Коммуналка графа Румянцева
«Думаю, люди были добрее. А мы, дети, всегда знали, что даже если мамы нет дома, то есть тетя Маша, дядя Ваня... Как там было у Аркадия Райкина?.. Кто-то свистнет, кто-то шмякнет... В общем, жили одной дружной коммунальной семьей». Автор этих воспоминаний - Сергей Арно. Ныне публицист и заместитель председателя Союза писателей Петербурга, а в прошлом - житель коммунальной квартиры. О ней, собственно, и речь.
Коммунальная квартира удостоилась памятника при жизни.
ФОТО Александра ДРОЗДОВА
Коммуналки - это легенда Петербурга, его позор и его гордость. Это явление сыграло (и продолжает играть) такую роль в жизни города, что заслужило свое место и в литературе, и в музыке, и в живописи. А теперь еще - и в музейном деле. Коммунальная квартира, в которой когда-то жил Арно, стала музеем. Нет, не музеем-квартирой Арно, а музеем имени себя самой - обычной питерской коммуналки.
Этой квартире просто повезло. Она располагалась под самой крышей в знаменитом особняке Румянцева на Английской набережной, 44. Похоже, помещения эти предназначались прислуге: вдали от парадных залов, никакого тебе декора, окна - во двор.
В начале 30-х годов прошлого века начался процесс превращения особняка в жилой дом. Сначала заселяли те пространства, которые не нуждались в перепланировке. То есть клетушки для прислуги. Предполагалось, что перепланировка пойдет дальше, наступая на дворцовые интерьеры... Но в 1938 году от этого плана, к счастью, отказались. Особняк отдали под Музей истории и развития Ленинграда (теперь - филиал Государственного музея истории Петербурга). А уже заселенные коммуналки остались. С тех пор они и сосуществовали: внизу в парадных залах - музей, а вверху - коммуналки. У каждого - своя жизнь, свой вход-выход, свой уклад.
«Нашей семье дали отдельную квартиру лишь в 1970-х годах, когда я был подростком, - рассказывает Сергей Арно. - Не помню, что я чувствовал тогда. Знаю лишь, что мне всегда очень нравилось осознавать, что я живу в музее. А теперь, выходит, я и сам стал музейным экспонатом».
Всего четыре комнаты, довольно большая кухня - для четырех-то семей. Простор - гуляй не хочу! И не страшно, что туалет один на всех. Народу-то всего 10 - 12 человек. По ленинградским масштабам - малонаселенная квартира. И все же теперь она - отмытый, причесанный и музеефицированный символ того быта, который еще не ушел в историю, но уже стал историческим экспонатом. Хватает за душу, тревожит, заставляет вспоминать старые предметы, быт, отношения... Нет, не хочется соглашаться с Сергеем Игоревичем. Про «люди были добрее» сегодня всерьез может говорить лишь тот обитатель коммуналки, который давным-давно живет в отдельной квартире.
В простенке у входа - длинный ряд электрических звонков. Классика! А вот до чего музейщики румянцевского особняка не смогли додуматься, так это - до такого же ряда электрических счетчиков - по числу семей. Во многих коммуналках Петроградской стороны сохраняется эта древняя традиция - вести раздельный учет.
- В 1960-х годах в нашей квартире на пять семей в туалете было пять лампочек, - рассказал посетитель музея старожил Петроградской стороны Вацлав К. - И все друг за другом следили, чтобы не дай бог кто не включил чужую. А потом, когда сменили проводку и убрали лишние лампочки, соседи принялись едва ли не секундомер включать: кто дольше в сортире сидит, тот, значит, и платить должен был соответственно. Особенно старался следить за всеми ответственный квартиросъемщик.
В 1970-х годах эта должность исчезла из коммунальных документов, но продолжала существовать в бытовой повседневности.
- Да, помню, меня такая «ответственная квартиросъемщица» чуть со свету не сжила, - подключилась к разговору другая посетительница музея, не старая еще дама, увлеченно фотографировавшая экспонаты румянцевской коммуналки. - Я по молодости с ленцой была, могла запросто оставить на ночь на столе немытую посуду. Так она ночью мои грязные чашки-ложки выбрасывала в помойное ведро... Я, конечно, до сих пор ее ненавижу, но, знаете ли, с тех пор не могу нормально уснуть, пока не наведу в кухне чистоту.
Воспоминаниям стоит лишь начаться. И их уже не остановить. Особенно если они о былом трудном, но... (веселом, интересном, счастливом - нужное подчеркнуть) коммунальном прошлом. Хорошо вспоминается в музее - как будто люди рассказывают о страшном нраве чудища, сидя на его шкуре.
- У нас в коммуналке на Фонтанке все дружно жили. Например, все старались помочь тете Вале, когда ее муж домой приходил после пьянки, - прятали ее в своих комнатах. А он бушевал, бил посуду, срывал пальто с вешалок в коридоре, - вдруг заговорила работница самого музея, изысканная и чуть-чуть высокомерная, как все музейные дамы. - Он почему-то только меня и уважал. Я выходила с веником, начинала собирать осколки, он успокаивался и... помогал мне.
Похоже, квартира в графском особняке, сделав свое дело (оживив память), перестала интересовать музейную публику. Каждый задумался о своем, грустя или улыбаясь, посмеиваясь или до сих пор ужасаясь.
Сегодня в Петербурге продолжают существовать больше 80 тысяч коммуналок. И до сих пор больше четверти миллиона семей живут в них. Какая уж тут ностальгия! Пока хочется лишь одного: чтобы коммуналка в особняке Румянцева стала самой распоследней.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 243 (5860) от 27.12.2016.
Комментарии