Как победить «дурман»?
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Гость редакции — кандидат юридических наук, полковник милиции в отставке Георгий ЗАЗУЛИН
Опыт нашего сегодняшнего собеседника поистине универсален. Химик по образованию, он начинал службу в милиции с должности эксперта научно-технического отдела. Еще несколько лет работал участковым инспектором, потом перешел в уголовный розыск опером в управление по борьбе с незаконным оборотом наркотиков. Закончив милицейскую карьеру в звании начальника этого управления, десять лет был российским представителем международной организации «Европейские города против наркотиков». Защитив кандидатскую диссертацию по антинаркотической тематике, работал доцентом кафедры конфликтологии философского факультета СПбГУ, где стал одним из основных участников создания уникальной магистерской программы «Наркоконфликтология». Наркотизм в философско-мировоззренческом аспекте — согласитесь, это звучит интригующе.
— А правда, Георгий Васильевич, зачем вообще нужны некоторым людям наркотики? Это же очевидное зло?..
— На ранних этапах развития человечества они использовались в ритуальных целях. Причем строгая процедура практически исключала их бесконтрольное потребление. Массовому распространению наркотиков мешало и то, что большинство людей находились в жесткой зависимости от своих хозяев — рабовладельцев или феодалов. Кому нужен работник, сознательно губящий свое здоровье? Но с возникновением капиталистических отношений человек начал раскрепощаться. И вот тогда у него появилась возможность подумать о «запрещенных удовольствиях». А поскольку наркотики оказались чрезвычайно выгодным товаром, интерес к ним всячески подогревался. Характерный пример — военные конфликты на территории Китая в XIX веке между западными державами и империей Цин, известные в истории под названием опиумных войн. Результатом их стало то, что Европа завоевала гигантский китайский рынок, при помощи «дурмана» на много лет превратив великую страну фактически в свою колонию.
— Наркотик — инструмент порабощения человека человеком?
— В философском смысле — да. Но для меня как конфликтолога это прежде всего инструмент раскола общества на две непримиримые группы. Он, по сути, порождает новую реальность — мир получения удовольствия без труда. Само собой разумеется, весь исторический путь развития человечества эту реальность отрицает — в противном случае люди просто не смогли бы существовать. Тем не менее она постоянно увеличивает свои масштабы. Возрастает так называемое экспозиционное давление наркосреды. Это совокупность множества факторов, которые определяют для человека выбор: потреблять или не потреблять? Известный ученый Нильс Бейерут выстроил их иерархию. Первый — друзья, употребляющие наркотики. Второй — сложившиеся цены и доступность. В середине 1990‑х в Петербурге, к примеру, героиновый «чек» стоил столько же, сколько школьный обед, — надо ли что‑то комментировать… Третий — отношение к наркопотреблению СМИ и рядовых граждан. Четвертый — эффективность действующего законодательства. Пятый — политика государства в этой сфере. Шестой — социальные условия. Седьмой — знание о последствиях. В нашей стране вся антинаркотическая профилактика как раз только к последнему фактору и сводилась.
— Но ведь один из главных принципов, который мы, идя в ногу с «цивилизованным миром», у себя провозгласили, — это свобода человека самому распоряжаться своей судьбой. Под этим лозунгом, помнится, у нас отменили уголовную ответственность за потребление наркотиков. И даже шла активная борьба за их легализацию. На этой ниве активно работала так называемая Транснациональная радикальная партия. Помните?
— Конечно, помню. Эти борцы и сейчас есть, хотя, конечно, они все больше и больше уходят в отрыв от реальной жизни. Но давайте посмотрим историю вопроса. Законодательство СССР не было каким‑то «партизанским», оно основывалось на трех международных документах — конвенциях ООН.
Правда, прямого запрета потребления там не содержалось, он лишь фактически вытекал из сути текста. Советский законодатель сформулировал эту мысль более конкретно. Если у человека в организме находят запрещенные вещества, то в первый раз наступает административная ответственность. Если в течение года он попадется второй раз, тогда уголовная. Эту статью наши борцы за права человека и выбросили из Уголовного кодекса. Но оставили статьи о сбыте, приобретении, хранении, транспортировке наркотиков. Получился абсурд: потреблять можно, но как это делать, не приобретая, не перемещая и не храня? В принципе это выглядело как косвенный запрет на потребление. Тем не менее правоприменители стали в тупик. И под флагом «свободы» развернулась героиновая эпидемия.
Потом эту оплошность исправили. В законе 1998 года «О наркотических средствах и психотропных веществах» ответственность за потребление вернули. Правда, санкций за нее там предусмотрено не было. По сути — голая декларация. Разумеется, общественное возмущение нарастало — ведь наркомания захлестывала страну. И только в 2002‑м соответствующая статья появилась в Кодексе об административных правонарушениях. Но наработанные за десятилетия навыки борьбы с этим злом к тому времени в значительной степени уже были утрачены.
— Выходит, законодатель все же поступился священными правами человека?!
— Не поступился, а как раз защитил права тех, кто не потребляет. Эта «гуманизация» ударила в первую очередь по ним. Стало расти то самое экспозиционное давление наркосреды как на них самих, так и на их детей. Если мы не боремся с наркотиками, то наркотики борются с нами. Именно из этого надо исходить, продумывая всю антинаркотическую политику. Главной ее целью должно стать не количество изъятых наркотиков и не число отправленных за решетку сбытчиков и поставленных на учет наркоманов, а благополучие рядовых граждан. Сейчас же каждое ведомство, причастное к этой деятельности, руководствуется своими критериями и соответствующим образом формирует свою отчетность. Формально борьба ведется, но общий ее вектор на практике отсутствует.
— Но ведь есть официально сформулированная «Стратегия государственной антинаркотической политики Российской Федерации».
— Да, таких документов было принято уже два — в 2010 и 2020 годах. Но, к сожалению, в них отсутствует, на мой взгляд, главный тезис: создание единого антинаркотического фронта, концентрация всех здоровых сил общества на одном направлении удара. Уверяю вас, это не голая декларация, я знаю, о чем говорю. Мне, например, в начале 1990‑х пришлось побывать в одном из муниципальных образований Швеции — там на 10 тысяч населения три наркомана. Как они этого добились? Во-первых, парламент страны еще в 1978‑м продекларировал глобальную задачу: создание общества, свободного от наркотиков. Все органы исполнительной власти были сориентированы на профилактику наркомании. К каждому, кто хоть раз был замечен в потреблении, тут же приходили три человека — представители полицейского, медицинского и социального ведомств. И шел обстоятельный разговор — как избежать зависимости. На крайний случай имелся и вариант принуждения: назначаемое судом принудительное лечение на полгода. Я, разумеется, не призываю механически копировать этот опыт, у нас есть много своих наработок. Но учитывать в своей работе столь эффективно работающую методологию необходимо!
— Так почему же, на ваш взгляд, в решении столь актуальной проблемы царит ведомственный разнобой?
— А потому что у нас стратегические документы пишут те, кто потом должен будет их исполнять. Они не готовы усложнять себе жизнь и потому не закладывают туда сильные ходы, выгодные и необходимые для общества. Между тем сегодня при каждом более-менее значимом государственном ведомстве имеются общественные советы. Изначальный смысл их создания — контроль за работой данной структуры. И именно на этом уровне, по идее, должны высказываться некие критические суждения, не позволяющие обходить острые углы. Но я проанализировал десяток положений о таких советах и нигде не обнаружил их права на какую‑либо здоровую критику. Это сугубо карманные структуры!
— В итоге…
— А в итоге наша нынешняя стратегия — это попытка усидеть на двух стульях. Соединяется несоединимое — уголовная политика с социальной. Общая цель становится непонятной. Между тем специалисты, которых, к сожалению, у нас не привлекают к этой работе, неоднократно формулировали необходимую постановку задачи. Прежде всего антинаркотическая политика должна быть многоуровневой — отдельно для Федерации, отдельно для региона и отдельно для муниципального образования. Пока же есть только общие слова — одинаковые для всех. Предусмотрена и профилактическая работа. Но при нынешних подходах ее эффективность никак невозможно проверить.
— Вы можете предложить правильные критерии оценки профилактического мероприятия?
— Они вытекают из правильно поставленных целей этой работы. А их всего три. Первая — уменьшить число тех, кто первый раз пробует наркотик. Вторая — удержать от формирования зависимости тех, кто имеет опыт потребления. Третья — удержать в состоянии ремиссии тех, кто завязал с наркотиками. Но наш законодатель такой постановки вопроса не допускает, потому что она ломает установившуюся парадигму. В итоге понятие «профилактика» оказывается размытым. Относится ли к этому понятию, например, спорт? Просто футбольный матч, ясное дело, нет. А если футболисты надели майки с надписью «Нет наркотикам!»? Уже теплее… А если этот матч организовало подразделение по борьбе с наркотиками? Тут уже смело можно отчитываться о большой профилактической работе. А реальный эффект от нее, скорее всего, будет нулевым. Не случайно за тридцать с лишним лет работы в этой сфере я не помню ни одного случая, чтобы за ухудшение наркоситуации в регионе был наказан какой‑нибудь губернатор. У всех прекрасные результаты: борьба идет полным ходом. А то что при этом наркопотребление растет, это не их вопрос.
— Но ведь вообще‑то у нас есть ГАК — Государственный антинаркотический комитет. Именно он, по идее, должен видеть проблему в комплексе, формировать всю антинаркотическую повестку. И в каждом регионе есть его подразделение…
— А вы знаете, кто сегодня возглавляет ГАК? Министр внутренних дел! Мы вернулись к силовой модели решения проблемы. А у «силовиков» простой подход: лучшая профилактика — это уголовное дело. Но ведь мы уже это проходили! Когда я работал в милиции, мы все мечтали, чтобы был создан единый орган, взявший на себя координацию всей борьбы с наркотиками. И вот в 2003 году появилась ФСКН. Во-первых, как ее создавали? Ликвидировали налоговую полицию и всех ее сотрудников в одну ночь сделали наркополицейскими. Во-вторых, из семи тысяч сотрудников милицейских управлений по борьбе с наркотиками тысяча осталась «за бортом». Якобы отфильтровали ненадежных. Разумеется, я за каждого из них, что называется, голову не положу. Но только напомню, что тогда, после дефолта 1998 года, сотрудникам уже несколько лет практически не платили зарплату, а подработки запретили. Мне мои принципы не позволили зарабатывать незаконными средствами, и я ушел в отставку. Не исключаю, что кто‑то, у кого не было такой возможности, мог и пойти на сделку с собственной совестью. Но — тысяча из семи?!
— Тем не менее изначальная идея ФСКН была правильная?
— Безусловно. Только воплотить ее в жизнь так и не удалось. Подразделение, занимавшееся организацией профилактики (это 4000 человек из 40 000), поначалу заработало бурно, но постепенно «сдулось». В итоге осталось очередное силовое ведомство, которое так и не смогло стать реальным центром, координирующим антинаркотическую политику на различных уровнях. Да и как структура уровня федеральной службы может координировать работу министерств? Понятное дело, никак. То же самое произошло, когда в 2006‑м создали ГАК. Задуман он был как орган политического управления, но фактически не обладал никакими реальными полномочиями. Он что, может приказать министру просвещения, чтобы тот ввел персональную ответственность директоров школ за раннее выявление начинающего наркопотребителя в школьных стенах и организацию работы по удержанию его от формирования наркозависимости? Нет у ГАК такого права! Только право «совещательного голоса». Но даже и это реализовать толком не получается, поскольку ГАК состоит по преимуществу из чиновников, а не опирается на экспертное сообщество.
— Итак, давайте расставим правильные, на ваш взгляд, приоритеты антинаркотической политики…
— Выдумывать ничего не надо. Самая успешная война та, которую удалось предотвратить. Главный приоритет — уменьшение спроса на наркотики. Конечно, это выглядит не так эффектно и выигрышно, как борьба с наркотрафиком, задержание наркобаронов, изъятие больших партий товара. Но если удастся уменьшить число потенциальных покупателей, которые стоят в конце этой «пищевой цепочки», то вся она постепенно будет терять смысл. И да — потребление должно быть наказуемо, и наказание должно быть неотвратимо. Но не уголовное, а административное — то, которое не ставит на человеке клеймо преступника, а дает ему шанс не выпасть из социума. И само общество должно быть настроено так, чтобы всеми силами выдавливать этих людей из порочной среды, формировать стойкое, абсолютное неприятие наркотиков…
Вот этого всего не могла добиться ФСКН. За время ее работы количество «наркотических» составов в УК выросло в два раза, санкции по многим из них стали просто запредельными. И какой результат? На фоне победных реляций о перекрытых каналах сбыта, тоннах изъятых наркотиков и прекурсоров шел непрерывный рост наркопотребления и наркопреступности. Один канал перекрыли — появились два других. Вместо растительного наркотика пошла опаснейшая «химия». В итоге наркоситуация стала еще хуже, чем была. Кому такая структура нужна?
— И вот все вернули на круги своя…
— И получилось, что поменяли, по сути, шило на мыло. Насколько мне известно, в нынешней антинаркотической деятельности МВД направление профилактики снова «сдувается». Оценка эффективности работы опять идет по критериям борьбы с общеуголовной преступностью. Сегодня закон дает все возможности для профилактики наркотизма. Есть статья в Административном кодексе, обязывающая к лечению и прохождению реабилитации, и медицинские учреждения готовы проводить эту работу. Уклонение от медицинского освидетельствования предусматривает административный арест. Но, во‑первых, суды очень редко такие меры применяют. Во-вторых, полиции неинтересно задерживать наркопотребителей, доставлять их в суд, контролировать исполнение его решений. Это малозначащая работа, она не украсит отчетность, за нее не дадут премий. Неудивительно, что, несмотря на угрожающие масштабы наркопотребления, койки в наркологических клиниках пустуют. По имеющимся данным, туда попадают только 2 % от общего числа наркозависимых.
— Давайте говорить конструктивно. Вы хотите изменить полицейский менталитет или сделать переоценку критериев работы полиции?
— И то и другое. Вот я открываю министерское положение о Главном управлении по борьбе с наркотиками. Оно на 12 страницах, но о профилактике говорится только в одном месте. Вот с этого надо начинать. Нельзя добиться результата, если бороться только со сбытом, не затрагивая спрос. ФСКН, будучи гигантской структурой, худо-бедно все‑таки эту линию стремилась обеспечивать. Возможности нынешнего антинаркотического ведомства гораздо более скромны, и теперь она, по сути, полностью провалена. И дело даже не в том, что соответствующее подразделение в данном управлении малочисленно и имеет мало полномочий. На профилактику наркопотребления должны быть сориентированы все подразделения МВД. Вместе со всеми здоровыми силами общества. В противном случае через несколько лет нас ждет взрывной рост молодежного наркотизма, наркомании и наркопреступности.
Комментарии