Укрощение дикого камня. Как строили мостовые в Петербурге прошлых столетий
Покрытые гладким асфальтом городские трассы настолько удобны, что кажется, будто в Петербурге они существовали всегда. Хотя это не так: многие старые ленинградцы помнят, как выглядели булыжные мостовые, ездить по которым было сущим мучением. Однако вспоминают они об этом с теплотой, а градозащитники, обнаружив брусчатку, чудом уцелевшую в некоторых переулках, бросаются на ее защиту. Что говорить, гранитные дороги служили горожанам верой и правдой не одну сотню лет и уже поэтому заслуживают не просто интереса, а особого к себе отношения.
Каменное «одеяние» Дворцовой площади, что ни год, приходится восстанавливать: туристы уносят брусчатку на сувениры. ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Под надзором Петра
Первые петербургские мостовые были деревянными, и делали их по старому русскому образцу: на утрамбованную поверхность укладывали горбыли, а сверху стелили доски. Чтобы мостовые сохранились дольше, один из первых петровских указов запрещал обывателям, «какого бы чину кто ни был», носить обувь, подбитую железными подковками, иначе те «жестоко будут оштрафованы».
Но такие дороги были не для сырого петербургского климата, да и на создание более прочных, по образцу европейских столиц, денег в казне не хватало. И тогда царь-плотник велел собирать по берегам Финского залива и озер «дикий» камень и доставлять его в город. Каждому приходившему через Ладогу судну в зависимости от величины надлежало иметь при себе до 30 валунов, а каждая подвода обязана была привезти не менее трех камней нужного веса.
Так был уложен булыжник от Главного адмиралтейства до старой Новгородской дороги, то есть по трассе, совпадавшей с нынешним Невским проспектом. В те времена дороги мостили, как правило, вдоль домов на ширину сажени (1,5 - 1,8 метра), а середина пути, где передвигались экипажи и повозки, оставалась земляной. Но Троицкая и некоторые другие площади города «приоделись» камнем уже целиком.
Домовладельцев обязывали делать дорогу перед своими зданиями и освещать ее фонарями. «Каждому жителю против своего двора посыпать песком и камнем мостить гладко, как будет показано от мастеров, и чтобы были твердо утверждены, дабы весною и в дожди не заносило», - распорядился в 1718 г. первый генерал-полицмейстер Петербурга Антон Девиер. Наставления по поводу того, как с дорог «всякий сор сметать» и содержать их в надлежащем состоянии, находим в указе, изданном через три года.
За счет казенных учреждений и на частные средства к 1725 г. были вымощены Литейная, Шпалерная, Захарьевская, Фурштатская, Сергиевская (ныне Чайковского) улицы. Дело пошло энергичнее, когда после большого пожара 1737 г. этим стала заниматься Особая комиссия о петербургском строении, а во времена правления Елизаветы был принят мостовой налог: деньги на содержание дорог вычитали из жалованья служащих.
Чудный узор под ногами
К концу XVIII века большинство центральных улиц таким образом обрели каменное покрытие (хотя на окраинах города грунтовые дороги оставались еще долго). Причем было несколько видов таких мостовых: так называемая грубая, когда на твердое основание плотно укладывали необработанный камень, обычная, а также двойная: на отсыпанную песком и гравием «подушку» настилали крупный булыжник, а вторым слоем шел более мелкий камень.
Парадные части имперской столицы украшали узорчатые мостовые, где камнем выкладывали замысловатый рисунок. Отдельные отрезки улиц, скажем, у Мраморного дворца, покрывали чугунными плитами (такие дороги сохранились только в Кронштадте). Гораздо изящнее, чем булыжная, и более гладкой была «кубическая» мостовая: диабазная брусчатка, появившаяся вначале перед Исаакием и на Дворцовой площади, была так хороша, что «покорила» другие места города...
«На Петра нередко сетуют за то, что он построил столицу России на болотах, - говорит Елена Путинцева, сотрудник петрографического музея Санкт-Петербургского государственного университета, - и напрасно: материала, пригодного для строительства зданий и дорог, в окрестностях города и чуть дальше, конечно, хватало».
По ее словам, для булыжных мостовых использовали кроме обтесанных волнами валунов гранит Выборгского массива, который выдерживал большие нагрузки и мог служить не одно столетие, доставляли такие камни и с побережья Ладоги. Габбродолериты (субвулканическая горная порода), а особенно метаморфозный их представитель диабаз, тоже прочный и хорошо подвергавшийся обработке, шли обычно на укладку брусчатки. Крупные обнажения таких пород имеются на юго-западном побережье Онежского озера.
Еще проще дело обстояло с плитами, которыми мостили тротуары: выходы путиловского известняка простирались в досягаемой близи на многие сотни верст. В каменной коллекции университетского музея, которую начал создавать в XIX веке выдающийся русский геолог член-корреспондент Петербургской академии наук Александр Иностранцев, эти материалы представлены. Так что нынешние студенты могут подержать в руках такие камни, по которым прошлось, в буквальном смысле, не одно поколение петербуржцев...
По дороге на цыпочках
«Наша семья жила недалеко от Сенной площади, а затем в районе Коломны, где в пору моего детства сохранилось много булыжных мостовых, - рассказывает Регина Дашко, профессор Горного университета. - Ездить по ним на машинах, испытывая тряску и шум, было страшно неудобно». Вдоль проезжей части, бывало, укладывали широкие доски, по которым, как по рельсам, передвигался колесный транспорт, но они быстро ломались или сгнивали. «А каково было дамам, ходившим на высоких каблуках? - добавляет Дашко. - Дорогу те переходили на цыпочках».
В то же время мостовые, строившиеся по типовым правилам, представляли собой непростую конструкцию. Вначале требовалось грамотно выполнить основание, состоящее из песка, щебня и песчано-бетонной смеси. На него укладывали камни так, чтобы точки их соприкосновения создавали треугольник, жесткую фигуру. Затем устраивали не размываемые дождями откосы, водоотводные лотки, колесоотбойные тумбы (гранитные либо чугунные), защищавшие арки и углы зданий от колес экипажей.
Словом, это была новая технология. Секреты умения булыжных дел мастеров если и сохранились, то, наверное, лишь в архивах. А чтобы строить брусчатое дорожное полотно, и подавно нужно было иметь золотые руки. Для этого использовали камни особенно твердых пород, базальт или диабаз (применяли два вида брусчатки: колотую и пиленую), плотно подгоняя их друг к другу и заделывая швы песком, смолой или цементным раствором. Такие мостовые были настолько прочны, что могли служить, казалось, вечность.
«Одна такая мостовая находилась, на моей памяти, у входа в Летний сад, - вспоминает Регина Дашко, - свернув за угол, она тянулась вдоль набережной Лебяжьей канавки. Под дождем брусчатка становилась немного скользкой, но это был, пожалуй, единственный ее недостаток. К тому же влажная мостовая хорошо гармонировала с фасадами старых домов, ее окружавших, блики ее были невероятно красивы...»
Лондонские еловые торцы
Примечательно, что с каменными мостовыми успешно соперничали торцевые, сделанные из деревянных, чаще всего шестигранных, брусков, которые идеально прилегали один к другому. В начале 1820-х по предложению петербургского инженера Василия Гурьева ими замостили в виде опыта два участка дороги: на Большой Морской улице у канцелярии генерал-губернатора и на Миллионной.
Эксперимент удался, и торцевые мостовые пролегли чуть позже на Невском проспекте от Адмиралтейства до Фонтанки, а к началу XX века покрыли в центре города значительную часть улиц.
Технология их строительства была другой: края дороги мостили булыжником, а между ними на просмоленный дощатый настил, а позже на бетонное основание выкладывали шашки-торцы, скрепляя их для прочности металлическими скобами и замазывая швы газовой смолой.
Вслед за градом Петра такие мостовые (проезжать по ним могли почти бесшумно, а содержать их было дешевле и проще, чем каменные) стали устраивать и другие европейские столицы. Хотя за рубежом использовали для этого не только сосну, но и более экзотические материалы: эвкалипт (Варшава), шведскую ель (Лондон) и канадскую лиственницу (Париж). Одно плохо: после каждого большого наводнения, размывавшего в Петербурге эти дороги, отстраивать их приходилось практически заново.
Ко времени широкого наступления асфальта (первый завод по его производству был запущен в 1932-м) деревянные торцы канули в Лету. Да и старую каменную мостовую, «утонувшую» под напластованием культурного слоя, в городе уже не встретишь. А если ее «островки» до последнего времени и сохранялась (спуски к Неве, межтрамвайные пути), то это брусчатка, уложенная в период, когда город отстраивался после блокады и разрушений военных лет, считают специалисты.
Триумф «пятого фасада»
«Проходя по Корпусной улице, находящейся на Петроградской стороне, где ремонтировали асфальт, я увидел недавно фрагмент булыжной мостовой. Таких свидетелей старины легко обнаружить и на других улицах, где ведутся дорожные работы», - делится Вадим Спиридонов, руководитель петербургской архитектурной мастерской «Три».
Другое дело, что с ними делать? Реконструировать и превращать в пешеходную зону можно, но для городского бюджета это слишком дорого: возникает целый клубок проблем, связанных с переносом коммуникаций, нарушением вертикальной планировки и т. д. Да и отсекать проезд транспорта не везде приемлемо. А вот восстанавливать брусчатку в историческом центре необходимо, если «пятый фасад», как называют эти мостовые, вписывается в архитектурный контекст.
«По проектам нашей мастерской оделись в гранит Адмиралтейский проспект, Невский проспект, Петропавловская крепость, Парк 300-летия Петербурга, Стрелка Васильевского острова, - продолжает архитектор. - На одном из таких объектов, залитых прежде асфальтом, где полностью была изменена планировка, помню, услышал высказывание прохожих: да тут ничего, мол, не изменилось. Для меня это была лучшая похвала: значит, появившаяся брусчатка стала созвучна той части города».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 178 (6531) от 24.09.2019 под заголовком «Укрощение дикого камня».
Комментарии