Политика скрипача Кеннеди

В Большом зале Филармонии вновь были исполнены «Времена года» Вивальди. Свою сезонную версию предложил музыкант-неформал с крепкой академической выучкой - скрипач Найджел Кеннеди.

Фото Сергея Бобылева/ТАСС

Скрипач Кеннеди собрал полный зал, хотя публика была отнюдь не та, которая создает аншлаг, скажем, на концертах Григория Соколова. Много молодых людей в зале, одетых в джинсы и толстовки, воспользовались примерно тем же дресс-кодом, который показал со сцены главный герой вечера. Некоторые дамы во вполне вечерних платьях приходили, вероятнее всего, поглазеть на это «ужасное дитя», забавляющее и дразнящее поведением, отрицающим священный трепет пребывания на академической сцене. Хотя «дитяте» уже за 60, но ведет он себя и впрямь как подросток, игнорирующий правила.

Вот и любопытствовавшие дамы не смогли определить границу между залом и буфетом, уверенно направляясь на свои места с бокалами вина, как можно в клубе, но нельзя - в белоколонном зале. Замечания капельдинерш с просьбой выйти из зала вызывали у них недоумение. Дамам, видимо, был куда интереснее этот медийный персонаж, чем, скажем, выдающаяся нидерландская скрипачка Янин Янсен, виолончелист Николя Альтштедт или мексиканский тенор Рамон Варгас. В ценности этих артистов подобную публику придется еще долго убеждать, чтобы заставить раскошелиться и прийти на концерты. Зато нарядные дамы охотно выложили немалые деньги за далеко не идеальную игру скрипача, отбивавшего такт неоновыми кроссовками и способного крепко высказаться по поводу своего «мазафака фортепианного дебюта в Петербурге». Так по-свойски высказался Кеннеди, прокомментировав свой бис - импровизацию на тему Гершвина. Маленькую девчушку, с помощью мамы поднесшую ему розочку, он, нежно пошутив, назвал «маленьким монстром», а розу откинул куда-то на пол.

Впрочем, 61-летний Найджел Кеннеди - фигура неоднозначная. Ученик Иегуди Менухина (у которого начал учиться с семи лет), сын Джона Кеннеди, главного виолончелиста Королевского филармонического оркестра сэра Томаса Бичема. Дед музыканта Лаури Кеннеди был главным виолончелистом симфонического оркестра BBC, играл с Крейслером, Хейфецом, Рубинштейном. Бабушка Дороти Кеннеди, пианистка, аккомпанировала знаменитому тенору Джону Маккормаку и обучала детей Карузо. А Найджел «ушел в народ». Из классики переметнулся в джаз и рок. Вполне возможно, ему не хотелось ассоциироваться с высшим обществом, далеким от бурления реальной жизни. В свое время он бравировал акцентом мокни (искусственный акцент и манера речи, нацеленная на имитацию английского диалекта кокни, присущего представителям лондонского рабочего класса). Известен он и своими политическими взглядами: поддерживает социализм, критикует израильтян за отношение к палестинскому населению. На концерте в Большом зале Филармонии его жесты благодарности публике и музыкантам после каждого номера также маркировали его как представителя молодежной субкультуры.

Впрочем, Кеннеди все же не только топал кроссовками, но еще и играл. Он привез с собой инструментальный ансамбль, состоящий преимущественно из поляков, которые действительно сильны в джазе. Даже в английских речах Кеннеди проскальзывали польские словечки, будто он путал русскую аудиторию с польской. А в качестве «более серьезного» коллектива он привлек Петербургский фестивальный оркестр. Его «Времена года» были отнюдь не композиторской версией в духе Макса Рихтера, которую не так давно исполняли здесь. Это был свободный парафраз с сохранением основной структуры из четырех знаменитых концертов для скрипки с оркестром. Но между ними всякий раз возникали интермедии-импровизации, окрашивавшие «Времена» в некие этнические тона, придававшие им характер путешествия вокруг света. Немного индийского, шотландского, балканского и почти всегда - клубного, что активно поддерживал и световой дизайн, превращавший зал с органом в большой клуб по интересам.

Сказать, что все это доставляло удовольствие, сложновато: слишком просто, даже упрощенно, популистски звучали вариации на тему барокко. Не хватало блеска, хотя скрипач бравировал былой, заметно потускневшей виртуозностью. Но ее и не должно было быть в привычном, стандартно академическом виде. Кеннеди отказался от виртуозности, чтобы сделать классику доступной широким слоям населения, которые, к слову, и показали своим тихим и послушным поведением, что готовы с удовольствием такое слушать. А Кеннеди нравилось быть рядом с благодарной публикой.

От молодых петербургских музыкантов он тоже был в восторге. В импровизации на бис Найджел решил подразнить выбранными как бы случайно цитатами из знаменитых скрипичных концертов Баха, Бетховена, Чайковского, дивертисмента Моцарта - того, что он много играл в молодости, но о чем остались лишь помутневшие воспоминания.

Вторую часть концерта Кеннеди отдал пяти своим «Посвящениям», исполненным тем же составом. Объектами посвящения были те, кто, по словам скрипача, влиял на его мысли, жизнь и судьбу. Пять недлинных историй, словно в гламурном журнале, оказались нехитрыми зарисовками, давшими понять, кто чему Кеннеди научил. Прославленный польский джазовый гитарист Ярек Сметана - импровизации, умению наслаждаться простыми радостями жизни. Легендарный скрипач Исаак Стерн в единственном минорном элегическом посвящении «Опавший лес» - философской грусти. Для французского джазового скрипача Стефана Грапелли была написана воздушная импрессионистская пастораль. «Одиночеством» Кеннеди назвал пьесу в память о Иегуди Менухине, которую оформил в духе баллады. Наконец, адресатом пятого, самого «заводного», посвящения стал «тот, кто живет сегодня» - Марк О,Коннор, американский джазовый скрипач, играющий в разных стилях, композитор и учитель музыки.

Сила этих посвящений заключалась в бесхитростности и простоте земных истин, смаковании стилем фьюжн, легко соединяющем несоединимое, в намеренном отказе от софистических сложностей ради открытости самой жизни. Возможно, ради этого Найджелу Кеннеди и стоило выступить в городе, где всегда любили и любят все слишком усложнять.