Портниха из Ленинграда: как швейная машинка спасла семью во время блокады
У каждой семьи во время Великой Отечественной войны была своя история спасения. На второй день войны, когда отец ушел на фронт, моя мама Мария Степановна Суворова, не работающая домохозяйка тридцати трех лет, осталась в Ленинграде с двумя детьми — старшей девятилетней дочерью Аллой и шестилетним сыном Юрием. Надо было как‑то выживать, и мама пошла работать…
Вся семья Суворовых собралась в Ленинграде только после войны. В центре мы видим автора этих строк. Фото 1952 года./ФОТО из семейного архива автора
Рядом с домом на 2‑й Красноармейской улице, 5, где они жили, находилась фабрика игрушек, которую сразу же после начала войны перепрофилировали для нужд фронта. Мама, прекрасная портниха, устроилась туда швеей. Получила зарплату, но самое главное — продовольственную рабочую карточку.
Работа для нее была привычная: пошив рукавиц, подшлемников и белья для красноармейцев. Удобен был и режим: заберет на фабрике материал, нитки, какую‑то необходимую фурнитуру — и дома на своей ручной швейной машинке «Зингер» строчит круглые сутки, а дети при этом находятся под постоянным присмотром. Так прошла страшная зима 1941/42 годов.
Летом 1942 года семья Суворовых получила предписание на эвакуацию вглубь страны. Ладогу бомбили, но моим родным в тот день повезло: они благополучно добрались до Кобоны. Людей после регистрации в эвакопункте кормили и снабжали продуктами. Несмотря на многочисленные предупреждения, что пищу после такого длительного голодания нужно употреблять небольшими порциями, чтобы организм привыкал постепенно, многие не могли себя сдержать. Это испытание затронуло и нашу семью. Мама и сестра как‑то справились с трудностями адаптации, а вот моего братика еле выходили.
Еще в Ленинграде, когда маму спросили, куда бы она хотела выехать, она назвала Новосибирск. В этот город в начале войны был эвакуирован вместе с заводом мамин младший брат Иван Степанович Матвеев. Мама предполагала, что, приехав в Новосибирск, получит хоть какую‑то помощь от родного человека.
Добирались до Новосибирска через Ярославль — больше месяца. По приезду выяснилось, что от брата, увы, помощи ждать не приходится. Рабочие жили в трудных условиях, а тут — мама с двумя малолетними детьми.
Проживать им предписали в селе Доронино Тогучанского района, что в 120 километрах от Новосибирска, туда они и поехали. Будучи сугубо городским жителем, мама имела слабое представление о деревенской жизни, но посчитала, что после блокады теперь уж «сам черт не страшен». В селе Суворовы оказались в первой партии переселенцев. В ней были двенадцать ленинградских женщин с малыми детьми. Поселили всех в одном небольшом доме, где уже жила семья — теснота невыносимая.
Местные жители поначалу встретили приезжих настороженно: все‑таки это были «чужаки», в качестве рабочих рук в колхозе не годятся, а кормить их надо. Кроме того, в селе проживала большая группа старообрядцев, и они не очень жаловали советскую власть.
Тем не менее постепенно отношения между приезжими и местными сгладились. Эвакуированные, конечно, не были приспособлены к деревенскому труду, но имели гражданские профессии, которые очень пригодились сельчанам: учительница, парикмахер, музыкант, бухгалтер. Всем им нашлась работа и занятия по силам: в колхозе, в местной школе…
Мой братик Юра, который в дороге выздоровел и немного окреп, за пару дней быстро перезнакомился с местными ребятами. И вот однажды он привел в дом нового друга. Тот от имени своей мамы предложил Суворовым переехать жить к ним, и те буквально в тот же день перебрались в новое жилье, где им выделили отдельную комнату. Обе семьи были очень похожи: отцы воевали на фронте, мамы — ровесницы, как и дети.
Начался новый учебный год. Мой брат и сестра пошли учиться в местную школу. Юрий — в первый класс, Алла — в четвертый. Алла стала лучшей в классе по успеваемости, а Юрий своей неудержимой активностью завоевал авторитет не только среди своих сверстников, но и более старших ребят. Серьезных шалостей он не совершал, но по мелочам был неистощим на выдумки…
Алла за последний год заметно подросла, и школьная форма, которую привезли с собой, ей уже явно не подходила. Мама решила сшить ей форму из своего платья. У хозяйки была швейная машинка «Зингер», точно такая же, как осталась в Ленинграде.
Мама попросила разрешения ей воспользоваться, и через день хозяйка была несказанно поражена, увидев, какое красивое форменное платье для Аллы получилось у мамы. Сама хозяйка шить не умела и потому попросила маму нарядить и свою дочь. Когда через день две девочки пришли в школу в обновках, все учителя и школьники были очень удивлены.
Действительно, моя мама, хоть и имела образование всего шесть классов, была не просто портнихой, а первоклассным мастером, который мог выполнить любой каприз заказчика. Откуда только что взялось? Всю жизнь она обшивала не только всю нашу семью, но и родственников и соседей.
Теперь у мамы отбоя не было от заказчиков. И это были не только жители села Доронино. Слава о чудесной портнихе моментально разлетелась по всей округе. Расплачивались за работу заказчики, как правило, продуктами. Разве можно было желать лучшего?..
В конце сентября 1942 года в село приехала и присоединилась к нашей семье моя бабушка Прасковья Васильевна Матвеева. Ей тоже нашлась работа — помогать в домашнем хозяйстве. Постепенно жизнь семьи Суворовых наладилась, и на два года село Доронино стала для нее вторым родным домом.
После того как пришла весть о снятии блокады, мама стала думать о скорейшем возвращении домой. А вот мамин брат Иван Степанович Матвеев так и не покинул Новосибирск. Остался работать на заводе, обзавелся семьей, в которой родились трое детей.
Вернуться домой до окончания войны можно было только по специальному вызову из Ленинграда. Такой вызов Суворовым сделал мамин двоюродный брат Павел Михайлович Михайлов, который воевал на Ленинградском фронте.
Прощание с жителями села Доронино было очень трогательным. Посидели, погоревали, поплакали, и Суворовы двинулись в обратный путь. Родной Ленинград встретил семью несколько сурово: одна из двух комнат на 2‑й Красноармейской была занята совершенно посторонними людьми, а та, в которую можно было въехать, оказалась почти совершенно пустой. Благодаря помощи дворничихи часть мебели удалось вернуть: она была у соседей. Разыскали и спасительную швейную машинку.
В сентябре 1945 года вернулся мой отец Анатолий Алексеевич Суворов, целым и невредимым (он закончил войну в Австрии), а 2 октября 1946 года родился я.
В том же году вернулась домой и моя двоюродная сестра — семилетняя Диана. Когда в мае 1942‑го ее мать Екатерина Александровна Матвеева умерла от голода, а бабушка лежала в больнице, трехлетнюю Диану определили в детский дом. Вместе с ним в сентябре 1942 года она была эвакуирована в Омскую область, где и находилась до 1946 года. Мои родственники отыскали ее и привезли домой в Ленинград. Из всех моих родных, переживших блокаду, ныне здравствует только она — Диана Алексеевна Оршанская-Матвеева, которой сейчас 87 лет. Дай ей бог здоровья!..
Скупые мамины воспоминания врезались в мою память. Мамы не стало в 1994‑м. Назову и тех моих близких, которые не пережили блокаду Ленинграда. Бабушка Екатерина Дмитриевна Суворова умерла 8 ноября 1941 года, брат моего деда Сергей Петрович Суворов умер от голода в феврале 1942 года. Два моих дяди — Сергей Степанович и Алексей Степанович Матвеевы — погибли на фронте в 1942 году. Вечная им память!
Читайте также:
Генштаб начинался с кружка: Александр Щеглов оправдал данную ему блестящую аттестацию
Суворовский вместо Слоновой. Проспекту, названному в честь генералиссимуса, — 125 лет
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 147 (7969) от 13.08.2025 под заголовком «Портниха из Ленинграда».
Комментарии