«Одна заря спешит сменить другую»: как белые ночи стали символом Петербурга
Десятки, если не сотни тысяч гостей приезжают в наш город именно во время белых ночей, чтобы полюбоваться им в пору, когда, говоря пушкинскими строками, «одна заря сменить другую спешит, дав ночи полчаса». Этот феномен всегда служил предметом особой гордости петербуржцев. И хотя наблюдать его можно не только в невском граде, но и в других северных городах и весях, белые ночи воспринимаются все‑таки как сугубо петербургская «принадлежность».
Белые ночи были одним из любимых мотивов мастера пейзажа Степана Петровича Яремича. На картине 1908 года он изобразил пересечение Мойки, Ново-Адмиралтейского и Адмиралтейского каналов./ФОТО из коллекции Государственного Русского музея/РЕПРОДУКЦИЯ АВТОРА
Между прочим, Александр Сергеевич Пушкин, воспевая в «Медном всаднике» белые ночи, еще не знал такого понятия. Его автором стал Федор Михайлович Достоевский, использовав это словосочетание в названии одноименной повести, вышедшей в 1848 году. Правда, в самом тексте выражение встречается лишь один раз и означает время влюбленности и мечтаний.
Писатель Аполлон Григорьев в «Заметках Петербургского зеваки», вышедших в свет чуть раньше, в 1844 году, в журнале «Репертуар и Пантеон», называл петербургские ночи «северными». Он отмечал: «Бездна поэтов описывала и восхваляла наши северные ночи, но выразить красоту их словами так же невозможно, как описать запах розы…».
Исследователи отмечают, что изначально фраза «белая ночь» имела в русском языке смысл «бессонная». Она появилось как калька с французского passer une nuit blanche — «не спать всю ночь». Существует и еще одно понятие, которое применимо к нашим белым ночам: «гражданские сумерки». Их называют так, поскольку в это время естественное освещение настолько интенсивно, что на открытом месте можно заниматься любой деятельностью, в том числе читать и писать без искусственного освещения.
Упоминания о белых ночах можно найти в произведениях многих литераторов Серебряного века. Поэт Николай Агнивцев писал, что именно в это время «вспоминает о минувшем странный город Петербург». Сергей Городецкий посвятил белым ночам стихотворение «Петроградские виденья»: в призрачной мгле, под лучами «нездешней белизны», памятники оживают и сходят со своих пьедесталов. Художник Александр Бенуа в своих воспоминаниях замечал, что нигде белые ночи так не властвовали над умами, как в Петербурге: «Я думаю, что сам Петр, основавший свой Петербург в мае, был зачарован какой‑нибудь такой белой ночью, неизвестной средней полосе России»…
Действительно, для бытописателей Петербурга начала ХХ века город, лишенный привычной дневной суеты, шума и гама, трамвайного звона и рева моторов, словно открывал свои тайны, становился призрачным. Они писали о том, что у белой ночи были свои, только ей принадлежащие звуки: всплеск весел с Невы и каналов, «чмоканье» воды о гранитные набережные и бой курантов Петропавловки. В полночь над Невой разносились торжественные мелодии «Коль славен наш Господь» и «Боже, царя храни». Золотой шпиль собора в сгущавшемся сумраке, по словам Александра Бенуа, «продолжал светиться, словно вынутый из ножен и устремленный к небу меч».
Недаром даже тогдашние путеводители по Петербургу предостерегали: на нервы впечатлительных людей белые ночи оказывают тревожное действие. Они не только приводят в восторг мечтателей, но и лишают сна, волнуют каким‑то странным беспокойством. Александр Блок писал о белых ночах как о времени тревожном, которое «вынимает» человека из привычного мира обыденности и вовлекает в мир таинственный, полный страстей и безумств.
«Славой и мукой Петербурга» называл белые ночи Александр Куприн. В рассказе «Белые ночи» он отмечал: «Ждешь ночи, сумерек, но их нет. Занавески на окнах белые. Тянет на улицу». Но стоит только в белую ночь «сгорбившись, осторожно, крадучись» выйти на петербургскую улицу, как люди, точно в старинной сказке, лишаются тени. Белая ночь виделась писателю как некий портал, через который человек мог попасть в пропасть, в бездну. Исчезнут жители, но Петербург переживет их. «И вот будут проходить дни и ночи… И по ночам будут стоять молча огромные дома, и церкви, и статуи с незрячими, устремленными вперед глазами, и музеи, и театры… И бессонный свет белых ночей будет таинственно ласкать бронзу и камень»…
Не знаю, как вы, читатели, а автор этих строк за полтора месяца белых ночей успевает соскучиться… по ночной темноте.
Читайте также:
Следы прошлого: как пейзаж Новой Ладоги раскрывает тайны каналов и утраченных памятников
Непостоянство Невы: его не представлял себе Пётр I, задумывая блистательную столицу
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 114 (7936) от 27.06.2025 под заголовком «Призрачный Петербург».
Комментарии