Записки на полях. Русская автобиографическая традиция стала предметом изучения в РНБ

Когда в России появились первые дневниковые записи? Чтобы ответить в том числе и на этот вопрос, сотрудники отдела рукописей Российской национальной библиотеки несколько лет назад начали работу над масштабным проектом, поддержанным Российским научным фондом, он посвящен исследованию русской автобиографической традиции. Наглядным свидетельством такой традиции как раз и являются дневники и мемуары. Предварительные результаты оказались весьма примечательными. О них рассказали заведующий отделом рукописей Иван ПОЛЯКОВ, старший научный сотрудник Мария СМИРНОВА и заведующая сектором русских фондов XVIII – XXI веков Елена МИХАЙЛОВА.

Записки на полях. Русская автобиографическая традиция стала предметом изучения в РНБ | Рукопись первого тома Ильи Федоровича Тюменева «Моя автобиография». Он содержит информацию о его предках — рыбинских купцах, о юношеских годах, его учебе в гимназии, театральных впечатлениях, увлечении балериной Мариинского театра. /ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

Рукопись первого тома Ильи Федоровича Тюменева «Моя автобиография». Он содержит информацию о его предках — рыбинских купцах, о юношеских годах, его учебе в гимназии, театральных впечатлениях, увлечении балериной Мариинского театра. /ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

— Принято считать, что авто­био­графическая традиция в России началась с петровского времени…

Иван ПОЛЯКОВ: — Действительно, существует такое мнение. При этом в качестве факторов упоминают знание аристократической публикой французского языка и ее знакомство с западной литературой. Из нее, мол, она и узнала о том, что можно писать «от себя».

На самом деле все далеко не так. Автобиографическая традиция зародилась в России гораздо раньше, как минимум на век. Немалое влияние оказали Смутное время начала XVII века и последовавший затем общественный подъем. На Западе подобным рубежом стала Реформация XVI — начала XVII века и связанные с этим культурные процессы.

Ведь в чем главная суть дневников? Люди, которые их пишут, делают это не по указке кого‑либо, а по собственному желанию, для себя. Вообще появление дневника — это способ саморефлексии, важнейший шаг к осознанию собственной личности. 

Недаром считается, что с началом автобиографической литературы, с появлением первых дневников начинается эпоха человека Нового времени…

Первый известный русский «протодневниковый» памятник — это рукопись монаха Ионы Соловецкого, датированная началом XVII века. В ней нечто вроде путевого дневника. Прежде ничего подобного отечественная традиция не знала.

Любопытно: раз у авторов первых дневников не было образцов подобных произведений, им приходилось ориентироваться на известный в то время жанр — летопись. И пусть эти записи краткие, нерегулярные, зато в них нашли отражение основные события, больше всего тронувшие автора.

В рукописных заметках юного князя Степана Васильевича Ромодановского, датированных 1670‑ми годами (они хранятся в нашем отделе рукописей), едва ли не впервые в русской традиции появляется местоимение «я». Автор превратил в свое­образную записную книжку сборник учебных материалов, в течение двух-трех лет делал пометки на полях и на пустых местах, отмечая наиболее важные для себя события. К примеру, установил точную информацию о дате своего рождения, о своих родителях и крестниках. Затем делал записи по поводу своей женитьбы, смерти отца, рождения дочери… Есть там и приходо-расходные записи, черновики долговых расписок…

Мария СМИРНОВА: — Считается, что дневник — это нечто, записанное в отдельной тетради или по крайней мере на отдельных листах. Мы в ходе наших исследований обнаружили совершенно неизвестный корпус подобных источников: личные записи, в том числе дневникового характера, сделанные на страницах печатных календарей XVIII – XIX веков. Такие издания выпускали со специальными пустыми местами, изначально предназначенными для записей. Можно сказать, что традицию задал сам Петр I: в одном из календарей за 1715 год есть его заметки автобиографического характера.

В архивах и библиотеках страны нашим коллективом выявлено более пятисот экземпляров подобных календарей. В РНБ они чаще всего хранятся на полках Русского книжного фонда и описаны именно как календари, а не как «дневники на страницах календаря». Из-за этого исследователям было совершенно неочевидно, что в них могут содержаться подобные заметки.

Они разного характера — и впечатления о событиях, и хозяйственные записи: кто кому сколько должен, сколько чего куплено… Авторы известны лишь в редких случаях — когда они подписывались или упоминали своих близких. Абсолютное большинство остаются нам неизвестными, мы можем только проанализировать круг их общения и занятий. Но когда среди приглашенных гостей значатся Нарышкины и Нащокины, то сразу же становится понятным, что речь идет о петербургской элите.

И. П.: — Источники, которые мы ищем, увы, довольно плохо сохранились. Поэтому, чтобы получить максимальную картину, мы включаем в свое исследование рукописные материалы из собрания не только нашей библиотеки, но и книгохранилищ, архивов и музеев Петербурга, всей России и даже ближнего зарубежья.

Рукописные собрания есть практически везде — мы уже побывали в Екатеринбурге, Новосибирске, Ярославле, Владимире, Великом Устюге, Смоленске, и в этом на самом деле одна из больших трудностей. В конце XIX — начале ХХ века, а также после революции материалы личных архивов зачастую сохранялись не как целостные единицы, а были распределены между архивами, библиотеками и музеями, причем даже разных регионов.

М. С.: — Яркий пример: в нашем отделе рукописей хранится чрезвычайно интересный дневник петербургского купеческого сына Алексея Тарасова, датированный серединой XIX века. Сам автор называл его продолжением — «второй книгой своего бытия и деяний».

И вот — удача! Полтора года назад в Государственной публичной научно-технической библиотеке Сибирского отделения РАН мы обнаружили первый рукописный том Алексея Тарасова. Выяснилось, что он вошел в собрание, оказавшееся у историка Михаила Тихомирова. Дневник неизвес­тен, не опубликован, мы готовы ввести его в научный оборот.

— То есть ваши усилия направлены еще и на то, чтобы хотя бы виртуально воссоздать целостность личных коллекций?

Елена МИХАЙЛОВА: — Конечно! Такая же ситуация с записями генеральской вдовы Александры Ефимовны фон Руммель, которые она называла «хранилища моей памяти». Девять тетрадей, относящихся ко второй половине XIX века, хранятся в Петербурге — в Центральном государственном архиве литературы и искусства, а десятая оказалась в уже упомянутой новосибирской ­библиотеке — в собрании коллекционера Виталия Груздева. Может быть, ее тетради сохранились и где‑то еще, они хронологически непоследовательны, поэтому сложно сказать, полный комплекс мы обнаружили или нет.

И. П.: — Собственно, наша задача в первую очередь — поиск новых источников. Практика многих лет показала, что материалов, неопубликованных и не учтенных учеными, достаточно много. В данный момент у нас уже есть рабочая база данных, в которой содержатся сотни неизвестных прежде автобиографических памятников, чаще всего дневников.

Это не только объемные сочинения, но и краткие автобиографические свидетельства, такие как «фамильные летописцы» (пополняемые несколькими поколениями записи о семейных событиях), а также заметки на полях, последних листах книг. Те самые несколько строк от какого‑нибудь представителя аристократии, которые подчас имеют большое значение. Хотя владельца книги и, соответственно, автора этих записей определить зачастую очень сложно.

— Но есть ли примеры, когда автор известен?

М. С.: — В собрании нашего отдела рукописей есть совершенно уникальный документ — записная книжка, которую вели пять поколений усть-сысольских купцов Колеговых. Первые заметки относятся к 1719 году. Сначала — только хозяйственная информация о купле-продаже. Постепенно появляются упоминания о родственниках, о том, как рождались дети, как строили дома, путешествовали. Тут же — выписки из газет о значительных событиях в городе, о визитах церковных иерархов. Последние записи датированы 1840‑ми годами.

Е. М.: — К концу XIX века автобиографические материалы выходят за рамки рукописных текстов. Яркий пример — хранящиеся у нас воспоминания «Прожитые годы» генерала от артиллерии Петра Александровича Башилова. Он вклеил на титуле свой фотографический портрет, на котором он изображен пишущим эти записки. Как только в тексте идет речь о каком‑либо герое — рядом приводится его изображение.

Еще одним семейным «летописцем» был Илья Федорович Тюменев — музыкант, художник, человек талантливый в самых разных сферах. Он составлял автобиографию и вел дневники полвека, с 1860‑х годов, дополняя текст самыми разными документами, чтобы максимально полно рассказать о своей жизни и окружающих его людях. В его записях очень много рисунков, фотографий, визитных карточек, писем… Ведь одно дело — написать о письме, полученном, например, от Николая Андреевича Римского-Корсакова, другое — приложить оригинал этого послания…

В конце прошлого года мы опубликовали первый из томов «Моей автобиографии» Тюменева: текстовые записи были расшифрованы, но те листы, на которых прикреплены документы, приведены в факсимильном виде. А всего таких рукописных томов, подготовленных Тюменевым, шестнадцать! Представляете, какой это бесценный источник для исследователей и всех, кому интересна история отечественной культуры?

Читайте также:

Выставочный проект «Слово — ленинградцам!» открылся в Президентском физико-математическом лицее №239

Архиву помогают волонтёры: они пополняют базу данных эвакуированных ленинградцев


#автобиографии #интервью #РНБ

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 67 (7889) от 15.04.2025 под заголовком «Записки на полях».


Комментарии