Кларнетист Юлиан Милкис: «В искусстве все идет волнами»

Российская премьера «Писем друзьям» грузинского композитора Гии Канчели в версии для кларнета и симфонического оркестра состоялась в Большом зале Филармонии. Заслуженный коллектив России Академический симфонический оркестр Филармонии выступил под управлением Николоза Рачвели, а партию кларнета исполнил один из ведущих кларнетистов современности Юлиан Милкис. Он рассказал музыковеду Владимиру Дудину о своей многолетней дружбе с композитором, вспомнив и еще одного знаменитого музыканта ХХ века, своего учителя, джазмена, кларнетиста Бенни Гудмана, юбиляра этого года.

ФОТО Станислава ЛЕВШИНА

- Насколько сложно исполнять музыку Канчели?

- На мой взгляд, круг любимых исполнителей и друзей Канчели очень привилегированный - Гидон Кремер, Андрей Борейко, Владимир Юровский, еще несколько очень значимых музыкантов. Мне посчастливилось оказаться среди них. Наши отношения с Гией, «сценические» и человеческие, длятся уже более двадцати лет, поэтому он мне доверяет и прекрасно знает, что ожидать. Мы много обсуждали с ним и это произведение, и многие другие, играемые мной. Он часто менял регистры (октавы), потому что ему не очень нравится самый высокий кларнетовый регистр из-за его резкости. Нет ничего сложнее исполнения музыки Гии. На первый взгляд, в ней немного нот, очень тихо, но в этом и вся сложность. Когда я начал играть его музыку, мне пришлось разработать совершенно особую систему дыхания. Ну и главное - вопрос концентрации и вхождения в эту музыку. Это некий магический процесс. Никогда не забуду первую репетицию «Ночных молитв» в Голландии с Грёнингенским оркестром. Премьерные концерты дирижировал Виктор Либерман. Я обернулся и увидел, что половина оркестра была в слезах. Дирижер мне потом сказал, что такое видел впервые в жизни.

У меня такое случалось часто, в частности в Америке, когда после премьерного исполнения «Миниатюр» я сидел за сценой и полчаса не мог остановить слезы, выходил к публике в таком виде принимать поздравления... Музыка Канчели проникает прямо в сердце.

- Вам везло на знакомства с великими музыкантами, изменявшими мир. Среди них был и «король свинга» Бенни Гудман. 30 мая этого года исполнится 110 лет со дня его рождения. Вы были его единственным учеником. Как сложился ваш учительско-ученический союз?

- Знакомый журналист написал мне однажды, что дочь Гудмана, у которой он брал интервью, так высказалась обо мне: «Я понимаю, почему Бенни положил на него глаз и взял под крыло: во-первых, он был потрясен, что Юлиан ему позвонил». Гудмана ведь попросту боялись, не решались даже здороваться с ним... Это был Исаак Стерн, только круче. И вдруг какой-то пацан ему звонит. Но если бы он не увидел во мне того, что я смог показать, сыграв на кларнете, второй раз я к нему не попал бы. В то время я как музыкант ничего особенного не представлял. Меня интересовало то, что и всех, - чтобы быстро и чтобы стаккато... Его мог привлечь и тот факт, что я прибыл из СССР. Бенни женился на красавице, светской львице. У него, как у мальчика из провинциальной бедной еврейской семьи, была идея фикс: пробиться не только по деньгам, но и по положению. Его приняли в этой снобской семье с распростертыми объятиями. К тому моменту он был огромной звездой.

У Гудмана был очень красивый английский язык. Он говорил, конечно, по-американски, точнее, по-массачусетски - медленно, с большим словарным запасом. Для того чтобы избавиться от акцента, он нанимал профессора дикции из Гарварда. По словам дочери Гудмана, все члены его семьи, перебравшиеся в Америку, говорили по-английски так, будто только вчера выехали из маленького еврейского местечка. Он этого страшно стеснялся и от них дистанцировался. Но если в семье жены он был принят благополучно, то ее в семье Бенни так и не приняли, до конца дней называя «шиксой», что на идиш означает «чужая». Когда он приехал в СССР в 1962 году, у него произошло возвращение к еврейским корням, его стала интересовать Россия. По-английски тут тогда никто не говорил, а среди джазовых музыкантов было очень много евреев, все знали идиш. И он вспомнил этот язык и стал на нем говорить. Спустя полгода после нашего знакомства он у меня как-то спросил: «А ты еврей? Это приятно». В другой раз он спросил, как я зарабатываю на жизнь. Я сказал, что играю в театре и мне это нравится. Я три года играл в Нью-Йорке в потрясающем еврейском театре Фольксбине на Манхэттене. Туда Барбра Стрейзанд приходила отбирать актеров для фильма «Йентл» (1983 г. - Прим. ред.). «А я джаз играл всю жизнь только для денег»... Я был поражен, поняв, что Гудман всю жизнь себя считал классическим музыкантом.

- Чему вас учил Бенни Гудман?

- Только классике. На втором году обучения у него начались мои концерты. Он позвонил кому-то и сказал, что у него есть талантливый протеже, попросил: «Сделай, что можешь». Однажды я набрался смелости и сказал Бенни, что у меня есть идея играть на бис его джазовые пьесы. Он пошел пятнами, был категорически против: «Не лезь в мои дела». Я стал играть джаз лишь через десять лет после его смерти, боялся сравнений.

Много позже я заявил своему импресарио, что буду играть знаменитый хит «Нью-Йорк, Нью-Йорк» Лайзы Минелли и Фрэнка Синатры в Карнеги-холле. «Ты ненормальный! Критики тебя смешают с грязью! Это могли делать только Синатра и Минелли». Но я настоял на своем, сказав, что осуществлю задуманное. Моя крыша поднялась от успеха, которого у меня прежде не было: Карнеги-холл стоял на ушах, топал ногами. Но это было всего три года назад. С тех пор эта пьеса стала моим абсолютным хитом. Но должен заметить, что звук у Гудмана был джазовый, что бы он ни играл. Я слышал это, старался подражать. Когда мы стали играть с Диком Хайманом (знаменитый джазовый композитор, пианист, известный как автор музыки ко многим фильмам Вуди Аллена. - Прим. авт.), он остановился и сказал: «Я не верю своим ушам, у тебя точно Бенино вибрато!».

- Какие сегодня у вас отношения с джазом?

- Довольно много сейчас его играю, но на академических сценах, не в клубах.

- Что такое настоящий джазовый звук?

- Было два главных конкурента - Бенни Гудман и Арти Шоу. Арти Шоу абсолютно голливудской внешности, невероятно красивый, музыкант с выдающейся карьерой. Многие голливудские актрисы прошли через его постель. Он жил до 94 лет, написал две книги. Однако с Беней они не разговаривали. Сказать «ненависть» - ничего не сказать. Чтобы разозлить Гудмана, надо было произнести одно слово - «Арти». И наоборот. Я не могу сравнивать их звуки. У Бенни он был волшебный - очень мягкий, очень душевный. Арти Шоу играл довольно резко, был большой технарь.

- Какую нишу занял Бенни Гудман в истории мирового джаза?

- Самую высшую. Все джазмены выросли из него. Гудман привел джаз в Карнеги-холл, что было совершенно нереально, до тех пор там играли Рахманинов, Хейфец и музыканты самого высшего эшелона. Но не забывайте, что джаз тогда играли в смокинге и бантиках, в лакированных туфлях. О чем говорить, если костюм, черные туфли, галстук, жилетка были его домашней формой, когда я приходил к нему заниматься. Джинсы и свитера у джазменов знаменовали совсем другую эпоху. А в 1930-е годы выход на сцену считался чем-то святым.

- На ваш взгляд, какие были главные истоки интереса к джазу в момент его первого бума?

- Однажды Дик Хайман спросил меня: «А ты знаешь корни классического джаза? Не нью-орлеанского - это французская линия, а у джаза, из которого вышли Фицджералд, Армстронг, - это идиш, еврейские песни. Не веришь? Давай сыграю первую запись «Рапсодии в стиле блюз» с самим Гершвином. Глиссандо в ней с первой ноты мог играть только Беня». Я послушал и умозаключил, что это вообще не та музыка, а какая-то еврейская свадьба. Позже Гершвин несколько видоизменил ее. А в «Порги и Бесс» известнейшая мелодия - один в один с синагогальной молитвой «Борух Ата Аданай». Я об этом не догадывался. Гершвин очень много использовал еврейских мотивов, вошедших в негритянский спиричуэлс. То есть не от афроамериканцев пришел джаз - они переняли его. Истоки джаза - в еврейских местечках Украины и Польши.

- А сегодня мировой джаз на какой волне находится?

- Сейчас точно не золотой период. Но и это пройдет, я уверен. Ведь в искусстве вообще все идет волнами, да и не только в искусстве.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 046 (6399) от 14.03.2019 под заголовком «Юлиан Милкис: В искусстве все идет волнами».