Как в 1867 году в Петербурге запретили курить в саду

«Вечером 30 августа в день Александра Невского в Овсянниковском саду играл оркестр полковой музыки и открыты были фонтаны, что привлекло к нему многочисленную публику, непривычную к такого рода сюрпризам. Не все, однако, могли попасть в сад, именно благодаря сортировке... Я был в числе счастливцев пропущенных беспрепятственно и, гуляя по саду свободно, так же, как и прочая публика, курил папиросы», — такова завязка курьезного происшествия, случившегося с корреспондентом «Петербургского листка» на излете лета 1867 года и описанного им на страницах газеты 2 сентября того же года.

Иллюсрация BluOtreMare/shutterstock

Предпоследний летний денек мирно клонился к закату, стрелка часов приближалась к восьми, и тут наслаждавшийся звуками бравурных маршей, шумом падающей воды и табачным ароматом журналист был грубо и внезапно сброшен с небес на грешную землю. Словно из-под земли перед ним вырос полицейский околоточный надзиратель и заявил, что в саду курить нельзя!

Репортер опешил. Как же так? Он великолепно знает правила и помнит все столичные места, где курение запрещено, и Овсянниковский сад в этот список не входит! Газетчик пояснял читателям свое недоумение: «Так как все места, в которых курение воспрещено, перечислены в полицейских объявлениях, и при том снабжены особыми надписями с этим запрещением, на видных местах, то не видя в саду ничего подобного, я счел упомянутое требование произвольным или по крайней мере недоразумением...».

Уверенный в своей правоте, он поинтересовался у полицейского: с каких пор власти запретили курить в саду? Ответ стража порядка обескуражил. Оказывается, баловаться здесь табаком не разрешает... купец Степан Тарасович Овсянников, который по собственной инициативе и на собственные средства обустроил этот зеленый уголок Петербурга.

Действительно, Овсянниковский сад не случайно получил это наименование личным повелением императора Александра II 5 марта 1864 года. Сквер был не только разбит на купеческие капиталы, но и содержался за счет устроителя, при этом был открыт для общественного пользования. Здесь росли самые разнообразные деревья и кустарники — лиственницы, дубы, клены, липы, ясени, тополя, рябина, бузина, барбарис, калина, облепиха, сирень...

По периметру сквера тянулась окружная дорожка, извилистые внутренние дорожки прерывались круглыми площадками с фонтанами. Сквер был обнесен железной решеткой на каменном фундаменте, вдоль которой был уложен тротуар. Словом, столичные жители могли быть благодарны Овсянникову за такой нужный и добротный подарок. Однако согласиться с тем, что купец-благотворитель теперь требует от посетителей вести себя по его правилам, корреспондент «Петербургского листка» решительно не мог.

Журналист вопрошал: «Кому принадлежит публичный сад, находящийся в Рождественской части (на городской земле): городу или устроившему его купцу Овсянникову? В случае, если купец Овсянников есть действительно владелец сада, то каковы его права по отношению к публике, посещающей сад? Может ли, например, он по произволу открывать и закрывать сад? Может ли при впуске сортировать публику по костюмам, то есть не дозволять вход в сад так называемой серенькой публике? Может ли вообще начальственно относиться к посетителям сада?».

Незначительный вроде бы случай ярко высветил серьезную проблему. Все вопросы относительно прав благотворителя на этом участке муниципальной земли были окончательно сняты только в 1895 году, когда Овсянниковский сквер перешел в ведение городского общественного управления и стал содержаться на городские средства.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 165 (6264) от 07.09.2018 под заголовком «Брось папиросу!».