Сергей Глезеров

Культура 06 июня 2022

Вибрации меди. Чем близки друг другу Петр I и Пушкин?

Их дни рождения разделяют всего несколько дней. Разумеется, никакой взаимосвязи здесь нет, между ними больше века, однако в близости дат можно усмотреть определенный символический смысл. По крайней мере для нашего города. Петр Великий и Пушкин — две основополагающие фигуры, определяющие петербургскую идентичность. Один основал «невский парадиз», другой воспел его в своих произведениях. О том, чем близки друг другу первый российский император и «солнце русской поэзии», мы поговорили с доктором филологических наук профессором Санкт-Петербургского университета Игорем СУХИХ. Несколько лет назад вышла в свет составленная им антология, посвященная образу Петра I в произведениях русских поэтов, философов и историков.

Фото: Pixabay / tracy0218

— Игорь Николаевич, Пушкина иногда называют «Петром Великим русской литературы». Нет ли в этом преувеличения?

Статья по теме:

У Михайловского замка помыли памятник Петру I

— Нет, в этом есть определенная логика. Как бы мы ни оценивали реформы Петра I и его личность, он навсегда вошел в историю как преобразователь России. Точно таким же преобразователем оказался Пушкин — в сфере русского языка и русской литературы.

На мой взгляд, самую точную формулу противоречивого отношения Пушкина не только к Петру, но и к его деяниям дал эмигрантский мыслитель Георгий Федотов: «Певец империи и свободы». Именно так он озаглавил свою статью, посвященную поэту. Вроде бы две эти вещи трудно сочетаются, но Пушкину, по мнению Федотова, было присуще и то и другое.

Не будет преувеличением сказать также, что Петр I стал для Пушкина одним из ориентиров, главных литературных героев. Достаточно вспомнить «Стансы», «Полтаву», «Арапа Петра Великого», незаконченную «Историю Петра»…

Если собрать все тексты Пушкина, посвященные Петру, получится целая книга. Но квинтэссенция его отношения к царю-реформатору содержится все‑таки в «Медном всаднике». Это действительно великая поэма и, наверное, лучший словесный памятник Петру. Обратите внимание вот на какую деталь. Мы без всяких колебаний употребляем словосочетание «Медный всадник»…

— Хотя скульптура вовсе не медная, а бронзовая.

— Конечно, однако пушкинское определение стало частью того, что можно назвать «петербургским мифом».

Формула Петра, данная в «Медном всаднике», отчасти варьирует упомянутое выше федотовское определение Пушкина. И в нем на самом деле нет противоречия. Ведь в поэме мы видим и оду Петербургу, и панегирик великому делу Петра, создавшего этот город. Но фабула произведения строится на том, что великий преобразователь превращается в медного истукана, под пятой которого погибает бедный Евгений.

Противопоставив эти фигуры, Пушкин, как ни парадоксально, их отчасти уравновесил, сделал равновеликими. И хотя по сюжету «маленький человек» проигрывает, сама по себе поэма — прежде всего размышление об этих двух противоположных полюсах.

— И какой из них Пушкину все‑таки ближе?

— Парадокс в том, что Пушкин обозначает конфликт между государственным величием и правдой «маленького человека» и не решает его ни в чью пользу. Он видит этот конфликт как нечто если не вечное, то устойчивое и едва ли разрешимое. На мой взгляд, в поэме чувствуются и преклонение перед государственным величием, и глубокое сочувствие к человеку, который становится побочной жертвой стремления к великой цели.

То есть Пушкин, если можно сформулировать еще более кратко, не выбирает, а обозначает и соизмеряет. Однозначного выбора он не делает. В том‑то, наверное, и величие этой поэмы…

Спустя век после Пушкина и за век до нас Александр Блок заметил: «Медный всадник». Все мы находимся в вибрациях его меди».

— Учитывая, что в зрелые годы поэт явно был ближе к славянофильскому лагерю русского общества, как он оценивал, условно говоря, «европейский вектор» преобразований Петра?

— Пушкин был, условно говоря, ни «за», ни «против». Он не считал необходимым делать подобный жесткий выбор. В заметках к «Истории Петра» Пушкин отмечал что перед нами, с одной стороны, создатель великих учреждений, с другой — царь, некоторые указы которого «писаны кнутом». Наверное, это был единственный и последний император России, который плотничал, столярничал и в то же время принимал участие в пытках…

Был ли Пушкин славянофилом? В определенном смысле — да, хотя, как известно, само понятие славянофильства по­явилось уже после смерти поэта, в 40‑е годы XIX века. Но, действительно, «национально ориентированное» течение русской общественной мысли возникает еще в начале того столетия. Речь об адмирале Шишкове и его «Беседе любителей русского слова».

Существует формула, которая гласит, что в равной степени глупо не быть вольнодумцем в молодые годы и консерватором на склоне лет. К Пушкину она вполне применима. Совершенно очевидно, что воззрения поэта эпохи южной ссылки («певца свободы») и последнего десятилетия жизни, конечно, несоизмеримы. Это касается его отношения к государству, религии, Петру и тем трем императорам, при которых поэту довелось жить.

В то же время Пушкина с полным правом можно назвать одним из первых культурных европейцев в русской литературе. Ведь в конечном счете его художественный мир определяется тем, что он с необычайной чуткостью реагировал и вступал в диалог со всей европейской литературой. Причем в чрезвычайно широком диапазоне — с Шекспиром, Вольтером и другими французскими просветителями.

Без европейского культурного контекста невозможно представить ни раннего, ни позднего Пушкина. В его творчестве находили отклик отголоски всех великих европейцев, без них он был бы другим, его мир был бы другим. А значит, и наша нынешняя литература была бы другой.

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 100 (7183) от 06.06.2022 под заголовком «Пушкин и Петр: вибрации меди».