На кромке льда. Происшествие, едва не ставшее роковым
Когда началась Великая Отечественная, Николай Андреевич Елисеев в свои 29 лет уже имел боевой опыт — «зимнюю» войну. На ней он был механиком-водителем танка. Еще во время той войны, по словам его дочери Александры Новиковой, он стал вести дневниковые заметки. Написанные карандашом на листках финских формуляров, они сохранились в домашнем архиве.
ФОТО Shannon McInnes on Unsplash
Летом нынешнего года родные случайно обнаружили на даче еще один документ, связанный с боевым прошлым отца: напечатанные им в 1986 году на пишущей машинке воспоминания о том, как он выводил из окружения с Лужского рубежа несколько сотен красноармейцев, эвакуировал раненых в районе Пулковских высот… Вот лишь один фрагмент из этих записей.
На фото из семейного архива — Николай Елисеев в 1944 году./Репродукция. ФОТО автора
«В начале работы ледовой Дороги жизни ночью я влетел в воронку вместе с машиной, машина утонула, а я остался жив. Как это произошло?
Мы стояли в Кобоне. Вечером получили приказ выехать всей ротой в Борисову Гриву. Туда прибыл эшелон с ремесленниками. Их надо было перевезти на другую сторону Ладоги. Мы все были очень слабы, сил не хватало, чтобы завести машину. Что делали? Заводили одну машину и использовали ее как буксир, чтобы запустить другие…
Лед был как стекло. Как таковой дороги не было видно. Двигались ведь мы без включенных фар. Ориентировались «на сигнал». По трассе стояли солдаты с фонарями «летучая мышь»: они держали их под шинелями и периодически ими сигналили. Вот мы и ехали на такой огонек. Смотришь на него и ждешь, где еще замигает.
Пошел ползун-снежок, гонит по льду ветерком, температура была небольшая, хотя и минусовая. За бугорками наметало полоски снега, в которых машина застревала. Приходилось выходить и руками вычищать снег из‑под колес. Иначе не тронешься с места! Я застрял раз, другой, а на третий принял другое решение.
Когда подъезжал к такой снежной полоске, стал давать газу и на скорости ее пробивал. Так пробил раз, два, три, а потом и попал. Влетел правым крылом в воронку. Моя машина радиатором пошла в воду, а задним левым колесом зацепилась за кромку льда. Я успел открыть дверь и выпрыгнуть из кабины. Грудью и животом повис на кромке льда, выбраться из воды не могу. Уцепиться не за что. И никого нет руки подать.
Вот я и висел на кромке льда. Что только не делал! Мочил рукавичку. Клал ее на лед, ждал, чтобы ее прихватило морозом. Нет, ничего не получалось. Кричать бесполезно, вблизи никого нет… Но тут в мою сторону подул ветер и пригнал к моим ногам кусок льда. Я решил им воспользоваться. Заправил на него одну ногу, сделал резкий толчок и чуть‑чуть наполз на край льдины.
Так я постепенно выбрался из воды. Сел, снял сапоги. Вылил воду, отжал портянки, снял брюки и кальсоны. Все выжал и оделся. Пошел ловить машину. Поймал одну, обрадовался. Она шла в Ленинград. Надеялся: сейчас хоть чуть‑чуть обогреюсь. Но когда открыл кабину, она оказалась битком набита. Пришлось сесть в открытый кузов и ехать так двадцать километров.
Когда мы добрались до берега, я был словно весь в гипсе. На мне все замерзло. Я тонул примерно в час ночи и до десяти часов утра был на морозе. Пытался зайти в землянки, но они были забиты до отказа — да так, что даже чьи‑то ноги на улицу торчали… В конце концов мне повезло: я нашел танкистов и попросил их меня обогреть. Говорю им: «Я, братцы, механик-водитель, помогите».
Они меня схватили в охапку, занесли в землянку, где топилась печка. Я стал обогреваться и сушиться. Когда я все уже подсушил, посмотрел на себя: все мое тело покраснело, я был как рак красный. Они меня напоили горячим кипятком. Поблагодарил их за товарищескую помощь, сел на попутную машину и поехал обратно через Ладогу — в свою роту в Кобону.
Приехал, доложил командиру роты о том, что я машину утопил. Он попросил меня написать рапорт. Я написал и ждал какого‑то наказания, но его так и не последовало. Меня назначили на должность помпотеха 70‑й отдельной санитарной роты, где я проработал до августа 1942 года.
В роте по заданию сануправления Ленфронта я оборудовал две машины для перевозки раненых. Конструкцию кузова сам придумал. Одну на базе «ЗИС-5», вторую на базе «ГАЗ-АА». Приехала комиссия на проверку — все медики. Я их погрузил в эти машины, как будто бы раненых, затем мы сделали 30 – 40 км пробега. Все прошло отлично. А что дальше с этими санитарными машинами было, я не знаю, так как меня отозвали в Военно-политическое училище Ленфронта. Впоследствии я изготовил модель такой машины и передал в музей Дороги жизни на берегу Ладожского озера».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 7 (7583) от 17.01.2024 под заголовком «На кромке льда».
Комментарии