2Vtzqv4Hz9U

Солдатский долг. Воспоминания маршала Константина Рокоссовского

Генерал армии Константин Рокоссовский на командном пункте. На дальнем плане справа - член военного совета 1-го Белорусского фронта генерал-лейтенант Константин Телегин, слева - заместитель начальника штаба 1-го Белорусского фронта генерал-майор Иван Бойков. 1944 г.

Солдатский долг. Воспоминания маршала Константина Рокоссовского | Автор фото Виктор Кинеловский. ФОТО из архива редакции

Автор фото Виктор Кинеловский. ФОТО из архива редакции

Маршала Константина РОКОССОВСКОГО часто можно было увидеть на переднем крае. «Если долго не бываешь в окопах, - говорил он, - то появляется ощущение, словно какая-то важная линия связи оборвалась и какой-то очень ценной информации не хватает». Рокоссовский заслужил безграничное уважение подчиненных тем, что был справедлив с офицерами и старался никогда не бросать солдат на бессмысленную гибель.

Его воспоминания начинаются с предвоенных лет, а завершаются разгромом Германии. Он подробно рассказывает о том, как планировались и осуществлялись операции, охватывающие огромные территории, как складывались взаимоотношения между Ставкой и 2-м Белорусским фронтом, которым Рокоссовский руководил на заключительном этапе войны. Отдавая должное своим соратникам по командованию, маршал все время делает акцент на мужестве и отваге простых бойцов.

Мы выбрали фрагменты из его мемуаров, позволяющие понять, с каким особым ожесточением велись бои в последние месяцы и недели войны, какой ценой давался каждый шаг по вражеской земле...

«Еще задолго до вступления на территорию фашистской Германии мы на Военном совете обсудили вопрос о поведении наших людей на немецкой земле. Столько горя принесли гитлеровские оккупанты советскому народу, столько страшных преступлений совершили они, что сердца наших солдат законно пылали лютой ненавистью к этим извергам. Но нельзя было допустить, чтобы священная ненависть к врагу вылилась в слепую месть по отношению ко всему немецкому народу. Мы воевали с гитлеровской армией, но не с мирным населением Германии. И когда наши войска пересекли границу Германии, Военный совет фронта издал приказ, в котором поздравлял солдат и офицеров со знаменательным событием и напоминал, что мы и в Германию вступаем как воины-освободители. Красная армия пришла сюда, чтобы помочь немецкому народу избавиться от фашистской клики и того дурмана, которым она отравляла людей.

Военный совет призывал бойцов и командиров соблюдать образцовый порядок, высоко нести честь советского солдата.

<...>

Нужно сказать, что наши люди на германской земле проявили подлинную гуманность и благородство.

Начавшееся в январе 1945 года наступление советских войск развивалось успешно и стремительно. Затухая временно на одном участке, оно вспыхивало на другом. В движение пришел весь громадный фронт - от Балтийского моря до Карпат.

Красная армия обрушила на врага удар огромной силы, взломав на протяжении 1200 километров мощные рубежи, которые он создавал в течение нескольких лет.

Только слепой мог не видеть, что война фашистской Германией проиграна. Конечно, понимали это и гитлеровские главари, но они питали еще надежду путем каких-то комбинаций политического характера смягчить свою участь и поэтому старались во что бы то ни стало отдалить развязку. <...> Гитлер особой директивой обязывал войска держать каждый рубеж, каждый город до последнего патрона, оставаться в окружении, но не отходить, сковывая как можно больше советских войск. Нарушившим эту директиву грозила смертная казнь. Мы имели возможность не раз убедиться, что гитлеровские фанатики следовали этой директиве до конца, хотя ничто уже не могло спасти их от надвигавшейся катастрофы.

В Восточной Померании, куда вступили наши войска, мы наткнулись на отчаянное сопротивление. Противник сосредоточил здесь крупные силы.

По данным разведывательного управления фронта, возглавляемого мастером своего дела генералом И. В. Виноградовым, действовавшие на территории Восточной Померании немецкие войска объединились в группу армий «Висла», которой командовал Гиммлер. Она насчитывала в общей сложности свыше тридцати дивизий, в том числе восемь танковых и моторизованных.

Для поддержки своих наземных войск противник широко использовал на приморском фланге береговую и корабельную артиллерию. У нас имелись сведения, что немецко-фашистское командование принимает меры для переброски в Восточную Померанию войск морем из Курляндской и восточнопрусской группировок.

Противник использовал благоприятные для организации обороны условия местности, изобилующей лесами и болотами, большими и малыми озерами и реками, большинство которых были соединены каналами...

<...>

Как мы и предполагали, после ликвидации восточнопомеранской группировки противника нам предстояло принять участие в Берлинской операции. <...> Первоочередная задача - быстро перебросить войска на рубеж, с которого будем наступать. Нужно было тщательно все продумать, чтобы никакие заминки не помешали маневру.

Только вчера войска наступали на восток, сейчас им нужно было повернуть на запад и форсированным маршем преодолеть 300 - 350 километров, пройти по местам, где только что закончились ожесточенные сражения, где еще не рассеялся дым пожарищ, а работы по расчистке дорог и восстановлению переправ через многочисленные реки, речки и каналы только начинались. На железных дорогах не хватало подвижного состава, а полотно и мосты были в таком состоянии, что поезда тащились со скоростью пешехода. И вот в таких условиях надо было передислоцировать сотни тысяч людей, тысячи орудий, перевезти десятки тысяч тонн боеприпасов и уйму другого имущества.

<...>

Из-за крайне ограниченных возможностей использования железных дорог по ним решили перевозить только танки и другую технику на гусеничном ходу. Все остальное пойдет походным порядком. Пустим в дело весь свой колесный транспорт - от автомашин до конных повозок. Войска будут следовать перекатами: то пешком, то на колесах. Главное - точное соблюдение графика и строгая дисциплина на марше.

<...>

Разрабатывая Берлинскую операцию, советское командование учитывало сложившуюся к тому времени политическую и стратегическую обстановку. Несмотря на явный проигрыш войны, немецко-фашистское руководство еще на что-то надеялось. Почти полностью прекратив действия против союзников, гитлеровцы создавали крупную группировку против советских войск. Гитлер и его окружение все еще рассчитывали на какие-то комбинации, которые могли бы их спасти. Надо было положить конец этим попыткам. Отсюда задача наших войск: как можно быстрее разгромить немецко-фашистскую группировку на берлинском направлении, овладеть германской столицей и выйти на реку Эльбу.

Выполнение этой задачи возлагалось на три фронта: 1-й Белорусский, 1-й Украинский и 2-й Белорусский. В общих чертах операция должна была развиваться следующим образом. Удар в общем направлении на Берлин наносит 1-й Белорусский фронт, одновременно частью сил обходя город с севера; 1-й Украинский фронт наносит рассекающий удар южнее Берлина, обходя город с юга. Наш, 2-й Белорусский, наносит рассекающий удар севернее Берлина, обеспечивая правый фланг 1-го Белорусского фронта от возможных контрударов противника с севера, и ликвидирует все вражеские войска севернее Берлина, прижимая их к морю.

<...>

Небывалое воодушевление овладело всеми. Войска с марша приступали к подготовке наступления. Не верилось, что люди только что совершили утомительные переходы, во время которых отдыхали урывками на коротких привалах, спали под открытым небом на сырой земле. Ничто не могло омрачить их приподнятого, радостного настроения. Все понимали важность задачи и стремились выполнить ее как можно лучше.

<...>

Неутомимо работала воздушная и наземная разведка. Удалось установить, что главная полоса неприятельской обороны, оборудованная по западному берегу реки Вест-Одер, достигает глубины 10 километров и состоит из двух-трех позиций. Каждая позиция имеет одну-две сплошные траншеи. Через каждые 10 - 15 метров по берегу реки отрыты ячейки для стрелков и пулеметчиков, связанные с траншеей ходами сообщения.

Пленные показывали, что все населенные пункты в приодерской полосе на глубину до 40 километров приспособлены для обороны и превращены в опорные пункты. Этому можно было поверить: мы уже видели подобное в Восточной Померании.

Установлено было также, что на направлении наступления войск фронта противник создал вторую полосу обороны, которая проходила по западному берегу реки Рандов, в 20 километрах от Одера. А еще дальше наша воздушная разведка обнаружила третью полосу обороны. Все говорило о том, что противник подготовился к отпору и что нашим войскам нелегко будет сломить его сопротивление.

<...>

Вечером 19 апреля я с твердой уверенностью в успехе доложил по ВЧ Верховному Главнокомандующему о готовности войск фронта начать наступление в назначенный Ставкой срок.

В ночь перед наступлением неприятельские позиции подверглись ударам нашей бомбардировочной авиации, продолжавшимся всю ночь. В этих действиях принял деятельное участие и женский авиационный полк ночных бомбардировщиков под командованием Бершанской, совершив рекордное количество самолето-вылетов. <...> Полк состоял из молодых девушек-летчиц. Они храбро сражались с врагом, начав свой боевой путь еще на Северном Кавказе. Многие из них были награждены орденами, а 23 летчицы удостоены звания Героя Советского Союза.

<...>

Ночью на участках всех армий шла напряженная борьба специальных отрядов за расширение захваченных участков на западном берегу Вест-Одера и за полный захват поймы. В междуречье на дамбах происходило накапливание сил. На всем протяжении реки от Альтдама до Шведта кипела напряженная работа. Подготавливались и сплавлялись понтоны. На пойме прокладывались щитовые дороги через топи. Было наготове множество легких переносных лодок.

<...>

Утром 20 апреля форсирование реки Вест-Одер началось почти одновременно на широком фронте всеми тремя армиями главной группировки фронта.

Форсирование происходило под прикрытием дымовых завес. Очень эффективной оказалась стрельба дымовыми снарядами и минами, разрывы которых лишали неприятельские наблюдательные пункты и огневые точки необходимой видимости.

<...>

Жестокие бои разгорелись за дамбы на западном берегу. Нам они нужны были в качестве причалов и съездов, без которых не выгрузить на заболоченной местности тяжелую технику - танки и орудия, - прибывающую на паромах. Противник это понимал и всячески препятствовал захвату дамб. Как назло, густой утренний туман да и дымы ограничили действия авиации, и она не могла помочь войскам, вклинившимся во вражескую оборону.

<...>

Бои были тяжелые, люди дрались геройски. Упорство, взаимная выручка и страстное стремление победить помогли им отразить все вражеские удары.

Нам довелось наблюдать работу саперов. Работая по горло в ледяной воде среди разрывов снарядов и мин, они наводили переправу. Каждую секунду им грозила смерть, но люди понимали свой солдатский долг и думали об одном - помочь товарищам на западном берегу и этим приблизить победу.

Долг для них был превыше всего!

В огне и дыму я видел командиров и политработников. В этом аду они умели все подчинить точному расчету, поддержать организованность и строгий порядок.

<...>

К вечеру 25 апреля был завершен прорыв вражеской обороны на 20-километровом фронте. Наши войска подошли к реке Рандов. В результате боев на западном берегу Одера были полностью разгромлены не только части, оборонявшие этот рубеж, но и все резервы, которые подбрасывал сюда противник.

Тем временем войска соседа слева - 1-го Белорусского фронта - уже завязали бои в Берлине, а правофланговыми соединениями охватывали германскую столицу с севера. Наше наступление не давало противнику возможности перебрасывать резервы к Берлину и тем способствовало успехам соседа.

<...>

Враг вводил все новые и новые резервы, вплоть до наспех созданных батальонов фольксштурма с названиями городов, их сформировавших. Но это была уже агония. Как смертельно раненный зверь огрызается в диком безумии, так и фашисты дрались до последнего. У них оставалась лишь одна надежда - дождаться подхода англичан и американцев, сдаться им, но не советским войскам. На большее, по-видимому, они уже не рассчитывали и потому дрались с ожесточением обреченных.

В боях этих дней наши воины проявили массовый героизм. Одно стремление вело их вперед - не дать врагу ни минуты передышки, быстрее покончить с ним. Все действовали мужественно и умело. Плечом к плечу с пехотой шли артиллеристы, прокладывая дорогу огнем. Артиллерия крупных калибров сокрушала опорные пункты врага. Отлично действовали знаменитые «катюши», буквально сметая контратакующих гитлеровцев.

<...>

Отступая, вражеские войска взрывали за собой мосты, минировали и разрушали дороги, пытались дать бой в каждом удобном для обороны населенном пункте. Но, несмотря на это, скорость продвижения наших войск в сутки достигала 25 - 30 километров. Сметая все преграды, на своем пути уничтожая сопротивлявшегося врага, наши войска неудержимо продвигались вперед. Вскоре 2-я Ударная армия Федюнинского и 65-я Батова, наступавшие в северо-западном направлении, уничтожив и пленив отходившие перед ними вражеские части, достигли побережья Балтийского моря.

<...>

3 мая 3-й гвардейский танковый корпус Панфилова юго-западнее Висмара установил связь с передовыми частями 2-й британской армии.

4 мая вышли на разграничительную линию с союзниками и войска 70-й, 49-й армий, 8-го механизированного и 3-го гвардейского кавалерийского корпусов (конники дошли до Эльбы). Части 19-й армии Романовского и 2-й Ударной Федюнинского еще сутки вели бои - очищали от гитлеровцев острова Воллин, Узедом и Рюген. С овладением этими островами закончилась наступательная операция 2-го Белорусского фронта. Правда, приходилось еще прочесывать отдельные районы, обезвреживать небольшие группы гитлеровцев, остававшиеся в тылу наших войск.

Много хлопот доставил нам датский остров Борнхольм, превращенный немецко-фашистским командованием в военно-морскую базу и перевалочный пункт для переброски за границу своих войск, застрявших на косе Хель, в районе Данцигской бухты, и на изолированных плацдармах в Курляндии. Наше предложение командующему немецкими войсками на острове генералу Вутману и его заместителю по морским делам капитану 1-го ранга фон Кеметцу о капитуляции было отклонено. Пришлось приступить к высадке десанта.

<...>

Балтийское море было засорено минами, которые ставили и немцы, и союзники. Документация отсутствовала, работы по тралению фарватеров только начинались. Каждый рейс к острову был сопряжен с большим риском. На Борнхольме были обезоружены и взяты в плен свыше 12 тысяч немецких солдат и офицеров и захвачены большие военные трофеи. Между датским населением острова и нашими войсками с первого же дня установились дружеские отношения. Жители Борнхольма восторженно встретили своих освободителей.

<...>

Мы в Германии. Вокруг нас жены и дети, отцы и матери тех солдат, которые еще вчера шли на нас с оружием в руках. Совсем недавно эти люди в панике бежали, заслышав о приближении советских войск. Теперь никто не бежал. Все убедились в лживости фашистской пропаганды. Все поняли, что советского солдата бояться нечего. Он не обидит. Наоборот, защитит слабого, поможет обездоленному.

Фашизм принес немецкому народу позор, несчастье, моральное падение в глазах всего человечества. Но гуманен и благороден советский солдат. Он протянул руку помощи всем, кто был ослеплен в обманут. И это очень скоро поняли немцы. Стоило войскам остановиться на привал, как у походных солдатских кухонь появлялись голодные немецкие детишки. А потом подходили и взрослые. Чувствовали, что советские солдаты поделятся всем, что они имеют, поделятся с русской щедростью и с отзывчивостью людей, много испытавших и научившихся понимать и ценить жизнь.

<...>

Объезжаем войска. Они теперь размещены на огромном пространстве - от побережья Балтийского моря до предместий Берлина.

На рассвете направляюсь в штаб 70-й к Попову. Дорога пролегает через густой лес. И вдруг шоссе запрудила колонна солдат. Знакомые темно-зеленые мундиры. Немцы! Рука невольно тянется к пистолету. Но не успел его выдернуть из кобуры. Спохватился: война-то ведь кончилась! Чтобы окружающие не заметили, отрываю руку от оружия и достаю из кармана портсигар.

Колонна остановилась, чтобы пропустить нашу машину. Сотни немецких солдат смотрят на нас. Некоторые с любопытством, большинство же - с тупым безразличием. Когда-то они были другими. С торжеством победителей маршировали по городам Европы, грабили захваченные страны.

<...>

Теперь ничего не осталось от могущества гитлеровской армии. Только колонны пленных - растерянных, подавленных людей в потрепанных зеленых мундирах. Многие из них впервые задумались всерьез и начали кое-что соображать. Пусть, пусть больше думают! Поражение тоже бывает на пользу: оно учит, заставляет даже самых недалеких трезво взглянуть на жизнь и понять меру своей вины и свою ответственность перед историей.

<...>

В моей душе росло чувство гордости за наших воинов, за наш народ, который в титанической борьбе поставил врага на колени. Гордости за то, что и я принадлежу к этому народу-великану и что какая-то крупица и моего труда заложена в одержанной победе. Это не было самодовольство, нет. Это было именно чувство гордости.

По дорогам Германии ползли не только унылые колонны пленных. На дорогах бурлила, била через край и подлинная человеческая радость. Толпы людей с криками ликования встречали нас, приветствовали на всех языках мира. Сердце замирало при виде этого разноплеменного людского моря. Многие были в отрепьях, изможденные донельзя, еле держались на ногах, поддерживали друг друга, чтобы не упасть. А в глазах - счастье.

Это вчерашние узники фашистских концлагерей, люди, которых ожидала смерть. Их освободили, им вернули жизнь мы, советские солдаты. <...> Кого здесь только не было: поляки, чехи, сербы, черногорцы, французы, бельгийцы. Всех не перечесть. Трудно описать их восторг, радость, безграничную благодарность, выражаемые словами, жестами, взглядами, обильными счастливыми слезами. Они встречали нас с песнями на родном языке, с флагами, плакатами, поясняющими, к какой нации принадлежат освобожденные.

<...>

У Военного совета фронта помимо текущих дел появились новые. Нам пришлось взять на себя заботы о десятках тысяч людей, освобожденных из фашистской неволи. Позже мы получили десятки, сотни писем от правительств и разных организаций с горячей благодарностью за освобождение их соотечественников и заботу о них.

8 мая был подписан акт о полной, безоговорочной капитуляции немецко-фашистских вооруженных сил.

Не описать счастье наших солдат. Не смолкает стрельба. Стреляют из всех видов оружия и наши, и союзники. Палят в воздух, изливая свою радость. Ночью въезжаем в город, где разместился наш штаб. И вдруг улицы озарились ярким светом. Вспыхнули фонари и окна домов. Это было так неожиданно, что я растерялся. Не сразу пришла догадка, что это конец затемнению. Кончена война! И только тогда я до конца понял значение неумолчной трескотни выстрелов. Пора положить конец этому стихийному салюту. Отдаю распоряжение прекратить стрельбу.

Командир 3-го гвардейского танкового корпуса генерал А. П. Панфилов, корпус которого первым встретился с британскими войсками, вручает мне приглашение фельдмаршала Монтгомери. На следующий день мы с группой генералов и офицеров едем в Висмар. Еще до въезда в город нас встречают британские офицеры в обыкновенной полевой форме, только не в касках, а в беретах. После короткой официальной церемонии они сопровождают нас к резиденции своего командующего. Чувствуется, что англичане стараются сделать встречу как можно более теплой. Мы отвечали тем же.

<...>

Обмениваемся крепкими рукопожатиями и поздравлениями с победой. Англичане строго соблюдают ритуал. Гремит орудийный салют, застыли шеренги почетного караула. А после церемонии завязалась оживленная беседа. Наши и британские генералы и офицеры втягиваются в общий разговор. Ведется он и через переводчиков, и без них. Монтгомери держится непринужденно, видно, и ему передалось общее настроение.

<...>

На любезность мы ответили любезностью и пригласили к себе фельдмаршала Монтгомери и его соратников. Прием решено было провести с русским гостеприимством.

В почетный караул ставим кубанцев 3-го гвардейского кавалерийского корпуса Осликовского в конном строю, в полной казачьей форме. На Монтгомери и его офицеров они произвели огромное впечатление. Англичане долго провожали восхищенными взглядами лихо удалявшуюся конницу. После церемонии встречи гости были приглашены в большой зал, где умело и со вкусом был сервирован стол. Сидя за обильным столом (у англичан беседовать приходилось стоя), наши гости почувствовали себя еще лучше. Беседа приняла задушевный характер. Сам Монтгомери, сначала пытавшийся в очень деликатной форме ограничить время своего визита, перестал поглядывать на часы и охотно втянулся в общий разговор.

В заключение с концертом выступил наш фронтовой ансамбль. А нужно сказать, он у нас был прекрасным. Этим мы окончательно покорили британцев. Каждый номер они одобряли такими неистовыми овациями, что стены дрожали. Монтгомери долго не мог найти слов, чтобы выразить свой восторг и восхищение.

<...>

Эта встреча вселила в нас чувство уверенности, что люди разных государств, говорящие на разных языках, и даже с разной идеологией при желании могут жить в дружбе, с уважением относясь друг к другу.

<...>

Наши солдаты ликовали. Я смотрел на их восторженные лица и радовался вместе с ними.

Победа! Это величайшее счастье для солдата - сознание того, что ты помог своему народу победить врага, отстоять свободу Родины, вернуть ей мир. Сознание того, что ты выполнил свой солдатский долг, долг тяжкий и благородный, выше которого нет ничего на земле!»

Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.

Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».

#Великая Отечественная война #мемуары #память #история

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 072 (6670) от 28.04.2020 под заголовком «Солдатский долг».


Комментарии