Михаил Пиотровский. Культурное общение как лекарство

В нашем лексиконе сегодня есть слово «бойкот». Он объявлен русской культуре. Людей заставляют рвать связи с культурными учреждениями России. При этом звучит, в том числе и от официальных лиц, что это недальновидно и несправедливо.

Михаил Пиотровский. Культурное общение как лекарство |

Есть и другое слово, применимое к ситуации, — «блокада». Очевидна попытка блокировать деятельность наших музеев, театров. Эта деятельность всегда была культурным наступлением, что не нравилось многим на Западе. Такое наступление — проявление «мягкой силы» — создавало красивый образ России. И у нас в стране у некоторых это вызывало раздражение. Сегодня российская пресса о том, что происходит в культуре, порой пишет более злорадно, чем западная.

Что такое блокада, мы знаем хорошо. В блокадное время музы не молчат. У нас есть опыт, как общаться через кольцо блокады. Надо стараться, чтобы кольцо не сомкнулось и не наступил апартеид — еще одно применимое к ситуации слово.

Я употребил это слово в письме к коллегам — директорам музеев. Когда‑то я интересовался организацией «Черные пантеры», читал Малкольма Икса, Элдриджа Кливера и других. Черные американские националисты пришли к выводу, что черная и белая общины должны жить отдельно. Во времена Советского Союза два мира так и жили отдельно, каждый по своим принципам. Когда началась перестройка, возникли активные международные культурные связи, прекратился апартеид — обособленное существование разных культур.

Сегодня приходится слышать: вот и хорошо, теперь отлично поживем сами. Поживем отлично, возможно, назло всем. Но интереснее жить, взаимодействуя. Культура — наше почти единственное безусловное преимущество. Можно разрушить многое — экономику, идеологию… В культуре мы самоутверждаемся, это надо широко транслировать.

Эрмитаж — французское слово. Музей всегда был глобальным, таким и остается. Мы много раз объясняли, что существует понятие всемирной орбиты Эрмитажа. Если меняется ситуация, наши мероприятия из одних точек переходят в другие. Из Лондона в Казань, из Лас-Вегаса в Амстердам, оттуда в Италию, затем в Екатеринбург…

Есть Эрмитаж и мир вокруг него. Нам интересно везде, одни и те же требования к местам, куда приходит музей, будь то Париж или Новосибирск… В России много наших центров: «Эрмитаж-Омск», «Эрмитаж-Казань», «Эрмитаж-Екатеринбург»… Обсуждается создание культурно-археологического центра «Эрмитаж-Кавказ» в Нальчике. Идут разговоры об Эрмитаже в Оренбурге.

Возникла проблема в Европе — будем активнее действовать в других местах. Таких музеев, как Эрмитаж, на свете немного, он должен проявлять себя глобальным присутствием в разных формах. Дни Эрмитажа проходят в десятке мест. В Европе их не будет по понятным причинам, но кроме России они запланированы в Дубае, Абу-Даби, Китае.

Ковид повлиял на выставочную деятельность. Если брать культурную сферу, то, что в ней происходит сейчас, — осложнения после ковида. Мы знаем, что надо делать. В последние два года отработана схема, как сохранять мосты культуры. Я бесконечно говорю, что это необходимо. Кто‑то соглашается, кто‑то нет. У политиков свои задачи, у военных свои. Культура не должна превращаться в орудие войны. По этому поводу есть разные точки зрения. Мы твердо уверены: наследие великой русской культуры должно быть средством воспитания национального достоинства, но не орудием злобы.

Открытость — форма наступления. Наша открытость не нравилась многим по обе стороны границ. Там звучит: русские хвастают своей великой культурой — наследием русского империализма. Здесь вызывает раздражение, зачем мы к европейцам возим вещи, вместо того чтобы показать их у нас в глубинке. Мы и там тоже показываем. Одно другому не мешает.

Нынешняя постковидная ситуация вскрыла нарыв злости. Культурное общение — лекарство. Надо не злобу культивировать, а снимать постковидный стресс — психоз, нервозность, злость. Мы научились делать проекты, которые несут людям успокоение и отдохновение.

Мир не сошелся на двух-трех местах в Европе. Напомню: уже десять лет у нас нет музейных обменов с США. Все потому, что было отказано в выдаче гарантий, что вещи вернутся, какими бы ни были судебные иски. К нам приезжали только частные коллекции.

Мы продолжали и продолжаем несколько направлений работы.

На днях я выступал на семинаре в Абу-Даби, где было подписано соглашение с Институтом материальной культуры РАН и Географическим обществом о реставрации триумфальной арки в Пальмире. История непростая. Сирия находится под санкциями. ЮНЕСКО проект реставрации обсуждает, но относится к нему холодно. Уже несколько лет мой призыв создать международную компанию по спасению памятников Сирии, хотя и вызывает отклик, каждый раз отодвигается. Мы нашли пути, как участвовать в реставрации в обход санкций.

Восстановление архитектурных памятников — вещь деликатная. Как только мы приходим, раздаются крики: русские сделают все не так, как надо. Поэтому Институтом истории материальной культуры РАН и Эрмитажем начаты исследования арки Пальмиры, каждый упавший камешек описан. Арку, между прочим, французы раньше реставрировали. Многое было сделано не так, как полагается. На фотографиях видны арматура и бетон. Теперь проект будет рассматриваться сначала на международной комиссии, куда входят сирийцы, представители ЮНЕСКО, крупные специалисты по реставрации. Если его одобрят, проект передадут сирийскому правительству, а затем в ЮНЕСКО. Когда найдем способ получить добро и оценку, начнутся работы в соответствии со всеми правилами и принципами реставрации.

Кроме того, Эрмитаж принимает на стажировку сирийских реставраторов и помогает реставрировать разрушенные сирийские рельефы. Если бы эти рельефы привезли в Эрмитаж, поднялся бы крик, что крадут памятники Сирии. Поэтому рельефы везут в Оман, наши реставраторы работают с ними там.

Проявление нашей открытости — деликатная дипломатическая работа. Институт материальной культуры провел обследование памятников Сирии, особое внимание уделяется христианским. Возможно, будем участвовать в реставрации сирийских фресок. Выстраивается линия взаимодействия и работы в условиях войны в Сирии. Это образец «мягкой силы» и того, как надо сохранять мосты.

Еще одна линия, которую необходимо развивать в сложившихся условиях, — новейшие технологии. Мы объявили, что первый этап проекта «Большой Эрмитаж» завершен: созданы открытые хранилища, эрмитажные центры, музей стал местом для общественных событий.

Мы начинаем следующий этап, который называем «Небесный Эрмитаж», — музей с новейшими технологиями. Множество событий будет происходить без перемещения подлинных вещей. Это модно и красиво.

Эрмитаж вовремя и интересно провел аукцион NFT, открыл первые виртуальные выставки «в облаках». Сейчас идет работа над созданием выставки в Китае. Образцом стал небольшой «Виртуальный Эрмитаж», который минувшей зимой мы показали в Белгороде: фасад музея, внутри в виртуальной реальности несколько вещей из Эрмитажа. В Китае будет большая выставка. У нас есть опыт 3D-рассказа о Зимнем дворце, Главном штабе. Это способ работы в постковидных условиях, когда границы закрыты, вывозить искусство почти невозможно. Новейшие технологии позволяют ограничения преодолеть. Думаю, будем продолжать. Есть разговоры о подобных проектах в направлениях Китай, Персидский залив, Ближний Восток.

На днях в Эрмитаже открывается выставка — исследование флорентийской скульптуры эпохи Ренессанса. Изучается мастерская Андрео Верроккьо, где работали замечательные художники, прежде всего Леонардо да Винчи. Должны были приехать скульптуры из Италии, одной из которых, предположительно, касалась рука Леонардо. Она не приедет, но будет представлена копия, сделанная в современных технологиях, и наша скульптура, в создании которой можно также подозревать участие Леонардо.

У нас проходит выставка об археологических открытиях Боспора. Она посвящена великому археологу историку античности Михаилу Ростовцеву. Есть аспект, важный для сегодняшнего дня. Ростовцев был специалистом по Античности, работал в Сирии, много писал о Пальмире. В 1918 году он уехал за границу и стал ведущим антиковедом. Он — один из подарков России миру.

Выставка рассказывает про античное наследие России. Оказалось, оно есть не только в Италии и Греции, но и у нас. Мы — прямые наследники античной культуры, а значит, часть Европы. У нас есть опыт соединения культуры скифской и античной.

Этот год посвящен культурному наследию России. Музеи будут наследие изучать с точки зрения разнообразия и взаимодействия. Российский опыт сам по себе — подарок миру. Люди ощущают себя сильными, когда могут делать подарки.


#Пиотровский #Эрмитаж #музей

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 56 (7139) от 30.03.2022 под заголовком «Культурное общение как лекарство».


Комментарии