Суды Ленинграда во время войны. Стенограмма К.П. Булдакова
Главная городская газета «Санкт-Петербургские ведомости» совместно с Объединённой пресс-службой судов Санкт-Петербурга (ОПСПС) открывают специальный проект, посвящённый 75-летию Победы в Великой Отечественной войне. На сайте spbvedomosti.ru и на страницах нашего печатного издания будут публиковаться уникальные, ранее закрытые архивные документы о работе судебной системы Ленинграда в годы войны: стенограммы, судебные решения, протоколы. Такого взгляда на войну в печати ещё не было.
К.П. Булдаков / Фото представлено ОПСПС
Исторический проект газеты совместно с Объединённой пресс-службой судов Санкт-Петербурга открывает стенограмма доклада председателя Ленинградского городского суда Константина Павловича Булдакова перед Горкомом ВКП(б) от 20 июня 1945-года. За официальными терминами скрывается полный достоинства рассказ 44-летнего руководителя всей судебной системы Ленинграда о стойкости и мужестве его жителей – сотрудников судов, об их профессиональном подвиге: правосудие отправлялось даже в самые голодные и холодные блокадные дни.
При подготовке нашего спецпроекта Председатель Санкт-Петербургского городского суда Алексей Вадимович Лаков подчеркнул: «Представленная стенограмма – это история от первого лица судебной системы Ленинграда того времени. Она бесценна. Это уникальный документ и очень важно, что мы его нашли. Подвиг наших коллег из прошлого невозможно переоценить».
Знакомство широкой публики с докладом К.П. Булдакова стало возможно благодаря исследовательской работе федерального судьи Ирины Альбертовны Воробьёвой. Приводим её комментарий-предисловие к данной публикации:
«В декабре 1939 года постановлением Президиума Ленинградского Совета депутатов трудящихся из Ленинградского областного суда был выделен Ленинградский городской суд, который начал свою работу с 1 января 1940 год. Первым председателем городского суда стал Константин Павлович Булдаков, на долю которого пришлось руководить судебной системой нашего города в блокадное время.
Его биография типична для кадров молодой советской юстиции: рабоче-крестьянское происхождение, партийный выдвиженец, выпускник юридического института.
В своей автобиографии, представлявшейся в 1939 году в Ленинградский горком партии, К.П. Булдаков писал, что «родился в 1901 году, дер. Костиново, Буйского района Ярославской области. Родители уроженцы б. Ярославской губернии Рыбинского уезда с. Коприново. Отец мастер сыроделия и маслоделия, всю жизнь работал на сыроваренных заводах: до революции на заводах частных владельцев, после - на заводах молочной кооперации, последние годы - в колхозе «Заветы Ильича» в Буйском районе. Семья была 6 человек - еще два брата и две сестры. Мать уже умерла». Сам Константин Павлович начал трудовую деятельность в 14 лет, «мальчиком» в торговом предприятии, потом трудился рабочим по найму. После революции работал в совхозной кооперации, дослужившись до заведующего районной конторой «Союзмаслопрома». В 1932 году К.П. Булдаков был командирован на учебу в институт молочной промышленности, но закончив курсы для поступления в ВУЗ и отучившись на первом курсе, сделал необычный поворот в своей судьбе и в 1934 перешел в 1-ый Ленинградский юридический институт, который окончил в 1938 году с дипломом первой степени и был оставлен в аспирантуре по кафедре истории народов СССР.
Будучи активным членом партии (как и его брат, являвшийся секретарем партийной организации Большого театра в Москве) К.П. Булдаков был секретарем парткома 1-го Ленинградского юридического института, закончил курсы лекторов марксизма-ленинизма при Ленинградском горкоме ВКП(б), намечался к работе в организационно-инструкторский отдел горкома. Однако, партия распорядилась иначе, и решением бюро городского комитета от 27 ноября 1939 года молодой ВУЗовец был направлен на работу в судебные органы.
Следует сказать, что эпоха диктовала свои правила и активному продвижению новых кадров в судейский корпус способствовали не только образование и идеологическая выдержанность, но и, к сожалению, политические репрессии. С начала «Большого террора» руководство судебной системы Ленинграда постоянно оголялось: был арестован и в дальнейшем погиб в тюрьме первый председатель Петроградского губернского (а затем Ленинградского областного) суда Ф.М. Нахимсон, расстреляны председатели Ленинградского областного суда А.И. Грибов и С.Г. Чудновский, заместители председателя суда Я.Г. Озолин и Р.Г. Лютер, арестован и осужден к длительному сроку и. о. председателя суда И.Г. Ростовцев, арестован и около трех лет содержался под стражей председатель суда М.С. Алексеев, который затем был оправдан, но на прежнее место работы по понятным причинам не вернулся.
В январе 1941 года на заседании 5 сессии Ленинградского городского Совета депутатов трудящихся состоялись выборы состава Ленинградского городского суда и, хотя К.П. Булдаков был переизбран председателем суда, архивные документы свидетельствуют о том, что его переутверждение 29 января 1941 года в горкоме партии не было гладким. Указывалось, что «т. Булдаков, работает только второй год, и еще не сумел освоить судебную практику, в объеме, требуемом для руководителя, а потому не в полной мере обеспечивает руководство городским судом <…> т. Булдаков очень робко берется за освоение судебной работы, а это тем более необходимо потому, что он совершенно не имел практического опыта <…>до ноября 1940 года не предпринималось никаких мер в деле поднятия культуры городского суда (приведение в должный культурный вид помещений и т.д.), не сумел обеспечить должного анализа судебной практики <…> не в полной мере выполнял указания отдела кадров горкома партии». Представляя т. Булдакова к переутверждению в должности председателя городского суда, отдел кадров горкома считал, что «т. Булдаков может справиться с этой работой при условии немедленного устранения отмеченных его недостатков как руководителя <…> т. Булдакову еще надо много серьезно поработать, чтобы полностью освоить большую по своему объему и серьезную по своему содержанию работу Горсуда». Ирония судьбы состояла в том, что менее, чем через год после этого заседания партийного бюро Константину Павловичу в абсолютно нечеловеческих условиях блокадной зимы удалось доказать, что он полностью соответствует занимаемой должности.
К.П. Булдаков занимал свой пост до 1950 года и на основании решения бюро горкома партии от 22 марта 1950 г. (в контексте чистки партаппарата Ленинграда 1949-1951 гг. по так называемому «ленинградскому делу», по которому, в частности, в сентябре 1950 года были осуждены к высшей мере наказания руководители Ленинграда блокадного времени А.А. Кузнецов, П.С. Попков, В.М. Андрианов и другие) был снят с должности председателя Ленинградского городского суда. 17 июня 1950 ему был объявлен строгий выговор с занесением в учетную карточку «за безответственное отношение к служебным обязанностям в бытность председателя городского суда», «политическую близорукость в разборе и «замазывании» уголовных дел».
Описывая биографию К.П. Булдакова, я сознательно опускаю блокадное время, предоставляя слово самому участнику событий.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Как исследователь я хотела бы выразить признательность Центральному государственному архиву историко-политических документов Санкт-Петербурга, в фондах которого отложилась стенограмма выступления К.П. Булдакова, а также поблагодарить д.и.н. Н.А. Ломагина и сотрудников Санкт-Петербургского института истории РАН д.и.н. А.И. Рупасова, д.и.н. А.Н. Чистикова, к.и.н. К.А.Болдовского за оказанную научную и методическую помощь».
Мы публикуем стенограмму доклада Константина Павловича Булдакова в авторской редакции, то есть с учётом его личных последующих пометок и исправлений.
С Т Е Н О Г Р А М М А
сообщения т. БУЛДАКОВА
Константина Павловича – председателя
Ленинградского Городского Суда
20-го июля 1945 года.
Булдаков Константин Павлович – председатель
Ленинградского Городского Суда.
Год рождения – 1901 г. Член партии с 1928 г.
Родился в семье рабочего в Ярославской обл., Буйского района, Барановского Сельсовета. В 1938 году окончил Юридический институт и после окончания института, с 1939 года работаю председателем Городского суда /один год был в аспирантуре при кафедре Теория государства и права/ одновременно, в течение двух лет, выполнял обязанности секретаря партбюро.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
К началу Отечественной войны Городской Суд состоял из 45 членов Суда и трех человек руководителей: председателя и двух заместителей – т.т. Ронина и Аверина. Обслуживающего технического персонала было человек 25.
Война застала наш город в период расцвета его промышленности, культуры и материального благосостояния его населения.
В целях удовлетворения потребности населения города в предметах широкого потребления, в Ленинграде в широком масштабе было организовано производство артелей промкооперации и предприятиях местной промышленности.
(…) люди, которые пытались на этом нажиться.
Конкретно это выражалось в том, что они использовались государственные вывески для организации мастерских, по существу, частных, где руководители мастерских и даже рабочая сила набиралась из числа родственников, знакомых, и путем такого обмана государства, они расхищали государственные ценности и государственное имущество.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Этих лиц судебные органы, в частности Городской Суд осуждали, по закону от 7 августа 1932 г., приравнивающему расхитителей социалистической собственности к врагам народа.
Памятны такие дела, как дело Роткуса, Колтона и Гарудух, которые тогда работали в Промкооперации Тосненского района и которые за сравнительно короткий срок расхитили около I милл. государственных ценностей. Они были приговорены Городским Судом к расстрелу.
Рассматривались у нас дела о преступлениях, связанных с контрреволюционной агитацией и пропагандой. Это были лица, недовольные политикой Советской власти, стремившиеся подорвать в глазах населения авторитет руководителей партии и правительства. Происходили эти лица их разных категорий. Среди них были и выходцы из кулаков, обосновавшиеся в Ленинграде в качестве рабочих, были выходцы из интеллигенции.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
К врагам народа Городской суд применял строгие меры репрессии.
Были дела у нас, связанные и с убийством и бандитизмом, но, я сказал бы, что дела эти не были характерны.
Были дела о групповом изнасиловании девушек. Ребята – подростки в возрасте от 14 до 18 лет собирались человек 15, затаскивали девушек в подвал и под угрозой финских ножей, лезвием бритв насиловали. Было это какое-то повторение «чубаровщины».
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Ввиду особой общественной опасности этих преступлений, мы квалифицировали такого рода групповые изнасилования с применением холодного оружия аналогично бандитизму и судили этих преступников не по статье, предусматривающей изнасилование, а по статье, предусматривающей бандитизм, и Городской суд зачинщиков, руководителей таких групп приговаривал к расстрелу, причем Верховный Суд наши приговоры утверждал, а Верховный Совет отказывал в помиловании.
Так было месяца два до войны. Мы придавали огласке эти дела. Устраивали выездные сессии суда во Дворце Труда, в домах культуры, где собирались трудящиеся в большом количестве, до тысячи человек; широко публиковались в печати эти дела, публиковались и сами процессы, и содержание процессов, рассмотрение дел и приговоры. С началом войны эти дела прекратились.
Началась война. По-разному каждый воспринял сообщение о войне. Я, например, услышав сообщение о начавшейся войне от соседа, не придал сразу этому особого значения.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
В первый момент я подумал, что произошел маленький конфликт, который уляжется. Но это был один момент. Стоило приехать с дачи, где я был, в город, чтобы понять, что то, что не хотелось, укладываться в голове, - что несмотря на дружественный договор с Германией, началась война с Гитлером – предстало со всей своей реальностью, было ясно, что война началась, серьезная кровопролитная война.
Несмотря на то, что объявление о начале войны было в воскресенье, в выходной день, уже к часу – к двум часам дня большинство работников Городского Суда, без вызова со стороны руководства, явились в Суд. Собрались почти все работники Суда. Люди собрались, но через два-три часа они были все распущены по домам, так как из РК партии было получено указание, чтобы в организации оставить только дежурных, впредь до особых указаний.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
На следующий же день ряд работников Суда получили повестки из Военкомата о призыве в армию. В Суде до войны подавляющий состав работников были мужчины. Ряд работников суда, получив повестки, были призваны в органы Военной Юстиции. Все мужчины Городского Суда, способные служить в армии, были отобраны в военные трибуналы фронта, армейские и т.д. Здесь в Городском Суде остались: я, как председатель, мой заместитель т. Аверин, член суда Соколов – секретарь партийной организации. Позднее ушел и т. Аверин.
В Народное ополчение записывались не только мужчины, но и женщины. В Народное Ополчение записывались все мужчины, записался и т. Соколов, но Райком партии затем начал регулировать этот вопрос – нельзя же всем уходить! Был тогда оставлен здесь я. Были оставлены женщины. Соколов все-таки ушел в армию. Словом, в Городском Суде остался председатель, - я, и члены Суда, исключительно женщины, правда, остался еще т. Богданов, как непригодный к службе в армии, рождения 1890 года /член суда/. Потом уже из оставшегося состава членов суда часть была эвакуирована, осталось в общей сложности человек 6 - 7 членов суда. Все оставшиеся были на казарменном положении.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Помещались мы тогда на Фонтанке 16. Там было организовано общежитие, специальное помещение отведено было для этого. Были приобретены кровати. Все члены суда состояли в команде МПВО. В момент войны уже проводилось обучение, правда, самое элементарное, было всего два - три занятия.
На Фонтанке 16 помещались Областной суд, Городской суд, президиум коллегии адвокатов, правовая школа и там была создана единая команда МПВО.
Начались бомбежки. Наш участок очень сильно подвергался бомбежкам. Достаточно сказать, что к апрелю 1942 года здание Суда пришло в такое состояние, что оставаться там дальше было невозможно.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Крыша пришла совершенно в непригодность от зажигательных бомб, от авиабомб. Вокруг нас было сброшено очень много бомб. Окна вылетели совершенно все. Два раза мы стеклили окна. Первый раз стеклами, а второй раз уже целофаном. И когда и после этого опять стекла вылетели, мы решили перебраться в другое место. Это было уже в апреле 1942 года.
От зажигательных бомб были загорания здания. Здание наше имеет несколько фонарей. Вместо фонарей получились только дыры. Один раз мы прекратили пожар своими силами. Потом, когда попало два артиллерийских снаряда, разрушена была стена в двух местах, мы решили переехать сюда, стали подыскивать помещение и переехали на Невский, 44. Жертв у нас не было, за исключением одной девушки, которой оторвало ногу, причем девушка эта была не наша сотрудница, она случайно оказалась в помещении Суда и пострадала. Наши сотрудники, за исключением девушки, которую легко поранило осколком, и уборщицы, которую немного поцарапало осколком, оказались все невредимыми.
Все лица, которые находились в командах, всегда находились во время тревоги на своих определенных местах. Как только объявлялась тревога, так все становились на свои посты: кто на крышу, кто на чердак. Все были на своих местах. Если бы этого не было, то наше здание сгорело бы совсем, так как зажигалок сбрасывалось большое количество и наши люди их тушили. Сперва, конечно, люди воспринимали все эти тревоги с некоторым страхом, а затем привыкли и спокойно находились на крыше во время налета.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПC
Самое тяжелое время, которое мы пережили за период войны, не только в смысле переживания от арт-обстрелов и бомбежек, но в связи с осложнившимся положением продовольственным, было декабрь 1941-январь-февраль месяцы 1942 года.
«Даю уроки твердо и от ребят требую строго». Отрывки из блокадного дневника ленинградской учительницыСуровая зима. Стекла выбиты. Ветер гуляет везде. Стены занесены снегом. Света нет. Сотрудники работали все в одной комнате, где стояла маленькая печурка и мало-мальски отапливалось помещение. Что это была за работа! Минут пятнадцать люди работают, а час сидят у печурки, отогревают руки.
И страшный голод. Правда, сотрудники все получали продовольствие по рабочей карточке, но ведь карточка не отоваривалась! И все дошли до такого состояния, что еле-еле двигали ноги.
Конечно, к этому времени изменилось и количество дел и сам характер дел.
В ноябре 1941 года количество дел в Городском Суде уменьшилось, примерно, в 6-8 раз. Изменился характер дел. Дела о контрреволюционных преступлениях были переданы в Военный Трибунал. От нас отошли также в подсудность Военных Трибуналов дела, связанные с бандитизмом, с разбоем, дела о крупных хищениях социалистической собственности. Поэтому и объем работы Городского Суда сократился. У нас оставались дела только по второй инстанции, дела народных судов, которые мы рассматриваем в порядке кассационном. По первой инстанции мы брали дела только о должностных преступлениях, которые подсудны народным судам, но поскольку у нас часть людей сохранилась, мы договорились с Прокурором города, чтобы он направлял нам наиболее сложные дела о должностных преступлениях/ злоупотреблениях по службе.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Доставка арестованных к нам из мест заключения прекратилась совершенно. Чтобы рассматривать дела, приходилось членам суда ездить в места заключения. Тюрьмы, как Вы знаете, расположены далеко: в Выборгском районе. Трамваи не ходили. Члены суда шли пешком, пешком переходили Неву. Сами судьи были в ужасном состоянии, не говоря уже о заключенных.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Трудности нашей работы состояли еще и в том, что когда мы перешли на работу в военных условиях, оставалось большое количество дел от мирного времени не рассмотренных. Места заключения разгружались. Производилась эвакуация и создавалось такое положение, что придет член Суда в тюрьму и принесет 10-15 дел с собой, начинает проверять, подсудимых не оказывается: они или умерли или этапированы. Таких дел скапливалось большое количество. После уже Нарком издал приказ, чтобы все дела эти были направлены на место этапирования подсудимого.
С вызовом свидетелей, конечно, было также очень трудно. Мы посылаем повестки, а никто не является. Да кто и пойдет! Словом, приходилось рассматривать дела и в отсутствие свидетелей и всячески преодолевать трудности, которые встречались в нашей работе. И все же несмотря на эти тяжелые условия, несмотря на то, что телефонная связь была прекращена – работа не останавливалась, дела рассматривались, работа двигалась, и мы, плохо ли, хорошо ли /об этом пусть судит Наркомат/ со своими обязанностями тогда все-таки справлялись.
Дотации питания не было никакой. Люди получали только одну карточку первой категории, которая в декабре и январе не отоваривалась.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
В январе-феврале члены суда буквально лежали. Поднять их было трудно. Но надо сказать, что среди членов суда смертности у нас не было. Среди технического персонала было два случая смертности, но и это по вине их самих.
Секретарь гражданской коллегии Григорьева пошла домой, истопила печку и с сестрой вместе умерли. Они, видимо, угорели. Когда пришли к ним на квартиру, нашли их мертвыми, сидящими на стульях.
Секретарь уголовной коллегии Владычинская умерла от голода – это была пожилая женщина.
Чем объяснить, что из наших работников умерли немногие? Объяснить можно только тем, что у нас есть человека 4-5 одиноких женщин, бездетных, правда, они все с себя продали, променяли, что имели, но жизнь себе сохранили.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Я удивляюсь больше тому, почему у нас болезни разные не распространялись!!! Ведь люди ходили грязные, не мылись, воду пили из Фонтанки грязную. Сколько раз я ругал их: «Что вы делаете? Пьете такую грязь!» И ничего - люди не заболевали. Сам я ходил за водой к Неве с баклажками к проруби у корабля. Ходил туда каждый день. Я получал тогда спецпаек, хоть и очень незначительный, но это сохраняло мне силы, а большинство брало воду прямо с Фонтанки.
Уж я не говорю о той грязи, которая была в помещении. Уборная не работала. Люди ходили тут же в помещении, даже в своей же комнате, где жили, так как выйти в коридор, все равно было, что выйти на улицу, такой был холод. И вот люди у себя же тут прямо в углу и делали все! Придешь утром в помещение, смотришь, что в углу натворено, выругаешь, заставишь убрать, а в другом углу на следующий день опять сделана уборная!
Приходит ко мне комендант здания Афанасий Лукьянович и возмущенно говорит: «Посмотри, Константин Павлович, что делают твои члены суда!!! Выливают прямо из окна нечистоты! Всю стену загадили!» Вышел я на улицу, посмотрел. Действительно, вся стена залита грязью! Я строго сказал, чтобы прекратили это дело, а то мой народ, мои члены суда нечистоты из ведра прямо в окно выливали и все это по стене разливалось, размазывалось, замерзало, получалась отвратительная картина.
Когда мы переходили сюда, то помещение там привели в порядок, провели тогда там генеральную уборку. Все нечистоты вывезли, убрали. Помещение заколотили. А в эти тяжелые месяцы народ так опустился, настроение было такое удрученное, что ходили грязные, не мытые и не обращали на это внимания. Правда, люди работали, но работали из-под палки. Часто придешь, смотришь, собрались около «буржуйки», сидят, страшные, закопченные. Пожуришь их, они отойдут, примутся за работу. Зайдешь через несколько минут, они опять все у «буржуйки».
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
И несмотря на все эти условия, все-таки люди оставались патриотами своего дела. У нас люди работают по много лет. Технический персонал у нас работает десятками лет. И тут, как ни плохи условия /технические работники получают карточку второй категории/, люди не ставят вопрос об уходе. Они свыклись с учреждением, считают Суд своим домом. А вот люди, которые поступили во время войны к нам, они не были заинтересованы в работе, они ушли.
Такие товарищи, как старший секретарь Суда Власова, секретарь уголовной коллегии Баушева, секретарь гражданского коллегии Моторина, бухгалтер Лемберг, Григорьева /умерла/, держали Городской Суд в период блокады. Они и тянули всю работу. Они составляли отчеты, вели текущую работу.
Заседания суда проводились только по делам второй инстанции здесь в помещении. Эти дела решались заочно. Как выглядело тогда заседание Суда? На столе коптилка /у меня был керосин, стоял в кабинете, я выдавал его по норме, а норма – малюсенькая коптилка/, больше нельзя было давать, так как таскали керосин домой. У стола сидели члены Суда в ватниках, в шапках, в платках. Лица распухшие, грязные. Так сидели и проводили суд.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
В декабре 1941 года было Постановление Военного Совета на базе Городского Суда организовать Военный Трибунал города Ленинграда.
В то время было у нас 6 членов Суда, не способных совершенно к труду, и в канцелярии приблизительно такое же количество людей. Заместителя у меня не было.
Мы преступили к выполнению Постановления Военного Совета. Сразу пришло большое количество дел. Пришли к нам обратно дела по закону от 7 августа, прибавились дела народных судов. Встал вопрос об увеличении количества людей. Где их взять? Мы стали собирать старых членов суда. Нашли Якова Богдановича Богданова, который пришел к нам, стоя еле-еле на ногах. Его зачислили в штат. Богданов день поработал, затем на два месяца лег в Свердловку и этим, конечно, сохранил себе жизнь. Зачислили к нам в штат Мисаренко из Прокуратуры.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Постепенно начали собирать людей. Конечно, людей было недостаточно для разрешения задач, которые были перед нами поставлены. Нам помогал Трибунал фронта. Иногда присылали из Трибунала фронта человек 5-6, которые разбирали здесь дела. Тогда мы рассматривали в месяц дел по первой инстанции до 600. Нужно отметить, что тогда совсем прекратились дела о хулиганстве. Если до войны народные суды, а затем и кассационная инстанция Городского Суда рассматривали много дел, связанных с нанесением оскорблений и т.д., то в это время дел таких совершенно не было.
Появились дела о так называемом спекулятивном обмене, когда люди меняли хлеб на такие вещи, как рояль и т.д. Люди, которые занимались этим систематически и в целях наживы, мародерства, /как это названо в специальном Постановлении Военного Совета/, привлекались и дела их рассматривались у нас. Затем появились дела на почве голода – хищение продуктов. Несколько дел было о подделке талонов продуктовых, о подделке карточек. Были крупные дела о расхищении продовольственных карточек. Расхищением продовольственных карточек занимались в основном отдельные работники карточной системы, они вступали в соглашение с завмагами. Было такое дело работника Смольнинского райбюро по выдаче продовольственных карточек Широкову, которая была осуждена к расстрелу и приговор был приведен в исполнение. Ее преступление заключалось в том, что она с некоторыми другими работниками Бюро, вместо того, чтобы сжигать по акту возвращенные карточки, присваивала их, входила в соглашение с заведующими магазинами, эти карточки отоваривалась ими, а на выкупленные продукты приобретались ценности.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Были и такие дела, как нападение на тележки, которые развозили хлеб по магазинам. Но это были единичные случаи и были они в самое голодное время, когда голодные люди набрасывались на тележку, на тележника, сваливали его, хватали хлеб, тут подбегали другие; просто прохожие, хватали хлеб, убегали. Это были голодные люди, которые делали это от голода. Эти дела рассматривались, но потом, позже они были изменены в порядке надзора, в виду изменившегося материального положения, и этим людям лишение свободы было заменено «условным лишением свободы».
Хищения в продовольственных магазинах тоже были, этих лиц судили, но нужно отметить, что все эти явления были единичные; учитывая такой громадный город, учитывая страшный голод, эти явления все же были единичны. И, надо сказать, что терпение народа, порядок, который поддерживали ленинградцы, в такое тяжелое, страшное время заслуживает того, чтобы ленинградцам был поставлен памятник. Ведь люди умирали от голода и ничего не трогали!
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
А такие случаи на почве голода, как убийства, были единичны. Были случаи, когда подруга зазывает к себе, а потом свою же подругу убивает, забирает карточки. Были случаи, когда специально на улице под каким-нибудь предлогом зазывали на квартиру, убивали, отбирали карточки, труп вытаскивали из комнаты, выбрасывали за дверь. Все это было, но не было массовым явлением.
Весной 1942 года аппарат Суда принимал участие в очистке города. Участвовали мы и в восстановительных работах, работали в домохозяйстве на черновых работах /работали в прошлом году/.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Летом 1942 года нам отвели дом на Охте для слома. Дом этот дал нам в результате слома 250 кб.м. Благодаря этому отапливали и помещение Суда и у себя дома. К этому времени люди были уже окрепшие более или менее. Ведь месяца через полтора после того, как к нам перешел Трибунал, сотрудники стали получать котловое питание, карточку «К-I», которая обеспечивала трехразовое питание, и в марте 1942 года люди чувствовали себя уже значительно лучше. Тут люди, если не были уже сильные, все же не были такие дистрофики, как другие.
В конце марта 1942 года мы перешли на Невский 44. Жизнь начала восстанавливаться. Люди начали следить за собой. Помещение это отремонтировали. Появился свет, вода. Частично была восстановлена канализация. Суд стал уже походить на Суд.
Изнуряюще действовали артиллерийские обстрелы, которые продолжались и здесь. Приходилось не раз выходить из помещения, так как осколки летели сюда. Осколок попал в канцелярию. Были выбиты окна, но, тут люди относились уже иначе к обстрелам, мало обращали внимания.
Из членов Городского Суда никто не погиб ни на войне, ни в тылу. А вот в Областном Суде погибло много и оперативных работников и технических.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Партийная организация Городского Суда в мирное была до 50 человек. Сейчас – 18-20 человек.
Все члены суда – члены ВКП(б).
С января 1944 года Постановлением Военного Совета Ленфронта Трибунал города реорганизовался и вновь стал существовать Ленинградский Городской Суд.
За первую половину 1945 года рассмотрено 240 дел о расторжении брака, из них в 230 случаях мы удовлетворили иск, в 10 случаях отказали в разводе. При рассмотрении бракоразводных дел мы считаем решающим: будут ли эти люди жить вместе или нет. Когда видим, что тут дело безнадежно, мы разводим.
В бытность нашу и Трибуналом и Городским Судом, коллектив в основном со своими задачами справился.
Фрагмент стенограммы. Фото предоставлено ОПСПС
Мы отчитывались на Бюро ГК партии о работе за период блокады. Отчитывались не только суды, но и прокурор Ленинграда и органы НКВД, и оценка нашей работе дана положительная.
Председатель Городского
Суда БУЛДАКОВ К.П.
Стенограмму вела
Работнова Ф.К.
Редакция газеты «Санкт-Петербургские ведомости» благодарит Объединённую пресс-службу судов Санкт-Петербурга и лично Дарью Лебедеву за предоставление текста стенограммы и материалов к ней.
Комментарии