Декоратор Мария Гончарова: «Нет ничего прекраснее «ленинградского дивана»
Мария ГОНЧАРОВА – самый востребованный петербургский декоратор, известный и за рубежом. А также коллекционер предметов интерьера разных эпох. С журналистом Вадимом МИХАЙЛОВЫМ они разговаривали о Петербурге, профессии декоратора и человеческой натуре.
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Профессия
– Ваша специальность – декоратор. Чем она отличается от профессии дизайнера интерьера?
– Вот, например, Карл Росси. Он рисовал в своих проектах зданий все. В том числе мебель, бра, дверные ручки, заглушки для вентиляции и т. д.
Но декораторы кроватного убора существовали еще в XVII – XVIII веках. Они придумывали, как может выглядеть балдахин над постелью. Другие люди занимались другими частями интерьера.
Мы с коллегами по цеху считаем, что профессия декоратора в ее современном понимании родилась в 1930-е годы, когда в Америке появились небоскребы. Архитекторы перестали заниматься оформлением интерьера. У разных людей очень разные требования, и они стали приглашать декораторов, которые подбирали готовые вещи. В основном в модном тогда стиле ар-деко.
– Но были ведь еще русские авангардисты и конструктивисты, много работавшие в дизайне интерьера.
– Да, они создавали то, чего еще не видело человечество. Современный эталон дизайнера – Филипп Старк, создающий принципиально новый продукт.
– А каково соотношение желающих получить в своем жилье что-то новое с теми, кто хочет декорировать его антиквариатом?
– Мой опыт и опыт всех знакомых мне (даже заочно) коллег показывает, что 99% выбирают прошлое.
– Почему?
– Понятно, что новый дизайн дороже, но не это главная причина. На мой взгляд, нет в нашем менталитете запроса на оригинальность. К сожалению. Мы хотим как у кого-то: в Эрмитаже видели, в Турции наблюдали, у Ивана Петровича в гостях были.
– Вы сожалеете об отсутствии запроса на новое. Но именно такая ситуация кормит декораторов.
– Мне нравится профессия, которой я занимаюсь много лет. Но изначально я – художник. Идеальный интерьер для меня – это сочетание произведений современного искусства и антиквариата.
– Вы говорите «современное искусство», хотя сейчас окончательно рухнули все его определения, рамки, критерии?
– Согласна. Для меня это такое искусство, которое вызывает сильные эмоции. Как спектакль в театре: не смахнула слезу, значит, постановка в чем-то недотянула.
– Какого возраста предметы вы предпочитаете?
– Строго говоря, не антикварные, не штучные изделия. В основном массовое производство от середины XIX века до середины ХХ. Часто они лучше и подчас дешевле, чем новые аналоги. И несут следы ремесленного труда, его эстетику. Такими вещами можно спокойно пользоваться. Перед ними не будет трепета, как, скажем, перед стулом XVI века.
– Ваше любимое историческое время?
– Рубеж XIX – ХХ веков с его энергией и комфортом, появлением водопровода и электричества. Хотя не люблю стиль модерн, с которым обычно связывают это время.
– С какими предметами вы связываете это время?
– Удобная мебель и фарфор.
Город
– Представьте, что у вас появилась возможность декорировать Петербург.
– Город так прекрасен, что вторжения в него декором должны быть минимальными, деликатными и носить временный характер. Как было прошлым летом, когда на улицах на два месяца появились большие буквы русского алфавита, созданные по эскизам петербургских художников.
– Но это для праздников, а нужны ведь еще урны, скамейки, фонари...
– Принцип должен быть таким: все эти предметы «растворены» в городском пространстве и не притягивают к себе внимание.
– А куда девать висячие горшки с цветами?
– Они плохо сделаны, хотя цветы в городе необходимы.
– Недавно подготовлены целые альбомы по мафам, которые рекомендовано устанавливать в городе.
– Маф – это что?
– Малые архитектурные формы.
– Нет ничего прекраснее скамейки моего детства – «ленинградского дивана». Он совершенно органичен Петербургу.
– В общественных пространствах, например на Карповке, диваны самые что ни на есть дизайнерские.
– Там важно, что фон локальный – не выдающаяся архитектура, заборы и кусты.
– Как во многих разговорах петербуржцев, обязан спросить вас про высоту новых зданий.
– Не могу смириться с небоскребом «Лахта-центра». Когда прихожу в Эрмитаж, то при взгляде из зала, где находятся часы «Павлин», небоскреб оказывается выше Ростральных колонн.
Иногда по работе поднимаюсь на верхние этажи зданий. И оттуда хорошо видно: в «золотом треугольнике» (Невский проспект – Нева – Фонтанка) нет ни одного дома, который не был бы надстроен мансардой. Снизу мы немногое видим, но сверху город стал выглядеть совершенно иначе. И это печально.
– Горожане спорят о цвете фасадов зданий. Ваше мнение на сей счет?
– Я бы держалась исторических колеров. Хотя долго не могла привыкнуть к розовому цвету, придуманному Растрелли для Строгановского дворца, вместо прежде существовавшего зеленого. Наверное, каждый дом требует индивидуального подхода.
Больше, чем неграмотный цвет фасада, режет глаз пробивка окон в брандмауэрах, которые задуманы как глухие кирпичные стены. Окна на фасадах и того хуже. На одном фасаде заполнения то белые, то коричневые, переплеты и расстекловка – разные. Все это уродует город.
Человек
– Мы говорили об историческом центре Петербурга. Ему и «спальным» районам никогда не сойтись?
– Нет, никогда. Человек – это то, на что он смотрит. У людей, живущих в «спальнике», образуются в мозге другие нейронные связи.
– Извините, но «спальные» районы потому так и названы, что люди приезжают туда только на несколько ночных часов и не особо глядят по сторонам.
– Важно, чтобы житель «спальника» чаще попадал в метафизическое пространство старого Петербурга. Оно воздействует помимо воли человека.
– То есть все усилия по созданию рая среди жилых башен будут тщетны?
– С одной стороны, царство Божие внутри нас. С другой – надо создавать пространства, где сочетаются газоны, штакетники, скамейки...
– И можно обойтись без «ленинградских диванов»?
– Конечно. Надо отдать эту тему молодым урбанистам. Пусть создают новый мир. Меня больше беспокоит стык между старым и новым городом. Там уплотнительная застройка представляется мне неприемлемой. Живу на территории бывшей усадьбы Ланских: выхожу на крыльцо и вижу, что перед моим домом выросли две высотки.
– Еще жители Петербурга часто высказываются за траву вместо мощения и дикие спуски к воде вместо новых гранитных набережных.
– Во всем нужна мера. Если к жилой высотке ходить по траве, то такой газон недолго проживет. Гранит требует меньше ухода, и это важное обстоятельство.
– А фасады зданий в новостройках нужно ярко раскрашивать?
– Нет. Это нарушает замысел архитектора и плохо работает в нашем климате.
– А если раскраска заложена в проект дома?
– Тогда должен быть комплексный проект застройки достаточно большой территории с общим дизайном фасадов, детских площадок, скамеек. Как в интерьере, где нет одного главного предмета.
– А что там главное?
– Человек.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 71 (6909) от 22.04.2021 под заголовком «Нет ничего прекраснее «ленинградского дивана»».
Комментарии