Николай НИКОЛАЕВ | ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

Гость редакции — доктор филологических наук Николай НИКОЛАЕВ.

О чем писали друг другу российский ученый Михаил Ломоносов и белорусский монах Ежи Тяпинский из Речи Посполитой? Совсем скоро об этом станет известно широкой публике, поскольку как раз сейчас ученые работают над переводом этих посланий, написанных на латинском языке…

Эта переписка — лишь один из малоизвестных эпизодов, оказавшихся в поле зрения Центра восточнославянских исследований, которым руководит наш собеседник. Почти два года назад он был создан в Российской национальной библиотеке. И стал своего рода возвращением к традициям Императорской Публичной библиотеки.

— А что это были за традиции?

— Понятно, что поскольку дореволюционный Петербург был столицей, то он служил центром всей науки Российской империи. Изучением наиболее родственных нам восточных славян занимались в нем три центра — Публичная библиотека, Академия наук и Университет. Все было переплетено очень тесно, вплоть до того, что ученые в трех названных учреждениях зачастую работали одни и те же…

Когда СССР окончательно сформировался, изучение ­«своих» регионов ушло, как говорится, на места. Историю и культуру на украинских землях изучала Академия наук Украинской ССР, на белорусских — Белорусской ССР.

В российской науке от этого направления несколько отстранились. В советское время это не бросалось в глаза, поскольку научные контакты были прочными. А вот в постперестроечное время, когда ученые разделились на «национальные квартиры», стало заметно, что мы недостаточно знаем о близких нам по культуре регионах.

Как раз наша библиотека и стала инициатором по созданию центра, который призван заниматься изучением культурного пространства Восточной Европы. Речь о бывших советских респуб­ликах, но не только о них: в сфере нашего внимания — Польша, Словакия, Чехия…

Центр был создан на базе отдела редких книг РНБ, которым мне выпала честь руководить уже много лет. Вообще же, как мне кажется, наша библиотека оптимально подходит для работы подобного центра. Здесь самое большое в мире собрание белорусских старопечатных книг, фонды рукописей, карт, эстампов, музыкальных изданий, связанных с восточноевропейскими территориями.

Но мы работаем не только с собственной коллекцией. Вот лишь один пример. Сотрудница нашего центра музыковед Ирина Валерьевна Герасимова, преподаватель петербургской Консерватории, обнаружила в Государственном историческом музее в Москве совершенно неизвестное исследователям музыкальное произведение XVII века. Его автор, композитор Ян Календа, трудился в Вильне у Януша Радзивилла, весьма именитого государственного и военного деятеля Великого княжества Литовского, а потом у царя Алексея Михайловича в Москве. Создавал музыку в стиле барокко. Когда она прозвучит заново, я уверен, это станет настоящим событием…

Еще одну находку сделали в отделе редких книг благодаря сотрудничеству центра с государственным музеем «Смоленская крепость». Его главный «экспонат» — под открытым небом: это сохранившаяся с начала XVII века самая протяженная в Европе кирпичная крепостная стена. Ее длина — пять километров. Когда‑то на ней было тридцать восемь башен, осталось восемнадцать.

И мы даже не подозревали, что у нас хранятся совершенно уникальные материалы, с ней связанные. Речь о французской газете, сообщавшей об осаде Смоленска в 1654 году русским войском царя Алексея Михайловича. В ту пору город относился к Великому княжеству Литовскому. Причем газеты сообщили об осаде с опозданием почти на два месяца, когда он уже был взят. Экземпляр этой газеты мы обнаружили — вы только представьте себе! — в личной библиотеке Вольтера. Ее оцифрованные копии, а также материалы из отдела рукописей и фонда картографии были использованы для выставки, подготовленной музеем «Смоленская крепость»…

И, конечно, мы не могли не откликнуться, когда получили известие из Пскова о том, что там хранятся древние книги, которыми не занимался еще ни один ученый. Казалось бы, уже все подобные издания изучены, переданы в библиотеки, музеи и архивы. Оказывается, нет. Так что археографические экспедиции возможны и сегодня.

— Как стало известно о псковской коллекции?

— Спасибо опять же Ирине Герасимовой. Она читала в Псковском университете спецкурс по истории музыки, и один из слушателей, Ярослав Шувалов, студент исторического факультета и одновременно келарь (помощник священника по хозчасти) псковского Троицкого собора, рассказал, что в одном из помещений храма лежат старые религиозные книги, которые там оказались еще после войны. По его словам, их свозили из закрываемых церквей. Для богослужений они уже не подходят, поэтому лежат без использования, просто убраны в картонные коробки. И нет ни описи, ни каталога…

Мы немедленно отправились в Псков. В составе экспедиции были, естественно, Ирина Герасимова, а также еще один сотрудник нашего центра — доктор филологических наук Андрей Владимирович Вознесенский, заведующий сектором старопечатных книг.

Троицкий собор — действующий, находится в Псковском кремле. Порадовало, что книги сберегались в сухом помещении, они в хорошей сохранности. Мы обнаружили любопытные старопечатные экземпляры весьма почтенного возраста, например, издание «Минеи общей» 1625 года. Книга имеет штамп, указывающий на библиотеку Викула Морозова — московского предпринимателя, известного своим богатством. Еще несколько обнаруженных нами изданий московского Печатного двора также относились к XVII столетию. Но значительно больше оказалось тех, что были напечатаны в московской Синодальной типографии в XVIII веке.

Каких‑то «новинок», которых бы не было в нашей библиотеке, не оказалось, но заинтересовали фолианты с пометками и комментариями. Особенно прошнурованная «Книга, данная от Благочинного Священника Илии Михайловского причту Крапивенской Николаевской церкви для записи в оную ежемесячной высыпки денег из кружки на сооружение и содержание православных церквей и школ в западных губерниях».

Книгу вели в середине 1860‑х годов, прихожане каждый месяц собирали деньги, сумма была разной: то буквально копейки, то чуть больше рубля. Комиссия все педантично протоколировала и заверяла собственными подписями. Особенно трогательно, что иногда деньги на школы в Западном крае давали люди, которые сами были неграмотными. В частности, за неграмотного церковного старосту Максима Кириллова расписался крестьянский сын Антон Васильев.

Примечательно и то, что Крапивенская Николаевская церковь находится под Тулой, и как сделанные там записи оказались во Пскове, пока остается загадкой.

Рукописных фолиантов в псковской коллекции не было, но зато мы обнаружили очень любопытные рукописные ноты православных произведений. Судя по пометкам, они имеют отношение к русской эмиграции первой волны, оказавшейся в Риге.

Мы помогли студенту-келарю сделать описание найденного и договорились продолжить сотрудничество. Возможно, сделаем совместную выставку самых интересных изданий из этой коллекции.

— Книги остались в храме?

— Да, поскольку они являются церковным имуществом. У епархии тоже появились свои соображения по поводу судьбы этих раритетов. Не исключено, что в храме появится небольшая музейная экспозиция… Если так, то мы обязательно поможем. Тем более что опыт музейно-выставочной работы у нас есть.

В прошлом году трудами старшего научного сотрудника нашего центра кандидата исторических наук Дмитрия Ивановича Вебера была организована выставка в Великом Новгороде, на которой были представлены книжные памятники из библиотеки Феофана Прокоповича, которые хранятся в РНБ. Напомню, он был сподвижником Петра Великого, первым вице-президентом Святейшего Синода, архиепископом Новгородским, очень образованным человеком. Его библиотека была огромной для своего времени: согласно описи, она насчитывала 3192 книги. Крупнейшее книжное собрание Петровской эпохи! Тематика изданий — самая разная: сочинения по церковной истории, большое количество научных трудов, написанных на латыни.

Когда‑то все это собрание хранилось в Новгородской духовной семинарии. После революции ее закрыли, книги передали в Ленинград, в Публичную библиотеку, и в буквальном смысле слова рассеяли по фондам. Теперь пришлось брать описи, искать книги с похожими названиями, выявлять на них экслибрисы Феофана Прокоповича и таким образом реконструировать его книжную коллекцию.

В процессе работы над выставкой родился совместный проект с Новгородским государственным университетом имени Ярослава Мудрого: для описания книг мы привлекли студентов. И они с большим интересом этим занялись. Результаты их трудов уже выложены на интернет-сайте РНБ, причем там же указаны их имена. И эта работа будет продолжена.

Но, пожалуй, самое масштабное начинание, в котором участвует наш центр, связано с международным книжным проектом, который осуществляется Союзным государством России и Белоруссии. Речь о серии, которая так и называется — «Библиотека Союзного государства». Занимаются этим ученые обеих наших стран. В нее должны войти научно-популярные книги, посвященные выдающимся деятелям, которые объединяют российскую и белорусскую культуры. Три книги уже почти готовы, в апреле они должны быть представлены широкой публике.

Первая посвящена Симеону Полоцкому, знаковому деятелю и русской, и белорусской культуры — поэту, философу, богослову, переводчику. Вторая рассказывает о двух первопечатниках, российском и белорусском, — Иване Федорове и Франциске Скорине. Они принадлежали к разным поколениям, Скорина начал печатать на несколько десятилетий раньше, но их деятельность — яркое свидетельство близости книжного слова!..

Третья книга посвящена Ломоносову. Сначала, честно говоря, было не очень понятно, что может связывать ученого с Белоруссией, кроме того, что современные белорусы относятся к нему с величайшим почтением? Ломоносов жил в Российской империи в то время, когда нынешняя территория Белоруссии была частью Речи Посполитой, и он никогда там не бывал. Однако выяснилось, что пересечение (по крайней мере — одно!) есть, и притом весьма неожиданное.

Ломоносов переписывался с белорусским монахом Ежи Тяпинским. Их письма сохранились в архиве Российской академии наук. В чем здесь особенный интерес? Монах был из очень непростого рода: несколькими поколениями раньше его прославил Василий Тяпинский — второй белорусский печатник после Франциска Скорины.

Решив самостоятельно заняться изданием книг, он устроил в своем поместье Тяпино «убогую», как он писал, печатню. По всей видимости, она была кочевой. Именно Василий Тяпинский впервые опубликовал Евангелие в переводе на белорусский язык. Историки предполагают, что это произошло между 1560 и 1580 годами. Текст был разбит на две колонки: слева — церковнославянский, справа — белорусский.

— Разве тогда было понятие «белорусский язык»?

— Нет, конечно, тогда еще не было, но сам язык был, и он назывался «простая мова». С XV века он начал отличаться от того языка, на котором говорили в Московском государстве. А в XVI веке эти различия были уже весьма существенными.

Дореволюционные историки пользовались термином «западно-русский язык», после революции его стали разделять на «старо-­украинский» и «старо-белорусский», причем достаточно формально, поверхностно, не особо заботясь о филологической части. Если книжный памятник происходил с территории Белоруссии, его считали написанным на «старо-белорусском» языке, если с территории Украины — на «старо-украинском».

Но то, что западно-русский язык был самостоятельным, — это, как говорится, медицинский факт, подтвержденный исследованиями академика Евфимия Федоровича Карского, который написал «Историю белорусского языка» в четырех томах.

Причинами обособления языка стало польско-литовское влияние. Простейший пример: в русском языке слово «благо» означает «добро». А по‑белорусски «благо» — «плохо». И это пошло от литовского слова blogai, которое имеет такое же значение… Из-за этого в православных текстах порой возникают сложности: слово «благовестие» дословно переводится на белорусский язык в совершенно обратном смысле, поэтому приходится использовать «добровестие».

Еще один пример. Как в районе Гродно, Новогрудок и Минска говорят про человека, который изъясняется не очень понятно? «Чего ты калбекаешь?». А кalba — это по‑литовски «язык». И подобных примеров влияния одного языка на другой немало: некоторые литовские слова вросли в белорусский язык и стали его частью… Это все, конечно, нюансы, но они очень важны для понимания «культурного ландшафта».

— Давайте вернемся к российско-белорусской книжной серии…

— Теми изданиями, которые я перечислил, она не ограничивается. Еще одна книга, в создании которой участвует наш центр, выйдет чуть позже, она посвящена Дмитрию Менделееву и Казимиру Семеновичу. Про Менделеева — все ясно, комментариев не требуется. А вот кто такой Семенович? Он жил в первой половине XVII века, родился на территории нынешней Белоруссии, учился в Западной Европе. Был военным инженером Великого княжества Литовского, теоретиком и практиком артиллерии.

Его книга «Великое мастерство артиллерии» была настолько популярна, что ее перевели на немецкий и французский языки, вышло несколько переизданий. Некоторые исследователи считают Казимира Семеновича изобретателем прототипа многоступенчатой ракеты…

Серия будет продолжена. Тематика будущих книг открыта для обсуждения. Главное — они будут одновременно и подчеркивать самобытность наших стран, и работать на сближение России и Белоруссии.




Материалы рубрики

25 апреля, 11:33
Михаил СТРАХОВ
19 апреля, 11:13
Алексей АРАНОВИЧ
12 апреля, 10:44
Ольга КРЫЛОВА
28 марта, 15:45
Борис САЛОВ

Комментарии