Состояние — Питер
ФОТО Сергея ГРИЦКОВА
Гость редакции — писатель Ринат Валиуллин
— Ринат, говорят, ваши афоризмы используют на психологических тренингах…
— Некоторые из коучей даже приглашали меня вести какие‑то курсы, поработать с группами. Но я работаю писателем. Люблю слова. Люблю так построить фразу, чтобы она попала в точку. В Интернете частенько мне пишут читательницы, что какой‑нибудь коуч посоветовал им прочитать мою книгу о том, как стать счастливой.
— Героини русской классической литературы, начиная, допустим, с Татьяны Лариной, по‑своему несчастны. Или в роли счастливой жены теряют свое очарование, как Наташа Ростова. А вы знаете главный секрет женского счастья?
— Секрет простой — не бояться быть собой. А для этого нужно научиться говорить «нет», стараться делать то, что доставляет удовольствие, радоваться жизни, найти в ней свое место и непременно себя полюбить.
— Разве любовь к себе не противоречит менталитету российской женщины? А жертвенность? А пострадать?
— Абсолютно противоречит. Это прямо ощущается на уровне поколений. Но мне кажется, сейчас ситуация меняется. Женщины задумываются о том, что невозможно жить только для других или только для работы. Нужно на первое место поставить себя. Вопрос, что является главным в жизни, неверен, потому что главного никакого нет, есть главная — ты. Ты звезда. И как только ты себя почувствуешь звездой — сразу от тебя пойдет тепло к другим. Иначе ты и поделиться им не сможешь.
— А вы сами‑то случайно не психолог?
— Нет, я филолог, а психолог — мой старший брат.
— Он вас чему‑нибудь научил?
— Когда мне было два с половиной года, он поспорил со своими друзьями, что через два месяца научит меня читать. И я не мог подвести брата. Правда, сам я эту нашу семейную историю не помню. Он мне и книжки потом всегда подкидывал хорошие. Книги многих авторов раньше не так‑то просто было достать. Никогда не забуду, как папа принес домой двухтомник Шекспира, и я, девятиклассник, с интересом его открыл, потому что в школе мы его не проходили. Читаю и понимаю — каждое слово попадает прямо в десятку. В общем, он меня так поразил своими емкими афористичными выражениями, что оба тома у меня были расписаны карандашом, все цитаты помечены. И когда я увлекся поэзией, а потом и прозой, старался найти такие слова и выстроить их в таком порядке, чтобы они как можно ярче и как можно более емко выявляли суть моих мыслей и идей.
— Психологизм от брата, афористичность от Шекспира. А чувство юмора откуда?
— Видимо, из деревни. Каждое лето меня отправляли в татарскую деревню, где папа родился. Если в городе все общались по‑русски, то в деревне говорили и шутили на татарском. А подшутить друг над другом они любили, причем с таким добрым и творческим чувством юмора. Наверное, и мое где‑то там зародилось. Я и татарский язык там освоил. Я же татарин, просто вырос в башкирском городке под названием Салават. Но в какой‑то момент почувствовал, что родной городок стал для меня мал, и после школы рванул в Питер. Тут уж культурная трясина засосала меня сразу и основательно, и мне в ней так хорошо живется и так хорошо пишется.
— «Состояние — Питер» — что это за состояние для вас?
— Оно похоже на состояние атлантов, которые держат небо на каменных руках. Мрачное низкое небо давит на тебя, но ты не даешь ему себя раздавить, потому что знаешь: наступят солнечные дни, как сказано у Цоя, у тебя вырастут крылья — и ты начнешь порхать. Надо только, чтобы это ощущение прекрасного солнечного города и красоты белых ночей постоянно жило в тебе и никогда не пропадало.
— Латаете черные дни белыми ночами, по вашему же меткому выражению? И где особенно получается и латать, и порхать?
— Мой любимый маршрут идет от Дворцовой площади в Коломну и занимает где‑то два с половиной часа. Если его прочертить на карте, то получится сердце. Я описал его в своей книге, и некоторые мои читатели тоже с удовольствием по нему прошли.
— Как вы покоряли сердце Петербурга? С чего у вас тут все началось?
— С провала на филфак Университета. Но я все равно решил здесь остаться и поступил в реставрационное училище. Жил в общежитии, выучился на оформителя, ушел на два года в армию, вернулся уже в девяностые и кем только не был — и дворником, и официантом, и разнорабочим, и художником-оформителем. И лишь в 30 лет все же оказался на филфаке СПбГУ. У меня висел этот гештальт, надо было его закрыть, а тут как раз появилось время, чтобы параллельно работать и учиться. После магистратуры я еще десять лет преподавал в Университете испанский, но потом понял, что уже не успеваю и писать, и преподавать, поэтому ушел.
— В литературу? И что — на гонорары сегодня можно прожить?
— Оказывается, можно. Но сначала я занялся самиздатом: получил отклик народа на свои сочинения в соцсетях и первые книжки выпустил на собственные деньги. Сам их начал реализовывать, причем довольно успешно. Меня заметило питерское издательство — опубликовало и сборник стихов, и прозу. А потом позвонили москвичи, предложили интересные условия. Я не стал отказываться.
— Как получилось, что вас захватила женская тема?
— На самом деле первую книгу я написал для мужчин. В моем окружении было много неженатых друзей, и специально для них я выпустил книгу — рецепты отношений, которые приводят в загс. Она неожиданно стала популярной, кое‑кто действительно нашел жен. Я в ней, кстати, в основном опирался на личную историю жизни. Это была инструкция для одиноких мужчин, но почему‑то она особенно приглянулась девушкам.
— Интересно — почему? Может, вы научились понимать женскую логику?
— Женщин понять невозможно. Для себя лично я уяснил, что женщину не надо понимать, ей просто надо дать покапризничать. Своим героиням я предоставляю такую возможность, и мне кажется, читательницы это как раз и ценят. Плюс друзья и знакомые подкидывают мне забавные сюжеты, жена и две дочери дают увлекательную пищу для размышлений, да и меня иногда посещают неожиданные любопытные мысли. Я вообще привык сразу записывать все, что в голову приходит. Мысль — она же долго не задерживается: улетит — не догонишь, а из этих записей может вырасти целая история. Сейчас я, правда, уже ничего не записываю — просто наговариваю: айфон, как известно, научился звуковую речь переводить в письменную.
— То есть вы способны целую книгу постепенно наговорить?
— Я так и делаю. Остается только вывести текст на экран и отредактировать.
— Так ведь можно и живые разговоры записывать, а потом их в диалоги героев превращать. Хотя ваши персонажи уж слишком остроумно и содержательно беседуют — в жизни такое нечасто услышишь, особенно в семейной. Или для вас такое общение — обычное дело?
— Мы же с женой филологи, и в наших разговорах, конечно, много всякого подтекста: каких‑то отсылок, аллюзий. Очень важно говорить на одном языке. Я, например, не представляю, как можно жить с женой-иностранкой — она ведь многих твоих шуток просто не поймет. А юмор — это самое основное, что влияет на наши взаимоотношения, на наше мироощущение. И его отсутствие очень вредно сказывается и на здоровье, и на семейной жизни. Два человека действительно готовы к серьезным, глубоким отношениям, когда у них совпадает чувство юмора.
— Можно сказать, что ваша жена — по совместительству муза?
— Сначала она читала мои еще не опубликованные книги и давала какие‑то советы. Теперь я уже сам справляюсь, а ей некогда: преподает испанский в СПбГУ. Но вдохновляет по‑прежнему.
— Так вы с ней на филфаке познакомились?
— Нет, в метро. У меня сумка была с липучкой, и однажды на станции «Площадь Восстания» эта липучка зацепилась за чулки незнакомой девушки. Представляете, какой конфуз. Пришлось как‑то компенсировать потерю чулок. Договорились созвониться.
— Вы ее липучкой зацепили, а она вас чем? Вообще в петербурженках есть что‑то особенное?
— Конечно. У них есть такая особая культурная прослойка… Думаю, это схоже с десертом. Чтобы пирожное не было приторным, нужна прослоечка — например, с ягодной или фруктовой кислинкой. Чтобы жизнь слишком сладкой не казалась.
— А нет ли у вас рецепта идеальной жены или даже идеальной женщины?
— Идеальная жена — когда она и любовница, и друг, и прекрасная незнакомка. Об этом моя будущая книга, по которой я хочу сделать моноспектакль.
— Вы как раз сейчас над этим работаете?
— Сейчас я дописываю сценарий сериала — его собираются снять по мотивам некоторых моих историй. Конечно, они будут сильно изменены — читатели их, может, даже не узнают. Появится мистический сюжет про таинственный отель: люди готовы заплатить огромные деньги, чтобы провести в нем хотя бы ночь, потому что это может кардинально изменить их жизнь.
— Это уже магическая психология. Но ваши фирменные афоризмы будут в ней присутствовать?
— Посмотрим. Вы же знаете, кино сильно отличается от текста. Там многое, конечно, выкидывается на ходу. Кино — это вообще не про текст. Фильм — это картинки. Почему писателям часто не нравятся их экранизации? Потому что мы с киношниками разговариваем на разных языках. А мне интересно перевести свои истории в картинки. Любая трансформация текста может увлечь своей новизной.
Комментарии