Больше не тайна. Раскрыты неизвестные страницы истории Свирлага
«Архив Свирлага не сохранился»: эта фраза, растиражированная во многих печатных и электронных изданиях, останавливала историков. Как изучать то, чего нет?.. Однако петербургских исследователей Марину Муравьеву и Яну Жданову существующая формулировка только подтолкнула к активным действиям. Им удалось сделать то, что многим казалось невозможным: найти архивные документы и сделать их содержимое доступным для широкой публики. На эту работу ушло почти восемь лет.
Финская фотография 1943 года, сделанная во время оккупации, запечатлела братский корпус Яш-Озерского монастыря, где в 1930-е годы находился один из лагерных пунктов Свирлага. / РЕПРОДУКЦИЯ. ФОТО АВТОРА
Марина Муравьева учится в магистратуре Института истории РГПУ имени А. И. Герцена, Яна Жданова – гид-переводчик с японского. Познакомились они как раз на почве интереса к Свирлагу – самому близкому к Ленинграду и в то же время практически не известному «острову» архипелага ГУЛАГ со «столицей» в Лодейном Поле. Лишь отрывочные сведения в справочной литературе, несколько экземпляров лагерной многотиражной газеты «Свирский ударник» и мемуары сумевшего бежать из лагеря и выбраться за границу Бориса Солоневича, брата известного публициста...
Как выяснилось, при ликвидации Свирлага в 1937 году все его документы были сданы в архив Лодейнопольского райкома партии. Но в целостном виде архив Свирлага действительно не сохранился. Исследователям удалось найти его следы в государственных архивах Петербурга, Выборга и Москвы. Некоторые материалы были рассекречены по их запросам. Многие документы, по их словам, не обнаружены до сих пор, однако и того, что есть, достаточно, чтобы дать полную и адекватную картину.
А найдено очень многое. Перечни и карты районов с точными указаниями лагерных пунктов, от Погостья до Лодейного Поля, отчеты, справки, телеграммы...
Приказ ОГПУ № 529/287 о создании Свирлага вышел 17 сентября 1931 года, чуть больше девяноста лет назад. Как удалось выяснить, на 1 мая 1935 года в нем содержали 44 983 человека. Больше всего – крестьян (41,7%), на втором месте – рабочие (18,4%), на третьем – служащие (12,6%). «Политических» было чуть меньше половины: к ним относились осужденные за «контрреволюцию», за нарушение положения о сельскохозяйственном налоге и закона о паспортах, «социально опасные», а также лишенные свободы по «закону о трех колосках», предусматривавшему наказание даже за минимальное хищение колхозного и кооперативного имущества.
Архивные документы подтверждают воспоминания Бориса Солоневича о том, что питание было крайне скудным, а работа – тяжелейшей. Свирлаг должен быть заготавливать и сплавлять лес для ленинградских предприятий, нуждавшихся в дровах.
Выполнить план начальство было готово любой ценой, с заключенными не церемонились. Чего стоят телеграммы начальника лагеря, рапортовавшего поздней осенью 1936 года, что узники сплавляли лес в условиях морозов, сковавших реки толстым слоем льда. И это притом что лагерное начальство постоянно жаловалось наверх: мол, заключенным не хватает обуви и одежды, жилые бараки разваливаются...
Последствия подобного «трудового подвига» нетрудно себе представить. Документы показывают, что в середине 1930-х годов смертность в Свирлаге в 2 – 3 раза превышала аналогичный показатель других лагерей. Тут она составляла чуть не 10%.
– Иногда можно слышать: наверху ничего не знали. Да прекрасно все знали! – восклицает Яна Жданова. – Даже спецкомиссия, приехавшая с проверкой в 1935 году, пришла в ужас от увиденного. В письме прокурора Вышинского председателю совнаркома Молотову от 28 мая 1935 года прямо говорилось, что в Свирлаге «заключенные, побуждаемые голодом, подбирают отбросы из помойных ям».
Наверху прекрасно понимали: Свирлаг экономически неэффективен. Работать на лесоповале и лесосплаве могли меньше половины заключенных, остальные числились «слабосильными», их надо было кормить и содержать. Сплошные убытки!.. Поэтому в конце концов лагерь и расформировали.
Выявленные архивные документы, а также воспоминания родственников заключенных вошли в двухтомник «Свирлаг. 1931 – 1937», представленный в Музее Анны Ахматовой. Как заметила его научный сотрудник Татьяна Позднякова, в этих книгах минимум «оценочных суждений»: представленные документы говорят сами за себя...
Изданием двухтомника Марина Муравьева и Яна Жданова вовсе не завершают свою работу. В одной из соцсетей они ведут группу «История Присвирья 1920 – 1930 годы», где выкладывают найденные документы и ищут единомышленников. Кроме того, исследователи хотят создать полный список всех, кому довелось оказаться в Свирлаге.
– Сегодня нам уже известны имена около двух тысяч человек, удалось даже составить биографии некоторых из них. В нашей работе нам очень нужна помощь – тех, у кого действительно болит душа, – говорит Муравьева.
В ходе полевых экспедиций на места, где находились лагерные подразделения, удалось найти предметы труда и быта. Сохранились плотины, построенные руками узников. Кстати, одну из них возвели по проекту заключенного Свирлага, выпускника Ленинградского политехнического института инженера-гидротехника Евгения Гуцевича.
Увы, память о Свирлаге в нашем регионе представлена сегодня очень скупо. Лишь памятный крест у церкви в Лодейном Поле и небольшая экспозиция в местном краеведческом музее. Исследователи надеются: их работа будет способствовать тому, чтобы история не оказалась забытой.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 190 (7027) от 11.10.2021 под заголовком «Больше не тайна».
Комментарии