Секреты Русского Пьеро. Николай Мартон показал Вертинского в новом моноспектакле

Недели не прошло, как народного артиста России Николая Мартона поздравили с 85-летием, и уже - новая встреча в Царском фойе Александринского театра. Премьера спектакля «Вертинский. Русский Пьеро».

Секреты Русского Пьеро. Николай Мартон показал Вертинского в новом моноспектакле | ФОТО Владимира ПОСТНОВА предоставлено пресс-службой Александринского театра

ФОТО Владимира ПОСТНОВА предоставлено пресс-службой Александринского театра

Наконец они встретились - шансонье, грустный клоун, поэт, композитор, артист с судьбой, причудливой, как и его репертуар, и корифей старейшего театра России, за шесть десятков лет сыгравший и «наших современников», и царей, и графов, и поэтов, кристально честных персонажей и мерзавцев... Вроде бы ничто не предвещало их встречи, и все же духовный багаж, который накопился у Мартона, таил нечто многообещающее. В предыдущем моноспектакле, сочиненном им для величественного и в то же время камерного малиново-золотого пространства Царского фойе, артист собрал воедино такую компанию классических героев, какая прежде никогда вместе не собиралась, - от Агафьи Тихоновны из гоголевской «Женитьбы» до старика Карамазова и Нины Заречной. Тогда впору было поверить, что он и впрямь Мировая душа, сочиненная чеховским Костей Треплевым: ему удалось постичь характеры и устремления столь разных существ («от Александра Македонского до последней пиявки»), соединить их в одно и заново вдохнуть в них жизнь.

Приступая к Вертинскому, артист робел, боялся повторов, стилизации, невольного соперничества с признанным авторитетом. Как хорошо, что решился! Можно сказать, открыл Вертинского заново. И как поэта, и как композитора (который писал музыку не только на свои слова, но и на стихи А. Ахматовой, Н. Тэффи, В. Инбер), и как художника, и как человека, делившего со своей страной беды и делившегося с людьми размышлениями о жизни.

Режиссер Антон Оконешников организовал для диалога Мартона с Вертинским идеальную среду: рояль, за которым прекрасный музыкант Александр Богачев; патефон, откуда звучат не только старые записи, но и комментарий, дающий историческую канву (Сергей Мардарь); три костюма, облачаться в которые артисту помогает хрупкая Дарья Клименко (глядя на нее, нельзя не вспомнить маленькую балерину, креольчика и других пикколо-героев экзотических сюжетов). Визитка, фрак, цилиндр и бархатный балахон Пьеро - этих одеяний вполне достаточно, чтобы обозначить жанры и времена, когда сочинялись песни.

Артист не подражает Вертинскому, разве что пару раз застынет в картинной позе, памятной по старым афишам. Поет своим голосом, сильным, глубоким, бархатным баритоном, не искушаясь характерным тремоло и грассированием. Над «вычурными позами» Мартон посмеивается, он и сам по этой части мастак. Но за позами, за масками в театре прячутся, испытывая неловкость от излишней откровенности или сентиментальности. А в новом спектакле артист не столько преодолевает репутацию романтического героя, сколько пользуется и опытом «музычно-драматичной» закваски, и виртуозностью мастера художественного слова, и дистанцированием, необходимым для новой драмы и авангардной режиссуры. Игра интонациями, отточенный жест, тончайшие переходы от пьяно к форте, смена настроений - все это умещается на пятачке вроде бы незатейливой ариетки или короткого стихотворения. И тут же перебивается трагическим «Я не знаю, зачем и кому это нужно...» - отзвуком Первой мировой войны, не утратившим актуальности по сей день.

Зритель в этот момент украдкой смахнет навернувшиеся слезы, а артист не без иронии передразнит, чтобы пресечь поток своих эмоций. А когда не сочтет нужным прятать чувства - например, напевая про желтого ангела или ахматовского сероглазого короля, - так полыхнет взглядом, сверкнет очами, что мороз по коже. Внутри тряпичного Пьеро спрятан пружинистый Арлекин, который нет-нет да и вырвется из ошейника старомодного жабо.

Можно сказать, что в жанре моноспектакля Николай Сергеевич Мартон нашел себя. Однако не будем забывать, что и на большой сцене он не теряется. В большом оркестре александринской труппы он солирует, даже если, откладывая на время первую скрипку, просто берется за литавры. И все же Царское фойе, где мастер предстает крупным планом, имеет несомненные преимущества. Здесь маски сброшены, и если за душой у тебя ничего нет, рано или поздно грядет разоблачение. Оттого и удалась встреча двух больших художников: им было что сказать друг другу.

#театры Петербурга #Александринский театр #спектакль #актеры

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 175 (6528) от 19.09.2019 под заголовком «Секреты Русского Пьеро».


Комментарии