Изучаем воспоминания Александра Вертинского о скандале в кабаре «Бродячая собака»
В знаменитом артистическом кабаре «Бродячая собака» на Михайловской площади (ныне площадь Искусств) перебывали едва ли не все именитые представители Серебряного века. И случалось там всякое. Иллюстрацией одного из эпохальных скандалов нередко служат воспоминания Александра Вертинского.
ФОТО Jas Min on Unsplash
Речь про «Вечер пяти», состоявшийся 11 февраля 1915 года, когда после чтения Маяковским эпатажного стихотворения «Вам!» оскорбленные посетители кафе стали бросать в него бутылки. А оказавшийся рядом «Пьеро русской эстрады» подбирал их и швырял обратно в публику. Пока, как вспоминал Вертинский, директор-распорядитель «Бродячей собаки» Борис Пронин не вывел обоих через черный вход, «спасая от разъяренной толпы гостей».
Но вот незадача: кабаре располагалось в подвальчике, предназначенном для хранения рейнских вин, и запасного выхода из него не было. Вход с Итальянской, 4, «был забит, и мы его так и оставили», вспоминал Пронин. Пропускным же пунктом в «обитель», над которой реял девиз Les artistes chez soi, что в переводе с французского значило «артисты у себя (дома)», служила лазейка в подвал — несколько ступеней вниз — в глубине второго двора особняка на Михайловской площади. «Для нас это была идеальная штука, подвал и вход во дворе, тут не нужен был бельэтаж, куда на шум может ворваться полиция», — сообщал тот же Пронин.
Кстати, любопытный штрих: по крайней мере однажды вход со стороны Итальянской улицы пришлось вскрывать, чтобы в подвал мог спуститься тучный Сергей Дягилев, которому было бы весьма некомфортно протискиваться через довольно узкий вход со двора.
«Бегство» Маяковского и Вертинского через черный вход — первая нестыковка. Есть и другие. Завсегдатаи богемного кабачка рисуют несколько иную, нежели у певца, картину произошедшего скандала.
Звуковую доминанту события как нельзя ярче и выразительнее обозначил Виктор Шкловский. «Визг был многократен и старателен», — записал он спустя четыре десятилетия в книге воспоминаний «Жили-были». Ему запомнилось, что никогда раньше не приходилось слышать столько женского визга, подобного тому, что звучит на американских горках, «когда по легким рельсам тележка со многими рядами дам и кавалеров падает вниз…».
Пронин в унисон с Шкловским признавал, что выступление Маяковского произвело на присутствующих «действие грома, получились даже обмороки». Но при этом тоже ни слова о «бутылках» и о том, что ему пришлось спешно эвакуировать обоих возмутителей спокойствия через запасной выход.
Напротив, Анна Ахматова в разговоре с Ольгой Берггольц много позже припомнила, что состоятельные друзья поэтов за столиками «орали, а Маяковский стоял на эстраде совершенно спокойно и, не шевелясь, молча курил огромную сигару». И опять‑таки — никакого намека на присутствие на эстраде рядом с вождем футуристов кого‑либо из его сторонников и швыряния все тех же бутылок.
Так что, по всей видимости, погрома в кафе все‑таки не было. Дискуссия по поводу эскапады Маяковского завершилась вполне академической нотой: из‑за столика поднялся недовольный поведением публики вальяжный князь Михаил Николаевич Волконский. Он заявил, что талантливый юноша прочитал «необычайные по форме и необычайные по поэтической силе стихи» и что, убрав нецензурное слово, их можно было бы даже вполне напечатать…
Откуда все‑таки воспоминание о скандале? Виновником, похоже, оказался писатель Лев Никулин (автор романа «Мертвая зыбь», по которому был снят один из первых телевизионных сериалов «Операция «Трест»).
В одном из писем Никулину, с которым он дружил, Вертинский в полемическом задоре допустил неточность. Вспоминая годы лихой футуристической молодости в Москве, он напомнил адресату письма, как Маяковский и его спутники ходили в желтых кофтах по Кузнецкому Мосту: «В голову нам летели пустые бутылки оскорбленных буржуев, а Володькина голова была мною спасена в «Бродячей собаке» в Петербурге, ибо я ловил бутылки и бросал их обратно в публику»…
И, наконец, еще одна нестыковка: Александр Вертинский никогда в «Бродячей собаке» не был. Не успел. В начале 1915-го он демобилизовался после полуторагодовой службы санитаром в передвижном военном госпитале и не сразу прикипел к апологетам нового направления в поэзии. Так что он вряд ли мог оказаться холодным февральским вечером в самом злачном богемном месте Петрограда. А уже в начале марта того же года «Бродячая собака» была закрыта.
Дебют певца в городе на Неве состоялся спустя полтора года после описываемых событий — на излете лета 1916 года. Произошло это в недавно открытом увеселительном заведении «Павильон де Пари» в известном горожанам «Доме с четырьмя колоннами» на Садовой улице, 12, где в советское время располагался кинотеатр «Молодежный». В костюме Пьеро Вертинский в сборном концерте исполнил несколько номеров своей программы, которая совсем недавно имела успех в Москве.
Отдельные главы воспоминаний Вертинского впервые увидели свет только в начале 1960‑х годов, когда его уже не было в живых и он не мог вмешаться в ход их публикации. Не исключено, что для скорейшего продвижения мемуаров бывшего эмигранта редактура охотно включила в их основной корпус эпизоды, относящиеся к встречам Вертинского с молодым Маяковским. В том числе в наиболее очевидный момент выражения обоими протестного начала.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 122 (7698) от 05.07.2024 под заголовком «Скандал, которого не было».
Комментарии