Анастасия Долгошева

Общество 23 мая 2007

Нескучная работа

В Петербурге коротко гостил Чрезвычайный и Полномочный Посол США в России Уильям Джозеф Бернс. Господин Бернс, в свое время названный журналом «Тайм» одним из «пятидесяти наиболее перспективных американских руководителей моложе 40 лет», теперь, в свои 50 с небольшим, пребывает на посту главного представителя США в России. Его нынешний визит в наш город — не политический; потому и наша беседа с послом США коснулась политики в последнюю очередь. В первую же мы говорили об истории дипломатических связей между нашими странами, благо в 2007 году этим связям исполняется 200 лет, а Уильям Бернс помимо того что магистр и доктор в области международных отношений, также историк.

ФОТО Сергея Грицкова

—  Господин Бернс, интересно, как в США оценивали самое начало, зарож­дение официальных контактов между нашими странами?

— Думаю, даже 200 лет назад, когда дипломатические отноше­ния только устанавливались, еще молодое и неопытное американ­ское руководство осознавало важное значение России...

— Тем не менее не Россия была пер­вой страной, с которой США налади­ли дипломатические связи...

— Самой первой страной, на­сколько мне известно, было Ма­рокко.

— Почему?

— О, очень хороший вопрос! Он подвигнет меня глубже изучать собственную историю, чтобы в следующий раз ответить, «почему Марокко». Но Россия входила в число самых первых государств, с которыми Соединенные Штаты установили дипломатические от­ношения. И это не было рядовым дипломатическим событием.

Доказательством того, на­сколько это было важно для США, служит выбор кандидатуры на до­лжность первого представителя Соединенных Штатов в России: первый посланник Джон Квинси Адамс — одна из наиболее ярких фигур в американской истории. Позже он стал президентом США. Пожалуй, по этому примеру мож­но судить, что качество послов в Россию с тех пор стало не таким высоким (смеется. — А. Д.) — ведь больше никто из них не ста­новился американским президен­том, и я также не рассчитываю за­нять этот пост...

Но мне очень нравится рабо­тать в России. И я убежден: то, что делается для развития отноше­ний между нашими странами сей­час, ничуть не менее значимо, чем все то, чем занимались диплома­ты на протяжении всего 200-летнего периода.

— Джон Квинси Адамс стал президен­том потому, что был выдающейся личностью или все же сыграло свою роль то, что он был первым послан­ником в России?

— Его миссия в Петербурге бы­ла довольно сложной, но успеш­ной. Работа в России закалила его и, конечно, внесла определен­ный вклад в формирование лич­ности. И уже как выдающаяся лич­ность он был избран президентом страны.

— Предъявляются ли какие-то особен­ные требования к людям, которые представляют США именно в России?

— Были случаи, когда послами в Москву направляли людей, до того не живших и не работавших в России, — как, например, посла Томаса Пикеринга, с которым я работал во время моего первого пребывания в посольстве в Мос­кве 10—12 лет назад. Но ряд мо­их предшественников имел суще­ственный опыт жизни и работы в России до того, как становились послами: Джеймс Коллинз, мой предшественник Александр Вершбоу... Мою дипломатичес­кую службу в Москве нельзя на­звать скучной и однообразной, иметь за плечами опыт работы в России для потенциального по­сла имеет огромное значение и преимущество. Я помню, каким трудным был переходный период от советского строя; помню, как людям было трудно просто сво­дить концы с концами в 1990-х го­дах. И важно видеть эту перспек­тиву — для оценки того, насколь­ко изменилась Россия.

—  Какие перемены в России со вре­мени вашего прежнего пребывания в нашей стране произвели на вас наи­большее впечатление?

— Конечно, экономические. Это видно и по показателям эко­номического роста, и просто по тому, как изменились такие горо­да, как Москва и Петербург, за этот период. И не менее интерес­но наблюдать, как выросло моло­дое поколение россиян, привы­кших к тому, что у них есть выбор, и умеющих выбирать, — честно говоря, их родителям об этом можно было только мечтать. Сей­час больше интересов в сфере частной собственности, и думаю, что со временем будут развивать­ся и общественные институты и структуры, поскольку они — спо­соб защиты и развития интересов собственников.

Все это требует времени. И все это непросто. Это не было просто и в нашей стране. Но я оптимист относительно способностей и возможностей России в преодо­лении этих трудностей. Сейчас я оцениваю эти возможности с го­раздо большим воодушевлением, чем десять лет назад.

—  Какой момент во взаимоотношени­ях обеих стран вы назвали бы самым дружественным и какой — наиболее критическим?

— Безусловно, наше союзниче­ство в период второй мировой войны было наиболее важным пе­риодом в дипотношениях. Невоз­можно переоценить ту роль, кото­рую Советский Союз сыграл в разгроме фашизма, и невозмож­но переоценить те жертвы, кото­рые вашему народу пришлось принести в этой войне. И надо признать, что эти жертвы были ос­новным вкладом в победу.

А самым критическим было время Карибского кризиса 1962 года, когда Россия и Америка на­ходились в шаге от возможной ядерной войны — это могло иметь совершенно катастрофи­ческие последствия не только для России и Америки, но и для всего мира. Но это также дало возмож­ность понять всю опасность ядерного оружия и уделять больше внимание контролю над ним.

— Когда вы впервые отправлялись в нашу страну, вам наверняка давали советы, как здесь себя вести. Какой совет вам пригодился больше всего?

— Один из лучших советов, ко­торые мне дали, — «прислуши­ваться к людям». У американцев (как вы, может быть, заметили) есть такая манера — проповедо­вать, читать лекции. Да, мы не мо­жем назвать себя лучшими в ми­ре слушателями. Но дипломату, и особенно дипломату в России, очень важно выслушивать чужое мнение. Здесь очень сложное уст­ройство общества, страна пере­живает сложный период, и я не на­столько наивен, чтобы утверж­дать, будто трудности во взаимо­отношениях России и США вот- вот исчезнут. Но, чтобы нам ус­пешнее эти трудности преодоле­вать, надо по крайней мере вы­слушивать друг друга. И старать­ся понять... Но это легче сказать, чем сделать (последнюю фразу господин посол произнес по-русски. — А. Д.).

— Какой стереотип в отношении аме­риканцев у россиян кажется вам наи­более несправедливым? И какой сте­реотип в отношении русских вы сами для себя развенчали?

— Я ощущаю настроение неко­торой подозрительности относи­тельно США и определенный антиамериканизм. И очень часто эта подозрительность основыва­ется на мнении, что после побе­ды в холодной войне США хотят диктовать свои представления о том, как надо жить, свою волю, свое видение — всему миру. Ноя полагаю, что это искажение той роли, которую видят для себя са­ми американцы. Я не говорю, что мы не делаем ошибок — потому что мы их делаем. Например, бы­ли совершены ошибки в планиро­вании послевоенной ситуации в Ираке. Но я не думаю, что амери­канцы действительно заинтере­сованы в том, чтобы наша модель общества распространялась по миру. Большинство американцев гордятся тем, как развиваются на­ши экономическая и обществен­ная системы, и мы полагаем, что часть нашего опыта может ока­заться полезной и в других частях мира. Но мы не собираемся его на­вязывать: не нам делать выбор и не нам принимать такие решения.

Что касается стереотипов о русских... Порой мы находимся под влиянием каких-то старых ми­фов. Это видно по тому, как мно­гие американцы, приезжая в Мос­кву, Петербург или другие круп­нейшие российские города, удив­ляются той степени экономичес­кого развития, с которой здесь сталкиваются. И, как я уже гово­рил, до сих пор удивляются, что у россиян есть возможности выби­рать — не меньшие, чем в других странах.

—  Напоследок лирический вопрос. В России любят старое американское кино. А вам доводилось смотреть со­ветские фильмы?

— «Москва слезам не верит». Очень мне понравился. И «Утом­ленные солнцем» — я видел его в прежний свой приезд в Россию. Я смотрел и более ранние советс­кие фильмы, но мои любимые — именно эти два.

Материал был опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости»
№ 92 (3884) от 23 мая 2007 года.