Дедова тетрадь

Разбирая бумаги своего деда, которые после его ухода из жизни были убраны на антресоли, Александр нашел тетрадь. На ее обложке было написано несколько строк: «Как началась блокада? Как делили хлеб? Аэростаты, самолет, холод, снег, печка-буржуйка»... Вечером в кругу семьи Александр Токарев прочел вслух содержание тетради. Это было накануне 27 января - святой даты для нашего города. Даты великой победы, каким стал день полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады.

Дедовский дневник стал основой для коллажа, который был сделан к Дню полного освобождения Ленинграда от вражеской блокады и передан детскому саду № 8 Петроградского района, который посещает сын автора — Георгий. ФОТО АВТОРА

Эту тетрадь можно назвать и дневником, и письмом деда внуку, которое он решил написать спустя годы после войны. Деда, который научил ловить рыбу и клеить модели кораблей, показал, как правильно держать пилу и рубить дрова. Который познакомил с лесом, рассказал о грибах, лесных животных. Деда-друга, настоящего товарища, из тех, что, уходя, оставляют слишком большую пустоту, которую невозможно ничем заполнить.

Содержание тетради - это рассказ о мальчике, которому было суждено несколько месяцев прожить в блокадном городе и видеть смерть. Плакать над убитой слонихой и разрушенными американскими горками. Это рассказ о взрослых, которые сохранили своих детей. Автор дневника - Игорь Иванович Судеревский. Он вернулся из эвакуации в Ленинград, выучился, работал инженером в НИИ «Гидроприбор». Ушел из жизни в 2008 году.

Начало войны нас, ребят, ничуть не испугало. В песнях, которые тогда пела вся страна, было ясно сказано: любому врагу наша армия даст отпор. Но в действительности все происходило сначала совсем не по-песенному. Дни шли, а война почему-то не кончалась.

Мы в это время всей семьей находились у дедушки на даче в Вырице. В начале июля на поселок был совершен налет. Но бомбы не бросали - стреляли из пулеметов. Я в это время находился на улице и очень испугался. На другой день вся наша семья - мои бабушка и дедушка, мама, три тети, я и моя двоюродная сестра Аня (ей было полтора года) - выехали в Ленинград.

Жили мы рядом с Зоологическим садом и Госнардомом. И каждый день ждали, что объявят конец войне. Но начались воздушные тревоги, и от завывания сирен раскалывалась голова. Но вскоре, мы, пацаны, к этому привыкли.

В один из дней начала сентября мы с приятелем пошли погулять. Когда объявили воздушную тревогу, решили поглядеть, что будет, и присели на ступеньки крыльца. Но тут ударили зенитки, и мы ринулись домой. Подойдя к окну, я сначала увидел летящие в воздухе святящиеся шары (8 сентября на город было сброшено 6327 зажигательных бомб. - Ред.), а потом клубы черно-белого плотного дыма. Мне стало страшно.

В эту же ночь сбросили бомбу в двухстах метрах от нашего дома. Мы проснулись от грохота, быстро оделись, и одна из наших тетушек, инженер-мостовик по специальности, вывела нас на лестницу. Она сказала, что самое безопасное место в доме - лестничный пролет.

Утром мы с мальчишками побежали смотреть, что произошло. Оказалось, одна бомба упала на трамвайную линию, там, где она поворачивает с проспекта Максима Горького на проспект Добролюбова, а вторая - на территорию Зоологического сада. Больше всего нам было жаль слониху Бетти, которая погибла. А одна обезьянка потом долго скакала по деревьям парка Ленина.

После этого налета наша семья и многие другие жители решили перебраться в бомбоубежище. Они были почти в каждом доме, переоборудованные из подвалов. Собрались десять семей. Мой дедушка Миша сначала соорудил нары для нас, а потом для других, кто не смог это сделать сам...

Часто к нам спускались жильцы с верхних этажей. Это были разные люди: кто верил в нашу победу, а кто - нет, потому случались иногда довольно громкие дебаты. Надо, Саша, отдать должное твоему прапрадеду - Михаилу Марковичу Сергееву. Он до конца своих дней верил в победу и давал отпор тем, кто в этом сомневался. Для него стала праздником та ночь, когда в Таврический сад упал сбитый нашим летчиком фашистский самолет.

А жить становилось все труднее. Хотелось есть и, что удивительно, пить тоже очень хотелось. Одна из трех моих тетушек занималась распределением питания в семье и зорко следила за тем, чтобы все было в порядке. Дело в том, что много пить во время недостатка пищи нельзя. Человек от излишка воды заболевал водянкой и умирал. В январе 1942-го я таких видел на улице. Но я все же иногда воду воровал. В комнате рядом с кроватью стоял чайник. И я, вертясь на кровати с боку на бок (мне было всего 10 лет), как только все выходили из комнаты, хватал чайник и яростно глотал воду.

Хлеба нам не хватало - из восьми человек работали только двое. И вот моя мама и тетушка, которая за нами ухаживала, решили пойти в институт переливания крови. Там людям, которые сдавали кровь, давали обед и хлебную надбавку. Дедушка Миша тоже решил сдать кровь, но ему сказали, что он сам в ней нуждается. Дедушка умер в феврале 1942 года. А в марте не стало и бабушки Любы.

Когда мама пошла сдавать кровь, она взяла меня с собой. Никогда не забуду тот обед: грибной суп и густую манную кашу, политую клюквенным киселем. Это была такая вкуснятина!

Где-то около Нового года нас навестил мой отец. Он воевал на Ленинградском фронте под Пулковом. Для меня это был праздник - мы с папой спали вместе под столом. Отцу, правда, эта ночь не доставила удовольствия. Он сказал: «Знаете, а у вас здесь много страшнее, чем у нас на фронте».

С Петроградской стороны мы переехали на улицу Каляева. Жили напротив Большого дома. Я подружился с местными мальчишками, и мы собирали осколки от зенитных снарядов, которыми потом играли. После одного из обстрелов на Петроградской стороне вспыхнул пожар. Я побежал к Литейному мосту, чтобы увидеть, что горит. Полыхали американские горы, что находились рядом с Зоопарком. Они были деревянными, а тоннель - из цемента. Так было уничтожено мое любимое развлечение. Я, не сдерживая слез, смотрел на языки пламени, еще не понимая, что прощаюсь со своим детством, которое безжалостно оборвала война...

В конце февраля с тетей и моей двухлетней двоюродной сестрой Аней, первыми словами которой были: «Бомба - бах», - мы по ледяной Дороге жизни отправились в эвакуацию. Ехали ночью, но я не спал, а, приткнувшись к тетушке, читал молитвы, которым меня в раннем детстве втайне научила бабушка.

Переехав озеро, мы остановились в одном из домов деревни. Шофер, который вел машину, сварил в печке картошку в мундире и дал нам по три штуки. Это было что-то!