Чорон и ытык напоминают о родине. Как реставратор из Якутии поселилась в Петербурге?
Эту яркую восточную красавицу в форменной экипировке реставратора мы приметили в Таврическом дворце, где как раз собрали журналистов, чтобы показать возрожденные парадные залы. Она скромно держалась в стороне, в телеобъективы и фотокамеры попадать не стремилась, но было видно, что испытывает удовольствие от того, что люди оценили ту творческую работу, в которой она участвовала. Знакомимся: реставратор Нюргустана Скрябина. Родом из Якутии. В Петербурге живет уже более четверти века.
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Еще в конце 1990‑х годов Нюргустана приехала в Северную столицу, окончила Мухинку — нынешнюю Художественно-промышленную академию имени Штиглица, кафедра монументально-декоративной живописи. Затем, следуя известной пословице «Где родился, там и пригодился», вернулась домой в Якутию и стала директором местного Дома детского творчества. С одной стороны, все складывалось вполне благополучно, но с другой — не покидало ощущение: что‑то не так…
— Со временем я стала чувствовать, что душа моя как будто бы осталась в Петербурге, — вспоминает Нюргустана. — Я не находила себе места. Дома вроде была и работа, и карьерный рост, и поддержка родственников… Чем же меня пленил Петербург? Помимо своей красоты это все‑таки немного мистический город. В него просто невозможно не влюбиться. Я поняла, что заболела им, в хорошем смысле слова. И эта болезнь уже неизлечима. После долгих колебаний я приняла серьезное для себя решение — ехать в Петербург. Навсегда.
Родные были в полном недоумении. И тогда мудрая мама сказала: «Вернуться‑то она вернулась, да душу свою оставила в Петербурге». И родственники, хотя и нехотя, благословили на переезд.
— Не могу сказать, что на берегах Невы у меня все складывалось просто, — рассказывает Нюргустана. — Никто меня здесь не ждал с распростертыми объятиями. Мне, как и всем приезжим с периферии, пришлось искать свое место под солнцем. В сложные моменты спасали чувство оптимизма и вера в меня друзей и родственников. Да и жизнь всегда была щедра на хороших людей.
В этот период девушке не приходилось заниматься творчеством: надо было растить дочь. От монументальной живописи пришлось перейти к реставрации — здесь было более широкое поле для деятельности и возможности для заработка. Первым объектом реставрации стал Морской собор в Кронштадте. Потребовались немалые усилия, чтобы восстановить почти утраченные сюжеты и лики святых. Нюргустане довелось практически полностью восстанавливать фигуру пророка. Его лик был утрачен, местами лишь сохранился предварительный контурный рисунок. Также она участвовала в реставрации алтарной части композиции «Таинство причащения».
— Это была одна из самых сложных и значимых для меня работ. Перед глазами, как будто это было вчера, мелькают строительные леса, длинная дорога, раннее пробуждение и позднее возвращение домой. А главное, в это время меня в соборе окружали отзывчивые люди. Это очень согревало, — уверяет реставратор.
С тех пор прошло немало времени. Было еще немало объектов. Среди них и Эрмитаж — реставрация масляной живописи в Большой церкви и подготовка лепного декора к золочению в Малой церкви, и Большой драматический театр на Фонтанке — восстановление балконов, и Горный институт, где обновляли роспись потолка в музее, и еще много других. Но особенно запомнилось участие в реставрации Консерватории.
— На протяжении всей работы меня не покидало ощущение, что ее стены по сей день хранят историю о тех людях, которые здесь учились и преподавали. Я даже приходила в Консерваторию чуть раньше, чем мы начинали работу, чтобы послушать… тишину. Казалось, что симфоническая музыка доносилась из самых глубин. Не зря говорят, что город пропитан мистикой и имеет душу, — говорит Нюргустана.
По словам реставратора, она сейчас не представляет себя вне Петербурга, хотя и о своих корнях не забывает. Держит связь с семьей и друзьями, которые остались в Якутии. А петербуржцам с удовольствием рассказывает о родных местах, о якутах, их самобытной культуре, фольклоре, традициях, о суровом климате и бескрайних просторах. Тем более что в последнее время в ее окружении нередко появляются люди, которые проявляют искренний интерес к Крайнему Северу, к Якутии. И возникает большое желание найти летом время, чтобы съездить на этюды и на сплав по реке Лене.
Нюргустана родилась в небольшом поселении Хагаласского района. Родной язык выучила через интерес к якутским песням, которые ее сразу очаровали. Поначалу все заучивала наизусть, а затем с матерью переводила каждое слово.
— Якутские песни замечательные, берут за душу своей мелодичностью и в то же время простотой. В них уникальное описание красоты нашей земли, самобытной культуры. Мама с детства рассказывала мне народные сказки. Хотя я ее больше отношу к людям, которые живут в абстрактном мире цифр, вот отец ближе к миру искусств. Он был замечательным резчиком по дереву, так что я пошла скорее по его стопам. Очень любила с ним переписываться, он понимал меня с полуслова. Его письма были пронизаны душевностью и простотой, — говорит Нюргустана.
Что в ее петербургской квартире напоминает о родине? Некоторые предметы быта. Например, чорон — национальный якутский сосуд для кумыса. Он считается волшебным кубком народа Саха, неразрывно связан с якутским праздником летнего изобилия Ысыах. Есть ытык (мутовка) для взбивания сливок. Из них, добавляя бруснику с сахаром, делают одно из любимых лакомств якутов — керчэх.
На книжной полке особое место занимает якутский героический эпос олонхо «Нюргун боотур стремительный». Это некое свидетельство духовной культуры нации.
— Находясь в Северной столице, стараюсь двигаться вперед, не забывая свои национальные корни, — говорит Нюргустана. — И уверена, что мама, провожая меня в дальний путь, была права: душа моя осталась здесь, в Петербурге. Поскольку здесь я действительно чувствую себя дома.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 245 (7328) от 28.12.2022 под заголовком «Чорон и ытык напоминают о родине».
Комментарии