Куда уходит страна дерева?
Фото: Дмитрий Соколов / «Санкт-Петербургские ведомости»
Национальной трагедией назвал Михаил Мильчик, специалист по русской деревянной архитектуре, заместитель председателя совета по культурному наследию Петербурга, пожар, погубивший в начале августа уникальную Успенскую церковь XVIII века в карельской Кондопоге. Тогда мы оперативно опубликовали его короткий комментарий о проблеме сохранения памятников деревянного зодчества. Сегодня - он гость нашей редакции, и мы ведем подробный разговор на эту серьезную и больную тему.
- Михаил Исаевич, когда мы говорим о нашем деревянном зодчестве, что это такое - хронологически, по стилям и т. д.?
- Это огромный пласт русской культуры, который уходит корнями в глубокую древность. Нам хорошо известно из письменных источников и данных археологии, хотя и скудных, что деревянные постройки - церкви, часовни, амбары, хоромы, избы, княжеские терема существовали в домонгольской Руси, то есть уже в XI - XII веках. Ничего из них не сохранилось, и мы, к огромному сожалению, имеем о той архитектуре смутные представления.
Самая древняя сохранившаяся деревянная постройка в России относится к XV веку, это церковь Ризположения Богородицы из села Бородава. Она перевезена в Кирилло-Белозерский музей-заповедник. Кстати, при ее повторной реставрации в 2009 - 2010 годах известный реставратор Александр Попов обнаружил много интересных моментов...
- Что же он выяснил?
- Ризположенская церковь не имела главки и креста на крыше.
- Он не нашел места, куда тот мог крепиться?
- Верно. Это было вполне возможно для клетских церквей, имеющих двухскатную кровлю. Подобные церкви мы находим на рисунках иностранных путешественников.
- Двигаемся в XVI век?
- От него тоже осталось немного. Это Никольская церковь в Лявле на берегу Северной Двины, рядом с известным музеем деревянного зодчества «Малые Корелы». Она находится на своем родном месте. Имеет восьмериковый сруб от земли, и, скорее всего, раньше у нее не было потолка, то есть весь шатер был открыт внутрь храма.
Еще назову шатровую церковь Рождества Богородицы из села Перёдки 1531 года, перевезенную в музей «Витославлицы» под Великим Новгородом. Конечно, надо вспомнить две клетские церкви: совсем маленькую Лазаревскую, перевезенную в Кижи из Муромского монастыря, а также значительно большую Георгиевскую 1522 года в селе Юксовичи Подпорожского района Ленинградской области. Я вас удивлю: это почти половина памятников, дошедших до нас от XVI столетия.
- От XVII и XVIII веков осталось больше?
- Да, но ненамного. Только на моем веку на европейском Севере сгорело или просто рухнуло более 50 древних церквей, и большинство из них XVII века. Между тем с гибелью многих из них исчезал не просто редкий памятник, исчезал целый тип, ну, например, церкви, увенчанные шатром на крещатой бочке. Я еще застал огромные северные дома, которые топились по-черному и освещались через маленькие оконца - волоковые или побольше - косящатые. Теперь всего лишь несколько таких изб можно увидеть в некоторых (далеко не всех!) музеях под открытым небом. А какое поразительное разнообразие амбаров было на Пинеге и Мезени!
- Есть представление, что история деревянного зодчества закончилась в XIX веке.
- Она не закончилась, но в церковном зодчестве были утрачены древние традиции. До этого они сохранялись и передавались из поколения в поколение. Деревянная архитектура поистине народная, ибо в процессе ее развития естественным образом отбиралось все лучшее, совершенное и отвечавшее представлениям заказчиков, а ими чаще всего бывали крестьянские общины и монастыри. Так в строительных порядных, или, говоря современным языком, в договорах подряда, нередко указывалось «рубить, как прежде было». Вплоть до XIX века сохранялись, точнее - воспроизводились, все основные типы жилой и церковной архитектуры.
Именно поэтому Успенскую церковь в Кондопоге 1774 года постройки называли «лебединой песней русского деревянного зодчества»: на дворе уже екатерининское время, а храм построен в формах XVII и даже XVI века. Успенская шатровая церковь в Кондопоге была самой высокой из дошедших до нашего времени - 45 метров. Типологически она близка ко многим церквам, но ее чрезвычайно вытянутые пропорции и силуэт были уникальными.
- А географически где находилось то, что мы сейчас называем русским деревянным зодчеством?
- От Кольского полуострова до Нижнего Новгорода и дальше к востоку - богатый оригинальными храмами Пермский край, затем Урал, Западная и Восточная Сибирь. Когда я попал в Тобольск и Иркутск, то был поражен городской застройкой, очень непохожей на ту, что мы привыкли видеть в европейской части России.
- Из какого дерева тогда строили?
- Из сосны, а для кровли часто использовали осину: она быстро просыхает и серебрится на солнце.
- Но сосна не самый прочный и долговечный материал?
- Это так, поэтому в отдельных случаях состоятельные заказчики 3 - 4 нижних венца, больше всего подверженных гниению, рубили из лиственницы - дерева более плотного и долговечного.
- Строительство деревянных храмов без единого гвоздя - это легенда?
- Кровли действительно были без гвоздей, там существовала специальная система «врубок», с помощью которой плотники добивались жесткости конструкции. Металл был дорог, и до начала XVIII века венцы сруба «вязались» без гвоздей. А вот лемех прибивался гвоздями, так же как и оконные наличники, примыкающие к срубу, или причельные доски, которые закрывали торцы продольных бревен на фронтоне. Но в древности использовали нагели - деревянные гвозди. Массовое использование металла началось в конце XVII века.
- Когда и как сложилось представление, что деревянная архитектура - это ценность? Кто были пионеры охраны этого наследия?
- Россия вплоть до XIX века в городах, а на селе и до ХХ века была страной дерева. Отсюда удивительное разнообразие типов и конструктивных решений. Деревянные постройки казались обычными, привычными, а строительный материал всегда под рукой. Понимание их ценности по понятной причине появилось очень поздно - в 1870-е годы.
- Выходит, всей истории охраны деревянной архитектуры - 150 лет?
- Очень много для изучения деревянного наследия сделал академик архитектуры Владимир Васильевич Суслов. Он объездил чуть не весь север европейской России. Фотографировал и делал обмеры самых выдающихся церквей, позже издал альбомы с этими материалами. Он первый начал делать графические реконструкции первоначального облика старинных храмов. К счастью, его архив сохранился, и часто это единственный источник наших знаний об утраченных храмах. В начале прошлого века возник интерес и у художников к русской старине. Они ринулись на Север, много фотографировали и рисовали, ощущая опасность утраты этого огромного пласта строительной и художественной культуры России. «И видится, недалек уже тот момент, когда великая сокровищница народного творчества - Русский Север окончательно опустеет. Как боязно и жутко лишиться этой силы!» - писал Игорь Грабарь в известной «Истории русского искусства» (1909). Перед русским обществом открылся неведомый ранее мир, и это открытие повлияло тогда не только на живопись, но и на архитектуру.
- И тут приходит 1917 год... Деревянное зодчество оставлено на умирание?
- Не сразу. После 1930 года началось целенаправленное уничтожение церковных памятников, которое продолжалось до начала Великой Отечественной войны.
- Кижский заповедник был создан в 1966 году, это было ренессансом в отношении к деревянной архитектуре?
- Какое-то понимание ее значимости у власти появилось раньше. Так, в 1942 году в Москве в самый разгар войны выходит крупноформатный альбом тиражом 2 тысячи экземпляров «Русское деревянное зодчество» с параллельными русским и английским текстами.
Авторы - Софья Забелло, Владимир Иванов, Петр Максимов. С двумя последними я был хорошо знаком. Это было сделано, чтобы показать, каким богатством мы владеем. Хотя примерно пятая часть опубликованных там 92 храмов и часовен уже не существовала. А к нашим дням из них осталось едва ли 15 процентов.
- Наверное, их вызвали к начальству и сказали, что надо делать такой альбом?
- Ваш вопрос пришел мне в голову давно, но уже после того, как все три автора покинули сей мир. Теперь спросить не у кого. История создания этого уникального издания осталась невыясненной.
- А каковы, по-вашему, главные потери и когда они произошли?
- Возьму только последние 33 года начиная с 1985-го и только церкви-памятники, сгоревшие в пожарах. Всего погибших 45. Прежде всего это ансамбли погостов, как правило, состоявшие из двух храмов - зимнего и летнего, колокольни, а иногда и ограды. Так в Архангельской области на притоках Онеги в 1985 году сгорел погост на Усть-Коже. В 1997-м - на Верхней Мудьюге. В 1989-м - Заостровский на Северной Двине. В 2013-м - Лядинский около Каргополя. В Ленинградской области в 2004-м - Волнаволок - единственный деревянный ансамбль в регионе. В результате во всей России, а не только на Севере осталось всего два деревянных храмовых ансамбля - Кижский и в поморском селе Нёноксе.
Три памятника сгорели в музеях деревянного зодчества, где, казалось бы, должны быть все средства борьбы с огнем. Среди последних в 2002-м погибла единственная в России церковь на сваях, перевезенная в Костромской музей-заповедник из села Спас-Вёжи.
- Какой, на ваш взгляд, должна быть государственная стратегия сохранения деревянного зодчества?
- Да, дерево - материал горючий, к тому же легко поддается гниению, впрочем, главным образом тогда, когда за ним нет ухода. Однако, как показывает опыт северных стран, деревянные постройки могут сохраняться столетиями.
Два года тому назад Министерство культуры заказало концепцию сохранения деревянного наследия. Ее выполнила компания «Экокультура». Концепция показала, что полумерами проблему не решить. Нужны принципиальные изменения в структуре органов охраны культурного наследия, в законодательстве, в системе финансирования, в практике конкурсов и в подготовке реставрационных кадров. Но на это уйдут годы, а пока безотлагательно необходимо начать противоаварийные работы. Памятники по-прежнему не обеспечены системой аварийного пожаротушения.
В 2013 году в Лядинах под Каргополем сгорел предпоследний подлинный церковный интерьер.
- Последним была Кондопога?
- Совершенно верно. Что должно еще сгореть, чтобы начать разработку программы на основе этой концепции? Достаточно сказать, что в этом году на все работы по деревянным памятникам во всей стране выделено... 90 миллионов рублей. Иными словами, не выделено ни-че-го!
Сегодня мы вообще наблюдаем нечто не мыслимое еще недавно. Когда так называемые реставраторы являются губителями памятников. Вот только один пример. Стояла Варваринская шатровая церковь в Яндом-озере, построенная в середине XVII века. Некогда там было большое село, ныне исчезнувшее. Церковь, возвышавшуюся у самого берега, доминанту всего полуострова, решили перевезти за 15 километров в Типиницы и установить на месте сгоревшей там в 1975 году шатровой Вознесенской церкви, причем в совершенно ином ландшафтном окружении. Однако эти «мелочи» никого не волновали. Разобрали, повезли по осени... И вот уже три года часть бревен лежит на прежнем месте, часть осталась брошенной на проселочной дороге, а часть гниет на месте сгоревшего храма.
Церковь погибла, на сей раз не от пожара, а от рук горе-реставраторов. Между тем Яндом-озеро находится всего-то в 15 км от Кижей! Там можно было бы построить гостевые дома и превратить красивейшее Яндом-озеро в центр туризма, а связь организовать по воде из Великой губы. Власти отвечали: это не в наших силах.
Между тем проблема охраны - комплексная. Тут одной реставрацией не обойдешься. Конечно, все это было бы возможно, но, повторю, если понимать, что деревянное наследие - национальное и мировое достояние.
- Как вы относитесь к предложениям воссоздать храм в Кондопоге?
- Плохо отношусь. Памятники, как подлинные произведения искусства, не воссоздаваемы. Построить, конечно, можно, но это будет другое... Честнее законсервировать то, что осталось, поставить памятный знак, а деньги направить на поддержание еще сохранившихся.
- Но ведь никто и не выдает копию за подлинник?
- Тогда зачем?
- Чтобы воссоздать исторический ландшафт, а лет через двести и это будет памятник...
- Чему? Разве что для того чтобы показать, как понимали деревянное зодчество XVIII века в начале XXI? Несколько лет назад я руководил работами по созданию этнографического парка «Богословка» - к сожалению, он реализован на территории Невского лесопарка лишь в малой степени. Мы начали с воссоздания Покровской церкви села Анхимово, что на Вытегре. Кстати, непосредственной предшественницы кижской Преображенской церкви (скорее всего, оба храма рубила одна плотницкая артель).
Она сгорела в 1962 году, но за несколько лет до этого несчастья Александр Ополовников сделал тщательный обмер и разработал проект реставрации, однако, как часто бывает, до самой реставрации руки так и не дошли. Было решено построить в «Богословке» копию этой церкви. Я ездил туда целый год два-три раза в неделю. Постоянно общался с плотниками, там работала опытная бригада Сергея Волова из Карелии. Сделали все как будто бы добросовестно. Когда вы смотрите издали, то силуэт действительно похож. Но, подойдя ближе, по множеству деталей видите, что это никакой не XVIII век. Я уже не говорю о том, что все окружение совсем иное. Мне, к счастью, довелось видеть этот замечательный храм, и потому было с чем сравнивать.
Например, торцы бревен отпилены бензопилой, а не вырублены топором. И это только одна деталь, а их там сотни. Да, многие не заметят подмены и храм, срубленный в XXI веке, сочтут храмом начала XVIII. В результате мы восстановили памятник? Нет, лишь его отдаленное подобие. Фотографии рассказывают о памятнике лучше.
- Но в Летнем саду скульптуры, которые больше не могут находиться на открытом воздухе, заменили на копии. Почему это нельзя сделать с деревянными памятниками, воспроизведя ландшафт?
- Для Летнего сада это правильно, хотя поставили там негодные копии. Надо было сделать их из мрамора, как и оригиналы. Правда, такие копии обошлись бы существенно дороже, да и работы растянулись, наверное, лет на десять, но тем не менее правильнее было бы деньги потратить на них, а не на строительство новодельных Малой оранжереи, птичника, фонтанов, которые напоминают театральные декорации... Но все-таки в этом случае вы можете увидеть оригиналы в специальном помещении, а с памятниками деревянной архитектуры это невозможно: они погибли.
- Как быть с городскими домами-памятниками, с избами, в которых люди живут?
- Для памятника нужны два условия. Первое - чтобы его владелец, не важно, физическое лицо или юридическое, взял на себя охранные обязательства. Второе - это система преференций, субсидии на ремонт, уменьшение налогов на затраты, связанные с содержанием памятника, но одновременно неотвратимость санкций при нарушении условий договора.
В европейских странах размер поддержки зависит от дохода владельца памятника и от затрат на его содержание. Это порождает заинтересованность в сбережении дома.
Для бесхозных памятников у нас на первых порах нужна элементарная консервация, прежде всего — починка крыши, ибо главная беда для любого деревянного здания - влага. Добротная крыша продлевает жизнь здания на многие десятилетия.
- Теперь о Петербурге. Сейчас много разговоров о стратегии сохранения наших деревянных памятников.
- Прежде всего скажу, что городские и загородные усадьбы, дачные дома с яркими проявлениями стилевых особенностей почти всегда относятся к профессиональной архитектуре. Увы, в самом Петербурге сохранилось менее 30 деревянных памятников, до войны же их было несколько сотен. А потому каждый «еще живой» становится на вес золота.
Сейчас по инициативе КГИОП «Студия 44» занимается концепцией сохранения деревянных памятников в Петербурге и пригородах. Их, стоящих на государственной охране и выявленных, не так уж и много: всего 273. И вот пока еще не полные сведения: с 2011 года из них погибли 20 и примерно столько же превратились в руины, 12 перестроены в новых материалах, но с приблизительным сохранением прежнего вида. Вряд ли их можно числить в памятниках. В лучшем случае они сохраняют некоторые признаки традиционной застройки.
- Какие у нас самые серьезные утраты?
- В Пушкине это дом Фридентальской колонии, построенный в 1820 году по проекту выдающегося архитектора В. П. Стасова, дача Н. Е. Сверчкова (С. А. Тампи) 1905 года архитектора С. А. Данини (сейчас она построена заново в новых материалах), там же - дом самого этого архитектора; в поселке Молодежном дача Воронина (А. А. Рейнбота) 1905 года, описанная в рассказе Леонида Андреева, в поселке Смолячково дача известного ученого-невропатолога В. М. Бехтерева. И это лишь малая часть потерь только за годы XXI столетия.
- Ваши рекомендации?
- На основе концепции должна быть составлена и принята целевая городская программа, предусматривающая внесение изменений в федеральные законы, допускающая финансирование реставрации памятников, находящихся в частных руках. Должна быть разработана система санкций и преференций. Деньги потребуются немалые, но ведь их надо тратить не за один год.
И еще: уже в концепции будет перечень памятников, находящихся в аварийном состоянии, и по ним должны быть незамедлительно проведены консервационные работы.
- А программа реставрации - это следующий этап?
- Подождите. Концепцию будет рассматривать полгода КГИОП, потом она должна быть утверждена на городском правительстве, и только после этого может быть принято решение о следующем этапе - создании программы.
- В лучшем случае программа заработает в 2020 году?
- Реально - да. Но противоаварийные работы, как я уже сказал, должны бы начаться уже на будущий год.
Заканчивая этот долгий и, к сожалению, нерадостный разговор, скажу, что наша дачная архитектура - удивительный и малоизученный пласт отечественной архитектуры XIX - XX веков, который мог бы стать таким же вкладом в мировую культуру, как русский авангард и народное зодчество. Мог бы стать, если бы...
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 180 (6289) от 28.09.2018 под заголовком «Куда уходит страна дерева?».
Комментарии