Заговор без заговорщиков. Почему отставка Хрущева не вызвала резонанса в стране
То, что произошло в нашей стране в октябре 1964 года - Никиту Сергеевича Хрущева на посту лидера государства сменил Леонид Ильич Брежнев, - не вызвало практически никакого резонанса. Народ безмолвствовал, что и было зафиксировано в секретных сводках КГБ. Как отмечает наш собеседник (с ним мы встречаемся уже не первый раз), доктор исторических наук, профессор Института истории СПбГУ Александр ПУЧЕНКОВ, Хрущев к моменту своей отставки уже имел в обществе репутацию вздорного царька, а назначение Брежнева вызвало надежду, что к власти пришел разумный человек.
ФОТО Валентина СОБОЛЕВА/ТАСС
- Александр Сергеевич, смена партийного руководства стала своего рода исторической развилкой: на смену «оттепели» пришел застой... Хотя события в Новочеркасске в 1962 году, когда была расстреляна стихийная рабочая демонстрация, показали, что об «оттепели» говорить не приходится...
- Что касается Новочеркасска... Мне сложно представить, что, случись подобное несколькими годами ранее, Хрущев не поступил бы точно так же. Для него это было просто немыслимо: как может пролетариат, гегемон, выйти на площадь с какими-то антиправительственными лозунгами?
В чем была особенность Хрущева? Да, он развенчал культ личности, вынес тело вождя из Мавзолея, освободил невинных из ГУЛАГа, но, сколь парадоксальным это ни покажется, он до последнего своего вздоха продолжал восхищаться Сталиным как личностью, сумевшей подчинить своей воле огромное государство. Если мы почитаем воспоминания Никиты Сергеевича, то увидим, как он вновь и вновь обращается к вождю, преклоняется перед его масштабом, властностью, умением управлять аппаратом.
Более того, Хрущев воспринял от Сталина очень много привычек. Например, фамильярное отношение к соратникам. Никита Сергеевич был крайне несдержан. Он мог ни с того ни с сего начать поливать человека последней площадной бранью. Мог позвонить из отпуска любому министру и, не стесняясь в выражениях, устроить ему разнос по самому мелочному поводу.
В ближнем кругу он мог сказать в адрес предсовмина Булганина, что у того борода козлиная и сам он козел. В чем-то это копировало реплики Сталина по отношению к Калинину... Хрущев подсознательно воспроизводил сталинский стиль управления.
- Мол, я теперь могу поступать так же, как он, унижавший меня когда-то...
- Именно. Показательная расправа над Берией в 1953-м была произведена Хрущевым в истинно сталинской манере. И все его соратники позже вспоминали, что Никита Сергеевич лично настаивал на расстрельном приговоре... Хрущевские разносы деятелей культуры по сути ничем не отличались от гонений на Зощенко и Ахматову. От Сталина Хрущев перенял и использование лозунгов, которые охватывали и пронизывали всю жизнь страны. «Догоним и перегоним Америку», «Построим коммунизм к 1980 году» и так далее...
Вообще у Хрущева всегда был такой пунктик, о котором пишут самые разные мемуаристы, начиная от Евгения Евтушенко и кончая Михаилом Роммом... Банкет. Хрущев начинает произносить тост и... начинается часовой монолог. Никита Сергеевич заводился в своей обычной манере, он рассказывал о том, как арестовывал Берию, каким кровавым подлецом, маниакально жестоким и патологически недоверчивым, был Сталин в последние годы жизни. Водка плескалась через края рюмки, участники банкета трепетали: когда же им наконец разрешат выпить?
Однако в партии было много людей, которые помнили, как ярко проявил себя Хрущев во время репрессий 1937 - 1938 годов. И когда он однажды устроил разнос Кагановичу, тот бросил ему: а ты разве тогда не был самым активным среди нас? Хрущев осекся: ему нечего было возразить...
Никита Сергеевич действительно искренне хотел изжить из себя сталинщину. Более того, был способен стыдиться своих поступков, совершенных в прошлом. Он неоднократно говорил, что у него не просто руки в крови, он в ней плавает, и она его с головой покрывает.
Однако вот какое важное обстоятельство. Сталин не считал бесчеловечно жестокой созданную им государственную систему насилия. Он, переживший тюрьмы, ссылки, побеги, гибель товарищей, не относил условия в ГУЛАГе к изуверски жестоким. Был уверен, что существуют естественно сложившиеся правила игры, которые являются условиями самосохранения действующей в СССР политической системы. И она несопоставимо более справедливая, чем в других странах, поскольку отражает интересы подавляющего большинства. А дальше - известная максима: «Если враг не сдается, его уничтожают».
У Хрущева в отличие от Сталина не было четкого убеждения, что враг должен быть раздавлен. Недаром любимое слово Хрущева - «единомышленники». Он считал, что за ошибки и просчеты люди не должны платить жизнью. Конечно, он мог того же Булганина, бывшего главу правительства, отправить в ставропольский совнархоз, а Молотова - сначала послом в Монголию, а потом представителем СССР в МАГАТЭ. Маленкова, которого знал весь мир, он послал работать на Экибастузскую ТЭЦ.
Для них это было невероятное унижение, но Хрущев соблюдал принцип: если человек попал в партийную номенклатуру, он не может быть просто взят и уничтожен, как это было при Сталине...
- Вы хотите сказать, что отставка Хрущева - результат его личного конфликта с соратниками? Или все-таки причина лежала в недовольстве его политикой?
- И то и другое. Бывшие ставленники Хрущева «подросли». Их патрону в апреле 1964 года исполнилось семьдесят лет. И они между собой говорили, что Хрущев ведет страну к краху. Что ему ставили в вину? Просчеты в сельском хозяйстве, злосчастную «кукурузную кампанию». Метания во внешней политике. Карибский кризис, едва не приведший к началу третьей мировой войны...
Мы привыкли воспринимать события с 1957-го по 1985 год как безоговорочную эру министра иностранных дел Громыко. А он, по воспоминаниям очевидцев, был белее бумаги, когда ему звонил Хрущев. Почтительно вставал, держа трубку в руках: «Да, Никита Сергеевич... Никак нет... Разрешите обратиться...».
Хрущев вообще сделал внешнюю политику полностью «царским доменом», своей вотчиной. Он считал, что его личное присутствие за рубежом невероятно поднимает престиж советского государства. Его мальчишеские выходки вроде «Видите муху? А вот мы захотим - собьем ее ракетой!» выглядели как блеф, но он был искренне уверен, что никто в мире не имеет права даже иронизировать над советской страной. Потому что это великая держава и самое справедливое государство на земле, в котором победил самый передовой общественный строй.
Очень сильно были недовольны Хрущевым в армии: ее масштабное сокращение в начале 1960-х годов серьезно затронуло военных специалистов и офицерский состав. Многим оставалось чуть-чуть до пенсии, а их просто выставили на улицу...
Хрущев мог устроить истерику на военных учениях и чуть ли не по щекам отхлестать министра обороны Малиновского: «Ты зачем столько танков строишь? Что мы, завоевывать кого-то собираемся?! Нам достаточно ядерного оружия!». Никита Сергеевич был убежденным сторонником того, что надо делать ставку на высокоточное оружие, а наземные силы чрезвычайно дорогостоящи и неэффективны. Он не понимал значение надводных кораблей, чем вызывал гнев командования ВМФ.
Такое впечатление, что Хрущев обладал удивительным искусством наживать себе врагов. Однажды в запальчивости он бросил руководителю КГБ Семичастному: «Все вы бездельники, надо вас распогонить и разлампасить»... Причем это уже после того, как он перевел КГБ в подчинение Совета министров. До этого ведомство подчинялось непосредственно главе государства.
Соратники Никиты Сергеевича ставили ему в вину и то, что он сконцентрировал в своих руках слишком много власти. С 1958 года он был одновременно главой и партии, и правительства. Хрущев объяснял, что иначе, дескать, на Западе не понимают, кто у нас в стране самый главный. Действительно, он, больше всех ратовавший за принцип коллективного руководства, с каждым годом все больше и больше стремился к единовластию.
Одним словом, выпестованный самим же Хрущевым партийный аппарат смертельно устал от его выходок... А секретные опросы населения, которые проводил КГБ, показывали: советские люди к 1964 году считали, что глава страны себя политически исчерпал и был в состоянии продуцировать только глупости. В партийном аппарате бытовало мнение: «Народ устал от Никиты. Народ не любит его. Народ считает Никиту дураком».
- Кто все-таки был во главе заговора против Хрущева?
- В конце 1980-х годов в перестроечных изданиях стали появляться интервью людей, так или иначе причастных к событиям 1964 года. Шелепина, Семичастного (двух неразлучных приятелей, последовательно сменивших друг друга на посту председателя КГБ), бывшего московского партийного лидера Егорычева... В их словах сквозила мысль: мы поторопились с отставкой Хрущева, ему надо было дать поработать еще лет пять...
В конце 1980-х годов эти бывшие государственные деятели в течение нескольких дней в Институте Маркса - Энгельса - Ленина наговаривали на диктофон свои воспоминания о снятии Хрущева. (В 1992 году расшифровка была опубликована в альманахе «Неизвестная Россия».)
Каждый из них дружно кивал на коллегу: мол, это именно тот первым придумать снять Никиту. И все признавали одно: Хрущев был крупным и даровитым государственным деятелем, не то что якобы посредственный Брежнев.
В 1993 году на экраны вышел фильм «Серые волки», посвященный событиям 1964 года (Хрущева там гениально сыграл Ролан Быков), в котором руководители советского государства, сместившие лидера страны, показаны лицемерными и лживыми карьеристами, затеявшими всю эту интригу исключительно с целью продвижения по службе. Вскоре в печати появилось коллективное письмо Шелепина и Семичастного о том, что это кино - абсолютная выдумка от начала до конца, особенно по части интриг КГБ. И дальше: «Решение о снятии Хрущева было вызвано соображениями практической целесообразности. Было мнение, что он уже не тянет».
До сих пор в полной мере неизвестно, кто был инициатором заговора. Но интриги не было бы, если бы в ней не согласился участвовать Брежнев, фактически исполнявший должность заместителя Хрущева по партии. В ту пору Леонид Ильич имел безупречную репутацию фронтовика, опытнейшего и принципиальнейшего партийного работника, к тому же успешно ладившего со всеми сильными мира сего без исключения...
Но и он никогда бы не решился, не зная о позиции председателя КГБ СССР Семичастного. Тот был ставленником Хрущева и, называя вещи своими именами, предал своего патрона... Малиновский также поддержал отстранение Никиты Сергеевича. Против него выступил и его заместитель по Совету министров СССР Косыгин, а также влиятельнейший партийный бонза Суслов, к мнению которого до конца его дней прислушивался уже Леонид Ильич Брежнев.
Участники заговора делились на две категории: одни имели личный счет к главе страны, отношение других выражалось как «ничего личного, только бизнес». Принято считать, что не знали о заговоре лишь Андропов и Микоян. Последний, близкий друг Никиты Сергеевича, был тертый калач: он сразу понял, что активно выступать в поддержку своего товарища не следует.
- В упомянутом фильме есть сюжет: Хрущеву сообщают о готовящемся заговоре, а тот отмахивается: ерунда!
- Известно, и это не является кинематографической выдумкой, что до сына Хрущева сумел добраться охранник бывшего предсовмина РСФСР Николая Игнатова. Тот, лично обиженный Никитой Сергеевичем, был, если можно так сказать, душой антихрущевского вектора в политике.
Охранник Игнатова сообщил о готовившемся заговоре. По словам сына, Никита Сергеевич, услышав, кто в списке, сказал, что это абсолютно разные люди. Он по своей природе не желал верить в человеческую подлость как основу поведения на политическом олимпе.
То, что против него могли выступить преданные ему люди, казалось ему немыслимым. И что Брежнев - глава заговора, ему показалось просто нелепицей. Он считал его человеком, которым все помыкают. Тем более что Леонид Ильич всегда выказывал рабскую преданность Хрущеву...
Хрущев уехал в отпуск. По всей видимости, у него все-таки было какое-то нехорошее предчувствие, и когда Брежнев позвонил ему и позвал в Москву, Никита Сергеевич тут же понял, что будет ставиться вопрос о его снятии с должности. И опереться ему было не на кого.
- Внешне отстранение Хрущева от власти было ведь совершенно законным: собрался пленум Политбюро, он имел полномочия как назначать, так и снимать первого секретаря...
- Абсолютно верно. Шелепин и Семичастный в своем открытом письме в одну из центральных газет как раз на этом и сделали акцент: мол, в фильме «Серые волки» показано, что Хрущева отстранили в результате дворцового переворота. Нет, это было решением партии. Хрущев же действительно был ошарашен всеобщим предательством. Почти как Николай II в феврале 1917 года, когда от него отвернулся практически весь генералитет, еще совсем недавно его боготворивший.
Хрущев заявил: «Согласен, что был с вами груб, несдержан, но я был весь в работе. Вы упрекаете меня в том, что я занимаю одновременно два поста: но ведь это вы меня на них выдвинули. Я сорок шесть лет в партии, я подчинюсь ее решению. Но свое дело я делал не напрасно: изменилось настроение в обществе и в верхах. Можно ли представить при Сталине, чтобы вы хотя бы поставили вопрос о его несоответствии занимаемой должности? Да от вас бы мокрого места не осталось» (цитирую стенограмму пленума 1964 года, которую издал академик Александр Яковлев).
Хрущев просил оставить ему хотя бы какой-нибудь пост, но для его оппонентов это было совершенно исключено. Он должен был исчезнуть с политического небосклона.
В прессе указывалось, что его сняли с поста в связи с преклонным возрастом. Появился даже термин «волюнтаризм», который стал ходячим. Но самое главное, что Хрущев не просто был отстранен от власти: его практически сразу же вычеркнули из истории. Например, в книгах говорилось так: «Советское руководство встретилось с Юрием Гагариным» (Хрущев даже не упоминался).
- Его сделали изгоем?
- Официально - персональным пенсионером. Он жил на даче, выращивал огурцы и помидоры. Формально ему не было запрещено куда-либо выезжать. Время от времени его видели, скажем, в Театре на Таганке; говорят, он пытался поговорить с Юрием Любимовым. К нему на дачу приезжали Владимир Высоцкий и Марина Влади. Но все эти контакты с внешним миром были предельно купированы: Хрущев жил под колпаком КГБ.
Никита Сергеевич обладал мировой известностью, являлся яркой фигурой, сильным оратором, воскрешающим память первого поколения революционеров. И новое руководство страны боялось, что, если Хрущеву будет дана хотя бы какая-нибудь трибуна, его фигура в политическом отношении будет реанимирована...
Единственный раз его имя появилось на страницах советской печати в 1970 году, когда в Нью-Йорке были опубликованы отрывки из его диктофонных записей: их удалось через сына Никиты Сергеевича переправить за Запад. Хрущева вызвали в комитет партийного контроля, где его бывшие подчиненные потребовали, чтобы он написал опровержение и отрекся от своих слов.
Хрущев был вне себя: «Что вы мне угрожаете? Чем вы занимаетесь? Облепили всю мою дачу микрофонами! Даже в нужнике поставили... У меня и так сердце болит, я и так умереть хочу. Несите крест и гвозди - мне не страшно». И далее - фактически это было политическое завещание: «Я выйду на улицу со шляпой - мне подадут. Вам же не подаст никто, и вы это знаете».
Тем не менее Хрущев сломался, и от его имени была опубликована коротенькая заметка в «Правде»: мол, на Запад он ничего не передавал... А следующее упоминание о Никите Сергеевиче последовало только в 1971 году, когда в печати появился короткий некролог.
- Как вы думаете, чего же все-таки добивался Хрущев?
- Если говорить обобщенно, то он хотел сделать общество свободнее, при этом считая, что авторитарный стиль руководства - самый эффективный, учитывая ленцу советского человека. Как политик он сформировался в эпоху «великого перелома», поэтому оценивал штурмовщину как абсолютно естественный метод развития. Он понимал, что система нуждается в реформировании, но не представлял, что должно возникнуть на ее месте. Он тянулся к радикальным реформам, но боялся сокрушить советские устои.
В беседе с Фиделем Кастро, говоря о своих попытках реформировать страну, Хрущев признался: «Почти ничего не получается. Я напоминаю себе женщину, которая месит тесто: просовываю руку, образовывается дырка, но как только руку вынимаю, все сразу же затягивается»...
Хрущев искренне верил, что существующий в СССР общественный строй с каждым годом будет все более притягательным не только для советских людей, но и для тех, кто смотрит на него извне. При нем страна действительно стала сверхдержавой. И не потому, что советские танки стояли в Берлине, а потому, что была продемонстрирована мощь страны в космосе, вооруженных силах, науке и культуре. И когда во время перестройки хрущевскую эпоху назвали «великим десятилетием», в этом была немалая доля правды.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 223 (6576) от 27.11.2019 под заголовком «Заговор без заговорщиков».
Комментарии