Конфуз с контрольной закупкой: он спас от тюрьмы хозяина москательной лавки
«Подписав на таковое решение неудовольствие, я остаюсь в необходимости изложить причины, по коим считаю решение сие неправильным». С таким заявлением мещанин Евграф Иванович Маринкин осенью 1844 года обратился в Пятый департамент Правительствующего Сената. Какие обстоятельства побудили его адресоваться в высший апелляционный орган по уголовным делам? Подробности — в документах Российского государственного исторического архива.
ФОТО Julian Rösner on Unsplash
Летом 1843 года коллежский советник Потехин, выполнявший особые поручения столичного генерал-губернатора, получил сведения, что на Никольском рынке в одной из москательных лавок, то есть торгующих предметами бытовой химии, «продается в частные руки мышьяк в камне и порошке без ограничения количества фунтов». Законами Российской империи допускалась продажа мышьяка, применявшегося, например, для борьбы с грызунами, порциями, не превышающими 1 аптекарского фунта, или 358 граммов. Надо было проверить: нет ли здесь превышения разрешенной нормы?
Для проверки сообщения Потехин пригласил знакомых крестьян, Филатова и Поваренкина, выдал им деньги и приказал совершить «контрольную закупку». Когда оба, возвратившись, показали чиновнику свободно приобретенные два фунта «мышиного яда», тот совместно с полицией сам нагрянул в лавку. При обыске стражи порядка изъяли несколько пачек «белого порошка», семена белены и «в двух склянках нечистую селитряную кислоту».
Все эти вещества при освидетельствовании физикатом (врачебной управой) были определены как «сильнодействующие и представляющие каждое яд». В отношении хозяина лавки, 50‑летнего мещанина Евграфа Маринкина, началось следствие…
Дело о воде на сапогах: власти Петербурга арестовали актёра Александринского театра в 1862 годуС самого начала подсудимый все отрицал. По его словам, мышьяка он отнюдь не держал, никому не продавал, а о приобщенных к делу отравах «ничего не знает». Подобная тактика со стороны обвиняемого была ожидаемой, а вот поведение свидетелей неприятно удивило дознавателей.
«Указанные чиновником Потехиным крестьяне, покупавшие для него мышьяк, отозвались: Филатов, что мышьяк купил не он, а Поваренкин, а Поваренкин, что в лавке Маринкина вовсе не был и мышьяка не покупал, а где оный взят Филатовым, ему неизвестно», — отмечалось в протоколах допросов. Эти показания «тайные покупатели» подтвердили и на очной ставке друг с другом.
Таким образом, выходило, что юридических доказательств для изобличения Евграфа Маринкина в незаконной торговле ядовитыми веществами недостаточно. К ответственности мещанин никогда не привлекался, внимания властей на себя не обращал. Опрошенные полицейскими «окрестные жители» описывали образ жизни торговца как «одобрительный».
На этом основании Городовой магистрат постановил «мещанина Маринкина от суда освободить», а изъятые при обыске яды отдать в распоряжение физиката. Однако Палата уголовного суда, в которую в ревизионном порядке поступило дело, с решением не согласилась. Чиновников заинтересовали обнаруженные при обыске «две склянки» с растворенной селитряной (азотной) кислотой: сам факт наличия в москательной лавке Маринкина «не подлежащих торговле» ядовитых веществ должен был, по их мнению, наказываться тремя месяцами тюремного заключения и штрафом 396 рублей серебром.
Генерал-губернатор Кавелин утвердил определение палаты к исполнению. Казалось, пребывания в исправительном учреждении лавочнику не избежать, однако тот проявил упорную готовность отстаивать свои права и подал жалобу в Сенат. Он указывал, что пресловутые «две склянки» со смесью пролежали на антресолях лавки более двадцати лет, очевидно, оставшись там от прежнего владельца. При этом «самая нечистота» содержавшейся в них азотной кислоты доказывала невозможность выставить ее на продажу, а следовательно, полную бесполезность.
«Кислота эта может употребляться разве только на очищение медной посуды и самоваров для глянцу, но я и на это не употреблял, а оставалась оная без всякого употребления, — утверждал мещанин. — Палата уголовного суда, не имея улик ни в неправильной торговле, ни в продаже ядовитых веществ, не подлежала подвергать меня тюремному заключению и штрафу».
Как ни странно, сенаторы прислушались к этим аргументам, а разбираться в происхождении мышьяка, изначально подавшего повод к возникновению дела, никто не стал. В ноябре 1844 года последовало определение Пятого департамента Сената о замене испрашиваемого для Маринкина уголовного наказания «строжайшим подтверждением с подпискою, чтобы на будущее время таких веществ в своей лавке отнюдь не имел».
Очевидно, оставшись на свободе, владелец москательной лавки стал куда более осторожно относиться к ядовитым субстанциям: во всяком случае в поле зрения следствия он уже не попадал.
Читайте также:
Операторы снимали Победу. История создания документального фильма «Берлин»
Брачный контракт XVIII века: как женитьба на вольной спасла крепостного
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 119 (7941) от 04.07.2025 под заголовком «Конфуз с контрольной закупкой».
Комментарии