На мокром месте. Эксперт - о болотах Петербурга
Основывать столицу Российской империи в дельте Невы, в топкой болотистой местности, казалось бы, было авантюрой. Но не стоит спешить с выводами, считает кандидат биологических наук Елена СУХАЧЕВА, доцент кафедры почвоведения и экологии Санкт-Петербургского госуниверситета (СПбГУ). Эту мысль в беседе с корреспондентом «СПб ведомостей» Виктором ЮШКОВСКИМ она развивала, используя научную реконструкцию почвенного покрова северной столицы, которую выполнили сотрудники возглавляемого ею Центрального музея почвоведения имени В. В. Докучаева. Такая карта применительно к мегаполису была сделана впервые в России.
Всемирно известные архитектурные ансамбли Петербурга когда-то строились на болотистых островах. Сейчас самое время подумать о сохранении древней экосистемы. ФОТО Александра ДРОЗДОВА
Шурфы для «пирога»
- Елена Юрьевна, от начального почвенного покрова Петербурга, наверное, мало что осталось. Как ученые воссоздавали его облик?
- За основу мы взяли метод определения функциональной связи между свойствами почв и факторами их образования, предложенный ученым, именем которого был назван наш музей. Почва - зеркало ландшафта, любил он повторять, и это действительно так.
Проанализировав профиль верхнего слоя земли в разных местах, можно представить, в каких природных условиях эти почвы формировались. Но для реконструкции почвенного покрова этого мало: осуществляя такую работу, мы опирались на комплекс материалов. Использовали старые шведские карты, где были обозначены леса и места поселений, а также геологические, геоморфологические, гидрологические данные, карты насыпного грунта центральной части Петербурга, схемы затопления его территории при наводнениях и др.
В 1925 г. для построения очередной геологической карты в Ленинграде было сделано много шурфов, отразивших погребенные почвы. Эти материалы тоже оказались ценными. В целом мы проанализировали данные по более чем 300 скважинам, заложенным в разные годы в историческом центре города. Так была создана почвенная карта-схема покрытой лесами и заболоченной территории Невской дельты допетровских времен...
- Шурфы давали картину многослойного почвенного «пирога»?
- Да, и очень красноречивую. Такой срез естественной почвы глубиной 2,5 метра, который можно увидеть в нашем музее, к примеру, был сделан в сквере у СПбГУ. Это серогумусовая аллювиальная (пойменная) почва, свойственная дренированным участкам. Здесь стоял, мы видим, деревянный дом, затем на его месте вырос каменный, но и его не стало: над коркой битого кирпича появился слой насыпного песка, выше - следы мостовой, гранитные обломки и гумусовый горизонт. Словом, типичный для нашего города рисунок почвообразования.
В пределах Петербурга естественного почвенного покрова, характерного для дельты Невы, практически не осталось: он погребен под культурным слоем, достигающим в отдельных местах (вдоль Фонтанки, в районе Адмиралтейства, на Заячьем острове) четырех-пяти метров. Чтобы убедиться, достаточно взглянуть на карту насыпного грунта, которой мы располагаем: темные пятна, свидетельствующие об этом, разбросаны по всей центральной части города.
Вычеркнутые острова
Старые петербургские парки (Летний сад, зеленые зоны возле Меншиковского и Юсуповского дворцов и др.) тоже разбивали, формируя привозной плодородный гумусовый слой. Однако за трехвековую историю города сильно изменилась гидрографическая сеть: чтобы удобнее было строить, наши предки засыпали ручьи, мелкие озера и в то же время спрямляли русла рек, сооружали каналы и пруды. Только за последние сто лет число островов в дельте Невы уменьшилось более чем вдвое, до 42, а оставшиеся имеют уже новые очертания.
- Насколько активно горожане занимались дренированием?
- Этот растянутый во времени процесс проходил в соответствии с градостроительными задачами. Самые «мокрые» места строители обходили стороной, а спустя время возвращались и засыпали ручьи, мелкие речки, отводили влагу с заболоченных топких мест, строя там более основательные фундаменты...
- Глубокими были городские болота?
- Вовсе нет. Из школьного курса географии все, наверное, помнят, что болота бывают двух видов: верховые и низинные, которые отличаются растительностью и способом образования. Первые, питающиеся атмосферными осадками, бедны полезными для растений (как правило, это чахлые низкие сосенки) элементами, а вторые появляются там, где «напирают» грунтовые воды, обогащенные минералами, и растительность там более богатая. Но те и другие в черте города были неглубокими: слой торфа достигал максимум двух-трех метров. А между ними стояли леса...
- Заболоченных мест было, наверное, немало?
- Да уж, хватало. На Васильевском острове самый возвышенный участок находился между Большим и Средним проспектами (1-я - 12-я линии), а в районе 18-й - 20-й линий и в некоторых других местах пройти посуху было невозможно. Полоса болотных низинных почв с зарослями ольхи тянулась вдоль реки Смоленки. Остров Декабристов, бывший Голодай, представлял собой низину с озерами, по берегам которых росли осока и камыш, - он полностью заливался водой даже при небольших наводнениях.
Петроградский остров абсолютно сухим тоже, конечно, не был: наличие болотистых почв мы обнаруживаем, например, вдоль реки Ждановки. Да и Крестовский, в юго-восточной части которого находилось обширное болото, затапливался при подъеме невской воды. То же самое можно сказать о левобережной части Невы: сильно заболоченной была, скажем, территория между Фонтанкой и каналом Грибоедова, на месте Летнего сада находился лесистый участок с явными признаками (мхи и водоросли) заболоченности...
Взгляд из космоса
- Для чего потребовалось делать такую «ретроспективу»?
- Раньше почвоведы строили карты естественных территорий, воспользовавшись которыми можно было получить представление о распространении тех или иных почв, их особенностях и свойствах. В последние годы ученые взялись за урбанизированные пространства: появились почвенные карты отдельных городов, позволяющие оценивать их экологическое состояние и корректировать генеральный план развития.
Такая карта должна открывать градостроителям глаза, показывая, где не хватает садов, парков и скверов, чтобы жители меньше дышали выхлопными газами (в Петербурге таких мест, увы, много), и исправлять ситуацию. Зная, какой почвенный «ковер» в определенной точке, можно рассчитать экологический индекс каждого микрорайона...
- В соседнем регионе болота тоже гибнут?
- Конечно. Вместе с коллегами из Биологического института СПбГУ мы подготовили и в 2007 г. издали Красную книгу почв Ленобласти, отметив уникальные почвы (экзоты), редкие, исчезающие, а также те, которых не стало. Перечень утрат оказался небольшим: в районе Ропши встречалась торфяно-иловатая почва (карболитозем), а под Всеволожском - рудяковая (болотная руда). В результате деятельности человека они исчезли.
Карту соседнего региона, Ленобласти, отражающую антропогенное воздействие на почвы (карьеры, лесные вырубки, сельхозугодья), впервые в нашей стране выполнили в этом году сотрудники нашего музея. Причем с применением полученных из космоса снимков. А в 2003 г., к 300-летию Петербурга, была завершена первая научная реконструкция почвенного покрова огромного города (центральной его части), помогающая понять, как он застраивался, каким был ландшафт и т. д. Из множества здешних болот сохранилось лишь несколько, в основном на периферии Петербурга. Например, Сестрорецкое болото в Юнтоловском заказнике, которое тоже важно для природной среды.
- Как место обитания перелетных птиц?
- Не только. Там можно встретить определенные виды растений и животных, на заболоченных участках берут начало некоторые ручьи и реки. А почвенный микробиом? Большая часть организмов, обитающих в такой почве, науке в полной мере не известна до сих пор: это же настоящий живой космос.
ПРЯМАЯ РЕЧЬ
О том, каким был древний петербургский ландшафт,
мы попросили рассказать доктора сельскохозяйственных наук, профессора Бориса АПАРИНА, научного руководителя
Центрального музея почвоведения имени В. В. Докучаева:
- Нельзя утверждать, что вся территория нынешнего Петербурга, находящегося в пределах Приневской низменности, была непригодной для заселения. Ее рельеф формировался под воздействием ледника и древнего Литоринового моря: когда оно отступило, появились три террасы, уступами спускающиеся к Финскому заливу, каждая из которых имела свой почвенный покров.
Стоит также принять во внимание, что в дельте Невы доминировали аллювиальные почвы, которые создавала река, накапливая по берегам отложения песка, минеральных, органических частиц и т. д. Эти природные насыпи могли достигать нескольких метров. Вот в таких возвышенных сухих местах с давних пор и селились люди, строя дома и прокладывая дороги, что отражено в шведских картах XVII - XVIII вв.
Так, согласно снятому в 1698 г. плану этой местности, вдоль современного Лиговского проспекта по сухим лесистым местам проходила дорога. Из исторических материалов тоже можно почерпнуть любопытные сведения: известно, например, что в 1744 г. императрица Елизавета Петровна получила в дар от персидского шаха 14 слонов, которые содержались в сосновом бору, находившемся в районе нынешней площади Восстания. Это было одно из самых сухих мест в имперской столице...
В допетровскую эпоху люди осваивали наиболее дренированные земли около рек. Шведская крепость Ландскрона, например, была построена в XVIII в. на мысу в устье реки Охты. К тому времени на территории современного Петербурга насчитывались десятки поселений, вокруг которых были луга и пашни. Крупные рыбацкие деревушки находились в восточной части Васильевского острова, на Петроградской стороне (в районе Троицкой площади), в охтинской местности, северной части нынешнего Литейного моста и т. д.
Словом, к моменту основания Петербурга почвенный покров дренированных территорий был уже значительно преобразован, и процесс этот набирал обороты.
Читайте также о том, из-за чего в Финском заливе погибли тюлени.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 109 (6462) от 19.06.2019 под заголовком «На мокром месте».
Комментарии