть не до смерти собственной паствой, не умеющей и не желающей жить по-божески, а дух его, запечатленный в деле и слове, каждое мгновение жизни оставался свободен.
В христианстве важное место занимает культ страдания, но житие Аввакума – это история неколебимого противостояния и безмерного сострадания к тем, кто не слышит Бога так, как слышал он.
Непременно наступит завтра, и, может быть, превозмогая давление суетной повседневности и мелкие соблазны жизни, чтобы слышать свою землю, чтобы понимать самих себя, кто-то прочтет десять строк из Аввакума, десять страниц, а там и сотню...
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 216 (6814) от 26.11.2020 под заголовком «Непременно наступит завтра».
Комментарии