Почему кита называют динозавром
Орнитолог Елена ПАВЛОВА. Фото Дмитрия Соколова
У мощной западной телерадиокорпорации есть детский проект про животных, который в русском варианте называется щемяще знакомо: «Ребятам о зверятах». Для заставших советское телевидение «Ребятам о зверятах» - популярнейшая ленинградская телепередача, которая шла на всю страну.
Она держалась в эфире 35 лет, 20 из них ее вела орнитолог Елена ПАВЛОВА. Научный стаж Елены Александровны куда основательнее телевизионного: она по сей день работает в Зоологическом институте РАН.
- Елена Александровна, в «Википедии» про вас - «журналист», «телеведущая», «зоолог-орнитолог»...
- Все-таки изначально я научный сотрудник, в Зоологическом институте не один десяток лет работаю. А телевидение для меня началось случайно: в 1978 году пригласили в одну из передач «Ребятам о зверятах» прокомментировать сюжет о птицах. Позвали еще раз, еще... Потом сочли, что в детской программе органичнее смотрится женщина-ведущая - до того были мужчины. К тому же эффектно, что эта женщина не боится никаких зверей-змей-пауков.
И я стала постоянной ведущей и автором сценариев. Процесс был такой: мы записывали выпуск, на бобинах отсылали в Москву, там была редакция передачи, потом выпуск шел по Центральному телевидению, затем по Ленинградскому, после передавался по системе космической связи «Орбита» на Дальний Восток. И еще была передача по письмам - живой эфир.
Так продолжалось двадцать лет, а в девяностые Ленинградское телевидение фактически развалилось: были закрыты очень многие программы, в том числе наша. Но, честно вам скажу, я не слишком об этом сожалела: поколения детей сменялись, а рассказывать примерно об одном и том же немножко устаешь.
- Есть какой-то особенно памятный сюжет?
- Их столько прошло, что один не выделю. Мы очень много ездили - и по крупнейшим зоопаркам страны, и в другие страны: Берлинский зоопарк, кстати, изумительный не только сам по себе, но и своим пивом - некоторые берлинцы специально туда ходят пиво пить.
Вот сейчас просто вспомнился сюжет: в Москве снимали человека, который дома держал привезенную с Кубы самку паука-птицееда. Небольшую, с куриное яйцо, но если с конечностями - то размером с суповую тарелку. Когда мы к нему приехали, паучиха у него уже 12 лет жила. Паук каждый год линяет, вылезает из шкурки, как из скафандра, и у нашего героя на полке выстроились эти сброшенные шкурки, от маленькой до самой большой - наподобие фарфоровых слоников.
Сидим, беседуем на камеру, паучиху посадили мне на руку, она пошла-пошла наверх, устроилась на плече, пригрелась...
- Она ж опасная!
- Опасная, но просто не надо ее руками трогать. Вообще животных трогать не следует никаких. Внешность самых милых и пушистых нередко обманчива. Вот есть чудный зверек, кинкажу. Южноамериканский древесный енот. Симпапуля! А зубы и когти острющие: он вроде со мной играет - а у меня все руки в глубоких царапинах.
Или был сюжет с медвежонком в зоопарке. Взяла на руки - как положено, спинкой к себе, чтобы лицо не поцарапал, пузико глажу, он довольно урчит, а потом взял мою руку в рот, почмокал - и стал сжимать челюсти. Как тиски. Руку не вытащить, я, улыбаясь на камеру, потихонечку спускаю медвежонка на пол... Только на полу хватку ослабил. Потом кисть была синяя.
- Говорят, что на телевидении вы, ученая, работали чуть ли не втайне от начальства. Как это возможно, при всесоюзном эфире?
- Тогда было запрещено совмещать работу в разных учреждениях, и я действительно отправлялась на съемки, как партизан. Все делали вид, будто ничего не знают, но как не знать? А потом с телевидения в институт прислали официальное письмо со всяческими благодарностями за мой «вклад в культуру и образование».
К счастью, с дисциплиной было не очень строго: научный работник ведь на месте не сидит - то в библиотеке, то в каком-нибудь вузе. Но иногда отдел кадров устраивал проверки: на входе записывали опоздавших. У сотрудников была тайная система оповещения: первый, кто узнавал о проверке, выставлял в окне нашего кабинета на первом этаже книжку. И все видели, что лучше пойти поработать в другое место, а вернуться уже после обеда.
В институте у меня была полноценная занятость, каждый год экспедиции - от Калининграда до Сахалина, от Баренцева моря до Кушки. В экспозиции музея, кстати, есть кое-что, мной привезенное из экспедиций. Например, гюрза из Средней Азии.
- Орнитологи охотились на змей? К тому же ядовитых...
- Ну из экспедиций везли все... Да, гюрза ядовитая, но ее ловить не пришлось. Недалеко от нашей стоянки в южной Туркмении проходила железная дорога, весной днем жарко, ночью холодно, пресмыкающиеся выползали ночью погреться на рельсы, а утром поезд проходит. И ты этот «урожай» собираешь, потом по частям сшиваешь.
- Почему вы выбрали орнитологию? Что в птицах этакого - кроме того, что они родичи динозаврам?
- В каком-то смысле все мы родственники. Но птицы, конечно, гораздо ближе к динозаврам, чем мы. Было несколько вариантов развития, но только один привел к современным птицам, так называемым веерохвостым, - когда хвост растет как бы из одной точки.
В чем удивительная особенность птиц? Перья. В эволюции они появились примерно одновременно с шерстью млекопитающих. Изначально и то и другое служило теплоизоляции, а перья напоминали пушок. Но они совершенствовались, приобретали и другие функции, в том числе функцию полета. Так вот, у птицы в этом смысле самое совершенное снаряжение. Попытки его искусственно скопировать не удаются. Сейчас инженеры пытаются воссоздать полет хотя бы летучих мышей - это проще.
Но вообще когда у меня спрашивают про «любимую птицу», я уточняю: «На вкус? Тогда фазан». И дома у меня не птицы, а мейн-куны, кот и кошка.
Почему тогда орнитология? Я в школе последние два года занималась на Малом биофаке Университета и твердо знала, что пойду на кафедру зоологии позвоночных, очень сильную. И на ней в свою очередь было сильнейшее орнитологическое направление, всемирно известные ученые работали - Алексей Сергеевич Мальчевский, Юрий Болеславович Пукинский.
Так что и птицы были интересны, и люди, которые птицами занимались. Я нашла себе научного руководителя в Зоологическом институте, Роальда Леонидовича Потапова, и так сюда попала. Мы с ним стали не только коллегами, но и большими друзьями, и проработали вместе больше 40 лет.
Правда, поначалу места в музее не было, и первый год я работала в таксидермической мастерской. В музее есть чучела, в создании которых я тоже участвовала. Японскую лисичку (это рыба такая) - я раскрашивала; помогала замечательному таксидермисту Юрию Старикову делать биогруппу (так мы называем экспозиции, в которых группа животных представлена как бы в естественной среде) с питоном: в Зоопарке погиб питон, какая-то вирусная инфекция.
- Не самая чистая работа. Таксидермисты института на вопрос, чувствовали ли они трепет, работая с останками древнего мамонта, отвечают: «Еще бы. Это же труп - представляете, какая вонь!».
- Да, это самое яркое впечатление. Я к запахам отношусь спокойно, но ответственно скажу: рекордсмен по неприятному запаху - тухлый пингвин. Все остальное мы исчисляли в «тухлых пингвинах». Так и говорили: запах в половину тухлого пингвина, в треть...
Но привыкаешь ко всему. Я ездила в экспедицию на остров Тюлений в Охотском море, небольшой, километр на два. Там на пляже собираются 60 тысяч морских котиков, друг друга давят, особенно достается малышам. Трогать их нельзя, убирать ничего нельзя, и вот все это лежит «в естественных природных условиях» и разлагается. Запах такой, что у нас первые дни в глазах мутилось, будто в воздухе кисель разлили. А потом в этом мареве уже можно было уловить даже аромат какого-нибудь цветочка на скале. Запахи же - в голове: мозг привыкает и переводит их в фон.
Возвращаясь к таксидермии: к нам ведь некоторые будущие экспонаты в свежем виде попадали, так что мы кого только не попробовали - крокодилов, змей. Что добру пропадать? В Зоопарке умерла южноамериканская гигантская рыба арапайма (ее можно увидеть в экспозиции), нам ее свежей передали. Вкусная!
Правда, бывало и по-другому. Звонят из университетского института в Петергофе: у них лет 30 жил осетр, помер, хотят нам передать. Мы размечтались: два метра осетрины - засолим, закоптим! Наш сотрудник поехал в Петергоф. Возвращается - ругается на чем свет стоит: осетр черный, разложившийся, из него даже чучело не сделаешь.
Оказывается, почившего осетра сотрудники института уже успели и похоронить, и поминки по нему справить. А через несколько дней подумали: не подарить ли музею? Выкопали... В общем, потом уже мы им звонили: «Коллеги, забирайте своего осетра, хороните второй раз, можете опять поминки устроить».
Но таксидермия, конечно - это мастерство. У нас в экспозиции есть биогруппа с амурскими тиграми. Они резко отличаются от других чучел: тигры в движении, будто настоящие. И это совершенно загадочная история. Такую динамику можно имитировать, только используя метод так называемой скульптурной таксидермии: из глины делается скульптура в полный рост, по скульптуре создается форма, по ней выклеивается манекен, на манекен набивается шкура... Но дело в том, что тигры сделаны 150 лет назад, а этот метод появился только спустя полвека!
Где и кто сделал этих тигров - неизвестно, хотя есть версия, что Клодт. Мы знаем только, что эта биогруппа стояла в кабинете Александра II, потом он подарил ее музею.
- Сейчас вы наукой занимаетесь?
- В академических институтах постоянные сокращения. Когда я в институт поступала, было 500 сотрудников, сейчас 250. А еще старики «уходят» естественным путем. Нас в кабинете трое было, я одна осталась - двое уже «на стене», портреты. А молодежь в основном воспринимает институт как трамплин: у ЗИН РАН высокий международный престиж, после аспирантуры довольно легко найти работу за границей.
Как научный сотрудник я попала под сокращение по возрасту - да и мне было бы трудно соответствовать: методы исследований сейчас совершенно другие. Я перешла в методисты, в музей: создаем совместные программы с другими музеями, со школами. Иногда веду экскурсии.
- Сейчас много отличных научно-популярных фильмов - неужели чучела или скелеты способны впечатлить?
- Это разные вещи. Вообще чем музей отличается от шоу: картину Рембрандта можно увидеть и в журнале, и на экране компьютера, но настоящий Рембрандт - в Эрмитаже. Так же и у нас. Мы показываем настоящее.
Вы знаете, очень часто люди заходят в музей - и «Ой! Какой мамонт!» или «Ой, динозавр!». Это все - о скелете синего кита. Потому что реальных размеров не представляют, только на картинках видели.
Конечно, многие наши чучела очень старые. Но я всегда говорю: «Друзья мои, а пирамиды египетские не староваты? Может, их подкрасить, подновить?».
Дело не только в том, что эта лошадь или собака когда-то дышали, ели, бегали. А в том, что хозяином конкретно этой лошади и собаки был Петр I, он их гладил, кормил. Это история. У нас коллекции, собранные учеными мирового уровня - Пржевальским, Козловым, Семеновым-Тян-Шанским. Наша коллекция колибри - крупнейшая в Европе. Ей 200 лет, сейчас такую было бы не собрать, а тогда сотрудники российского посольства в Бразилии, отдыхая от дипломатических и шпионских занятий, увлеченно создавали коллекцию.
Или мамонтенок, которого извлекли из вечной мерзлоты: да, он выглядит некрасиво, но он реальный. И я уверена: никаких «интерактивных игрушек» здесь не нужно. В Зоологическом музее, возможно, самая большая в мире коллекция животных, тут настоящее-то рассматривать - жизни не хватит.
Самые благодарные наши слушатели - детсадовского возраста. А вот сейчас у меня был третий класс, и видно: две трети сохранили любознательность, а остальные рефлекторно за мобильники хватаются, уже появилась цифровая зависимость. Иногда приходится и взрослым замечание делать: приходит молодая учительница с классом и ходит за нами, уткнувшись в телефон. У старших классов уже четкое разделение: те, кто собирается дальше идти «в биологию» - слушают, спрашивают, а остальные урок «отбывают».
- Взрослые в музей приходят? Сами по себе, без детей?
- Конечно, для взрослых есть специальные экскурсии. Например, недавно приходили участники съезда, что-то по теме гражданской обороны - суровые отставные подполковники, полковники. С удовольствием ходили по музею.
- У вас любимый экспонат есть?
- Наверное, я вас удивлю. У нас давно, лет сорок назад, работали две замечательные сестры-художницы по фамилии Цорн. Очень милые почтенного возраста дамы. Они делали изумительные искусственные растения для биогрупп.
Так вот когда у меня неважное настроение, особенно глубокой осенью, я иду к биогруппе с лосями или медведями и любуюсь, как проработаны листки на деревьях и кустах, какая аппетитная малина или земляника. Будто лето возвращается.
- Про «личную жизнь» можно спросить?
- Дочка закончила биофак, тоже экскурсоводом работает. Сын - врач-реаниматолог. У меня пять внуков: старшей внучке 20 лет, младшему внуку 2,5 годика.
Мы с мужем (ведущий научный сотрудник ЗИН РАН Сергей Александрович Леонович, доктор биологических наук, паразитолог. - Ред.) познакомились на первом курсе и с тех пор вместе. Много путешествуем: Индия, Таиланд, Индонезия, Камбоджа, Цейлон, Мальдивы, Египет, Иордания, Мексика... Никогда не обращаемся в агентство - приезжаем в страну, берем машину. И никогда не живем в курортных отелях - едем по заповедникам. На курортах скучно, а тут - то крокодильчик метра в три выползет, то игуана зашипит, то носухи к дороге из кустов выбегут...
На будущий год планируем Китай, а через год очень хочу в национальные парки Кении и Танзании. Дорого, потому что туда самостоятельно не приехать, только через агентство, но для меня Африка - «железный» пункт, отпраздную там свой юбилей.
Комментарии