Объяснение в любви. К юбилеям Владимира Кондрашина и Вячеслава Платонова

Баскетбольному тренеру Владимиру Кондрашину на этой неделе, 14 января, исполнилось бы 90 лет, а его другу и волейбольному коллеге Вячеславу Платонову в понедельник, 21 января, было бы 80.

Владимир Кондрашин. 1979 г. ФОТО Сергея ГРИЦКОВА

Тридцать лет назад, 14 января 1989 года, «Ленинградская правда» опубликовала мое поздравление великому баскетбольному тренеру Владимиру Петровичу Кондрашину, которому в тот день исполнилось шестьдесят лет. У Ильи Авербаха есть фильм «Объяснение в любви», говорилось в тексте тридцатилетней давности, с нескладным и чистым героем Филиппком. По определению автора фильма, его герой «сумел прожить свою жизнь, а это не просто - прожить именно свою жизнь... маленький рыцарь жил не вопреки себе, а по себе».

За пять лет до юбилея Кондрашина, за два года до смерти режиссера я припомнил один наш разговор с ним в Доме кинематографистов в Репине.

- В Белых Столбах под Москвой я отсматривал как-то зарубежную хронику. Устал до чертиков и, чтобы отвлечься, заказал американскую ленту о баскетболе. Кино примитивное, обыкновенный репортаж, но что делали эти небожители - Уилт Чемберлен, Билл Рассел, Джерри Лукас... И знаешь, кого я вспоминал, когда наблюдал в просмотровом зале кинохранилища за титанами профессионального баскетбола? Нашего Кондрашина. Это же гениальный тренер! Абсолютно земной, с виду простоватый, а интуиции хватит на всю НБА и еще на нашу высшую лигу. Для меня было ни с чем не сравнимым счастьем видеть и слышать, как Петрович ведет игру, когда я садился во время матча прямо за спартаковской скамейкой. Хочу сделать о нем фильм и смонтировать игры наших баскетболистов и американских профессионалов. Пусть они хоть на экране встретятся, раз в жизни не получается...

Теперь уже встречаются и в жизни. А вот фильм о Кондрашине Авербах так и не снял. Не успел.

Нет до сих пор фильма о Кондрашине. Нет книги о Кондрашине. Нет книги Кондрашина. Не сделали, не предложили, не уговорили, не настояли. Можно подумать, что у нас много Кондрашиных. Можно подумать, что у нас есть второй Кондрашин.

Через неделю с объяснением в любви к другому замечательному тренеру - Вячеславу Алексеевичу Платонову, отметившему 21 января пятидесятилетие, обратился со страниц «Ленинградской правды» прославленный поэт защитник нашего города в годы Великой Отечественной войны Михаил Александрович Дудин, отменный знаток и болельщик спорта. «Иногда я сам себя спрашиваю: почему хожу на стадионы? - писал Дудин. - Да потому, что спортивная игра всегда была для меня праздником. И я без этих праздников жить не могу. Они для меня и отдых, и вдохновение, и зарядка для души и тела. И тут нет ничего странного. Ведь в природе все живое играет. Играет жаворонок в небе над своим гнездом, играет аист на высокой липе, закидывая голову, и трещит красным клювом, оглашая окрестности своей радостью. Играет река на перекате, и облака над рекой... Самой природе без игры нельзя. А уж про человека и говорить нечего! Человек без игры - не Человек. У него без игры нет радости в жизни. Вернее, эта радость не полная.

В спорте эту радость доставляют людям мастера. Одним из таких мастеров радости является Вячеслав Алексеевич Платонов. Я помню его давным-давно, когда он был игроком ленинградской армейской команды. Его крепкая ладная фигура, сильные руки и гибкое туловище, посаженное на чуть вывернутые в икрах, легкие в передвижениях ноги, его как бы повелительное обращение с мячом были исполнены какой-то особенной красоты и слаженности. Он отдавался игре целиком, и его красивое, осененное русой прядью косого пробора лицо всегда светилось сосредоточенностью и вниманием. Из прекрасного игрока Платонов вырос в одного из лучших, если не самого лучшего тренера мирового волейбола. Он приносит людям радость, в этом его призвание. Он понимает, что без игры радость человеческая неполная. Поэтому я хожу на стадионы. Заряжать свою душу радостью, и жаворонок моей радости ликует в голубом провале между облаков».

Михаил Александрович отчаянно переживал за футбольный «Зенит», волейбольный «Автомобилист», баскетбольный «Спартак», любил Платонова, Зайцева, Кондрашина, Белова. Надо было видеть, как он ликовал, когда «Спартак» побивал ЦСКА или «Жальгирис», как обнимал Кондрашина - у Петровича были тысячи преданных друзей, в том числе из мира литературы и искусства. Но, пожалуй, самыми очарованными поклонниками его интуитивной манерой ведения игры (интуиция - это голос души) были трое наших земляков - поэт Дудин, кинорежиссер Илья Авербах, режиссер и артист Игорь Владимиров.

Почему люди искусства и у нас, и в Америке, и во Франции, и в Испании всегда тянулись к людям спортивной игры? Может быть, потому, что «искусство - это только игра, подобная только жизни, подобная только огню, пылающий пепел костра». Мне очень нравятся эти слова испанского поэта Антонио Мачадо.

Разжигать огонь, согревающий, заряжающий душу радостью, - удивительная профессия. И странная. Борис Андреевич Аркадьев, Станиславский футбольного театра, как-то заметил: «Странная у нас профессия. В высшей степени странная».

Дело в том, что диктатор по своей сути, тренер есть самая зависимая фигура. Зависимая от хозяев клуба. От высшего начальства. От публики. А прежде всего от игроков, их таланта, разумения, природных наклонностей.

Труднее всего снести величие. И свое, и уж совсем невыносимо величие соседа по общежитию, товарища по ремеслу, земляка. Два магистра игры, ощущавших не только сердцебиение каждого своего игрока, но и, казалось, радостное содрогание сердца мяча, достойно переносили и свое собственное величие, и величие друг друга. Закадычными друзьями они не были, но жили с оглядкой друг на друга, причем каждый относился к собрату с ревнивой нежностью.

Занимаясь в высшей степени странной профессией, к тому же в России, к тому же в «великом городе с областной судьбой», они руководили национальными, работающими на величие державы, командами - сборными страны по баскетболу и волейболу, что добавляло странности их положению, ибо руководить державными интересами в любой отрасли у нас положено из одного центра - Москвы, столицы.

Москвой два питерских тренера в отличие от чеховских трех сестер не бредили. И чем больше Москва тюкала их по голове, чем более подозрительными и вызывающими были для спортивных властей их независимость, непрактичный идеализм (одному вечно недоставало в учениках «огня в глазах», энтузиазма веры, другой призывал подопечных «сыграть за песню»), сочетавшийся с жесткой деловой хваткой, тем сильнее было их отторжение от столицы, ее подковерных игр. «Дворцовые» интриги их никогда не упоевали. Разве что интрига непостижимой до конца и всегда непредсказуемой игры горячила кровь этих спортивных полководцев - по-кутузовски мудрого, осмотрительного, путающего следы, заманивающего, подманивающего противника Кондрашина и по-суворовски стремительного, настолько стремительного в сокрушительной атаке, что хитроумная основательность подготовки и незаметна, - Платонова.

Мне посчастливилось много писать о Платонове и с Платоновым (я был автором литературной записи двух его книг - «Уравнение с шестью известными», «Суд над победителями» и редактором-составителем третьей «Моя профессия - игра»), меньше о Кондрашине и никогда - с Кондрашиным. В начальную пору нашего знакомства бросалась в глаза разительная непохожесть в манере одеваться и держаться принципиально незаметного в своем постоянном свитерке, руки в брюки, ходящего бочком, бросающего на ходу какие-то реплики, бурчащего себе под нос, вечно жалующегося, прибедняющегося Кондрашина и всегда одетого с иголочки, по последней моде, артистичного, громогласного и на спортивной площадке, и за накрытым столом Платонова. Внешне разные, они не изменяли своим привычкам. Платонов и после трех операций не бросил курить, Кондрашин по-староверски на дух не переносил табачного дыма и не понимал в глубине души, что за удовольствие находит Платонов в рыбалке, хотя отдавал должное его рыбацкому профессионализму: «Да будь у меня такое умение, как у Славки, тягать лососей, судаков, налимов, я бы на пушечный выстрел к залу с мячом не подошел».

С годами, однако, все резче, рельефнее, проступало общее, их объединяющее, делающее этих разительно не похожих по житейским меркам людей братьями. Корни их братства, их духовного сродства лежат в Игре, России, Ленинграде - Санкт-Петербурге. Они и сейчас, когда их нет с нами (Владимир Петрович умер 23 декабря 1999-го, Вячеслав Алексеевич - 26 декабря 2005-го), числятся по трем этим ведомствам, в них ленинградская отдельность, независимость переплетены с широтой, размашистостью русского характера, с природным умом, быстрым разумом, которому, как известно, внятно все - и жар холодных чисел, и способность распутывать гордиевы узлы игры. А мы навсегда останемся благодарны им за кондрашинский баскетбол и платоновский волейбол, помогавший нам оставаться людьми.

 

Вячеслав Платонов. 1990 г. Фото: Александр ДЕМЬЯНЧУК / Из архива редакции

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 008 (6361) от 18.01.2019 под заголовком «Алексей Самойлов: Объяснение в любви с нотой печали».