2Vtzqv4Hz9U

Век с капитаном Грэем. Как Александр Грин создавал «Алые паруса»

Век с капитаном Грэем. Как Александр Грин создавал «Алые паруса» | Обложку первого издания «Алых парусов», изданных  в начале 1923 года в петроградском частном издательстве Френкеля, украсила изящная гравюра трехмачтового кораблика, созданная замечательным художником  и книжным иллюстратором Александром Могилевским. / Ре

Обложку первого издания «Алых парусов», изданных в начале 1923 года в петроградском частном издательстве Френкеля, украсила изящная гравюра трехмачтового кораблика, созданная замечательным художником и книжным иллюстратором Александром Могилевским. / Ре

100 лет назад Александр Грин поставил точку в своей самой знаменитой повести. Замысел повести-феерии родился у него пятью годами ранее, как вспоминал сам писатель, — возле лавки игрушек на Невском проспекте рядом с Пушкинской улицей. Из всех игрушек в витрине только одна вдруг «что‑то сказала» писателю — лодочка с острым парусом из белого шелка. Окинув суденышко взглядом бывалого моряка, Грин отметил про себя: видимо, его делал человек, опытный в морском деле. Ему захотелось лишь поменять цвет паруса на красный или лучше — алый: в нем виделось какое‑то особое «алое ликование».

Солнечные мотивы

Первоначальное название рукописи — «Красные паруса». Как писал Грин в черновых набросках, их история, «видимо, осязательно началась с того дня, когда, благодаря солнечному эффекту, я увидел морской парус красным, почти алым».

Вначале книга была задумана как роман в романе. Центральным героем был писатель Гирам, которому друг по имени Мас-Туэль рассказывает историю девочки и капитана.

Перемены в жизни писателя, вплоть до смены мест жительства, внесли коррективы в замысел книги.

В 1917 году Александр Грин переехал с Пушкинский улицы на 7‑ю линию Васильевского острова. То, что он видел, выходя из дома неподалеку от Благовещенского (в то время Николаевского) моста, где снимал жилье, отразилось в рукописи: «Перед мостом он увидал горы снега, высокие, как для ­катанья. Длинный деревенского типа обоз поворачивал к Седьмой линии. На той стороне речки туманно выступали умолкшие дворцы. Нева казалась пустыней, мертвым простором города, покинутого жизнью и солнцем»…

Антитезой этой мрачной картине стало его «солнечное» творчество. В июле 1918 года в Петрограде вышел первый и единственный номер журнала «К солнцу!». Среди авторов значился и Александр Грин. В имени героини «Алых парусов» Ассоль тоже угадывается солнечный мотив: «соль» в переводе с латыни — «солнце».

Солнечными лучами пронизаны и строки рукописи, похожей на палитру художника: «пожар облаков, напоминающих лепестки огненной розы», «нежная затененность глубин, вокруг которых блеск переходил от яркого, как желтый бархат, луча к совершенству сияющей бесцветности», «царственный пурпур, из‑за которого плыли веера радужных озарений», «багровый пот переливался по раскаленному лику солнца».

К небу, озаренному солнечными лучами, воспарит четырнадцатилетний Мас-Туэль, увидевший вдали на облачном горизонте белый фрегат: «Он поднялся на воздух, потеряв вес, и в смертельном испуге, увидев покинутую лодку, закричал так отчаянно, что летевшая невдалеке чайка взмыла, сломав линию полета, высоко вверх».

В окончательный вариант «Алых парусов» этот герой, как и писатель Гирам, не вошел. Идея полетов без технических приспособлений, которые на самом деле есть «парение духа», получила впоследствии продолжение в другом произведении — романе «Блистающий мир». Зато радостного и согревающего света в повести осталось предостаточно — в виде солнечного ливня, солнечных зайчиков, золотого кольца величиной с солнце, «покрывал воздушного золота», ­забрасывающего море и Каперну. И, наконец, «однажды утром в морской дали под солнцем ­сверкнет алый парус», и корабль увезет Ассоль «навсегда в блистательную страну, где всходит солнце»…

Главы из «Парусишек»

Летом 1919 года Грина призвали в Красную армию, и с писательского стола он переложил рукопись в солдатский вещмешок. «Близость ее чем‑то согревала мою душу, — вспомнит он спустя годы, — словно паутинкой неразорвавшейся связи со светлым миром мечты».

Лишь через год, после демобилизации, он возобновит работу над повестью. Благодаря письменной рекомендации Максима Горького Грин поселился в Доме искусств (сокращенно ДИСК) — общежитии для писателей в бывшем особняке купцов Елисеевых на углу Невского и набережной реки Мойки. Из-за дефицита бумаги писать приходилось на листах из бухгалтерских книг (гроссбухов), которые Грин приносил из помещения бывшего банка на первом этаже ДИСКа.

Грин.jpg

И уже в начале декабря 1920 года на литературном вечере Грин прочел собратьям по перу главы своих «Парусишек», как он шутливо называл повесть. В зале «Баккара» на третьем этаже ДИСКа, где проходил вечер, раздался шквал аплодисментов. Горький особенно восторгался финальной сценой, где Ассоль встречает корабль с алыми парусами.

Прошло еще некоторое время, и 8 мая 1922 года в первом ­выпуске петроградской газеты «Вечерний телеграф» было опубликовано начало главы «Грэй». Выпускали газету молодые журналисты Платон Корыхалов и Эдгар Арнольди.

Как вспоминал Эдгар Арнольди, в первом номере планировалось «тиснуть нечто особенное» из еще не опубликованных произведений известных писателей. И он, любивший приключенческую литературу, отправился к Александру Грину — в дом № 21 по 8‑й Рождественской (ныне 8‑й Советской) улице.

По словам журналиста, перед ним предстал высокий худой человек с лицом, «изрядно исцарапанным жизнью». Представился: «Беллетрист Грин». К предложению о публикации отнесся благосклонно. «Сейчас я заканчиваю повесть. Называется она «Алые паруса». Я выберу подходящий отрывок, какой сможет быть интересным для вашего читателя», — сказал писатель.

Рукопись, которую вскоре Грин передал молодым газетчикам, восхитила их своей непохожестью на то, что печатали другие газеты. Арнольди подметил главную притягательность «Алых парусов»: казавшаяся несбыточной «мечта осуществляется не фантастически, не волею таинственного рока, а необычайно просто и правдоподобно», «люди сами, своими руками создают судьбу — другим и себе!».

«Грэй» занял весь «подвал» литературного приложения к номеру. Опубликованный фрагмент заканчивался эпизодом, в котором десятилетний мальчик нарочно обливал руку кипятком, чтобы понять страдания служанки в аналогичной ситуации, а затем тайно отдал ей содержимое копилки, чтобы та смогла сыграть свадьбу с конюхом. Как отмечал Грин, «тип рыцаря причудливых впечатлений, искателя и чудотворца» намечался в Грэе уже в детстве.

А в ноябре того же 1922 года Грин получил письмо из издательства «Френкель» о том, что рукопись повести рассмотрена и принято решение о ее издании. Началась подготовка книги к выходу в свет.

Как предсказал Кот-Мурлыка

Несмотря на кажущуюся сказочность сюжета, «Алые паруса» — книга глубоко автобиографическая. Читаем главу о Грэе: «…Шкапы были плотно набиты книгами. Они казались стенами, заключившими жизнь в самой толще своей. В отражениях шкапных стекол виднелись другие шкапы, покрытые бесцветно блестящими пятнами. Огромный глобус, заключенный в медный сферический крест экватора и меридиана, стоял на круглом столе.

Обернувшись к выходу, Грэй увидел над дверью огромную картину, сразу содержанием своим наполнившую душное оцепенение ­библиотеки. Картина изображала корабль, вздымающийся на гребень морского вала…

В маленьком мальчике постепенно укладывалось огромное море. Он сжился с ним, роясь в библиотеке, выискивая и жадно читая те книги, за золотой дверью которых открывалось синее сияние океана».

Жаждой чтения отличался с самого раннего детства и автор «Алых парусов». В его жизни книги и библиотеки сыграли судьбоносную роль. Саша Гриневский (такова настоящая фамилия Грина) ­зачастую пропадал в большой библиотеке Вятского земского реального училища, где он учился. А его дядя, подполковник Гриневский, погибший на Кавказе, оставил после себя три огромных ящика книг. «Я рылся в них по целым дням. Мне никто не мешал», — вспоминал Грин.

Увлечение не прошло даром. Один из любимых авторов, Роберт Стивенсон, в будущем помог писателю подобрать имя главному герою «Алых парусов». «Грэй — имя одного из второстепенных персонажей «Острова сокровищ» — стало именем главного героя феерии «Алые паруса», — рассказывала первая жена писателя Вера Калицкая.

В «Автобиографической повести» Грин отмечал, что научился читать в пятилетнем возрасте и первое слово, которое он сумел прочесть, было «море». Оно и определило его будущий интерес к морской теме. «Потому ли, что первая прочитанная мной еще пятилетним мальчиком книга «Путешествие Гулливера в страну лилипутов» — детское издание Сытина с раскрашенными картинками, или стремление в далекие страны было врожденным, — но только я начал мечтать о жизни приключений с восьми лет», — вспоминал писатель.

Наверное, неслучайно в повести указан и возраст маленькой героини: именно в восемь лет Ассоль повстречала собирателя сказок Эгля, предсказавшего ей будущую встречу с храбрым красивым принцем на корабле с алыми парусами. Был свой Эгль и у восьмилетнего Саши Гриневского.

Жена грина.jpg

Этого сказочника звали Кот-Мурлыка — такой литературный псевдоним взял себе Николай Петрович Вагнер, зоолог, преподаватель Санкт-Петербургского Императорского университета и Высших Бестужевских женских курсов на 10‑й линии Васильевского острова. Вагнер начал писать сказки в сорок лет и стал очень популярным сказочником Серебряного века, его даже называли «русским Андерсеном». Именно Кот-Мурлыка вовремя сказал будущему писателю «верное поэтическое слово».

Прочитав в восьмилетнем возрасте сказку Вагнера «Мила и Нолли», юный Гриневский на всю жизнь «затосковал… о той любви, жажда которой потом всю жизнь сопровождала его». «Это был первый цветок в венке событий, о которых я тогда не знал… Это было как слова Эгля для маленькой Ассоль», — признавался Грин.

Свои «Алые паруса» Грин тоже написал, когда ему было сорок. Тогда же он встретил ту самую любовь, о которой грезил с детства. Нину Николаевну писатель впервые увидел в редакции газеты ­«Петроградское эхо» в 1918 году, где она работала техническим ­секретарем. Она еще носила обручальное кольцо: ее муж, юрист Михаил Коротков, числился пропавшим без вести на Первой мировой, и ей еще не было известно, что он погиб. Грин тоже не был официально разведен, хотя его брак с Верой Павловной уже практически распался.

Нине Николаевне запомнились задумчивые, похожие на мягкий коричневый бархат глаза Александра Грина, имевшие «чистое, серьезное и твердое выражение», взгляд, в котором не было «ничего хитрого или двусмысленного», и «хорошее, доверчивое» рукопожатие.

У них было всего одно свидание у памятника «Стерегущему». На прощание 37‑летний Грин подарил ей свои стихи, в которых опять слышится тоска по теплу и свету: «И Вы, дорогая, являетесь мне, Как солнечный зайчик на темной стене».

Снова он встретил ее лишь в январе 1921 года, причем совершенно случайно, на углу Невского и Садовой. Узнав в толпе прохожих милое лицо, понял: это наконец‑то Она — та, которую он искал всю жизнь. 8 марта он предложил руку и сердце своей Ассоль, 20 мая они официально вступили в брак. А 23 ноября 1922 года в верхнем углу титульной страницы рукописи «Алых парусов» появились слова: «Нине Николаевне Грин подносит и посвящает…».

Колокольчики у кирхи

Несколько лет назад у фонтана в Южно-Приморском парке установили цветочную композицию в виде корабля с алыми парусами. У него, правда, всего две мачты, тогда как гриновский галиот был трехмачтовым. Выбор места, наверное, был случайным, но совпал с одним из адресов, связанных с Грином. Парк разбит на землях бывшего имения Лигово, где жила Нина Николаевна Миронова, которую Грин называл «Моя Ассоль»…

В Лигово семья Мироновых переехала в 1912‑м: в тот год, когда Нина окончила Нарвскую гимназию с золотой медалью, семья купила дом в пригороде и переехала туда. Дом на Степановской улице, куда 18‑летняя Нина Миронова перебралась вместе с родителями и братьями, как удалось выяснить, принадлежал до этого Иосифу Ивановичу Козакевичу, католическому священнику польского происхождения.

Интересно, что Грин, тоже поляк по отцу, при первом знакомстве показался Нине Николаевне похожим на католического пастора: «Длинный, худой, в узком черном с поднятым воротником пальто, в высокой черной меховой шапке, с очень бледным, тоже узким лицом и узким… извилистым носом».

Уютная улица, на которой жили Мироновы, в начале 1970‑х исчезла в ходе застройки территории бывшего поселка Урицк, образованного в 1918 году на месте Лигова. Теперь там проходит проспект Народного Ополчения.

Еще один пригородный адрес, связанный с Ниной Николаевной и «Алыми парусами», — в поселке Токсово. Там Александр и Нина Гриневские провели первое лето совместной жизни в 1921 году, и именно там в 1922‑м он наводил окончательный лоск на «Алые паруса».

Дом деревенского старосты Ивана Фомича («по‑фински Юхана») ­Роугияйнена, где они сняли комнату за пуд соли и девять пачек спичек, располагался на улице Хепоярви. Теперь это Санаторная улица, дом 19.

Они жили в «холодной» части дома. Солнце заглядывало туда лишь в виде отраженного света: окна выходили на северную сторону. Но летом это было даже хорошо, в комнате было нежарко. В ­чисто вымытых стеклах длинной веранды живописно отражался цветущий вишневый сад, напоминая о Чехове, которого Грин любил. А у входа в дом, как у всех местных финнов, росли в качестве оберега огромные березы. В глубине участка стоял большой стол, за которым обычно работал Грин…

Дом Ивана Фомича простоял до начала 1960‑х годов, когда его разобрали и на его месте возвели другой, частично использовав бревна от прежней постройки. Сейчас в нем живет внучка Роугияйнена Татьяна Никодимовна Красильникова, сотрудница Научной библиотеки Санкт-Петербургского университета.

Из домика Ивана Фомича тем же летом 1921 года Грины перебрались в просторное помещение школы возле местной лютеранской кирхи, куда к ним из Петрограда часто приезжали знакомые писатели. Кстати, здание храма сохранилось по сей день.

Пожить в бревенчатой школе в березовой роще Гринам разрешили до середины сентября новые знакомые — директор семилетки Николай Опаровский, которому шел всего-навсего 22‑й год, и его жена Мария. Грины заняли пустовавший класс, а еще пользовались примыкавшей к нему верандой. По вечерам сидели вдвоем на крылечке и наслаждались счастьем и тишиной, нарушаемой лишь звоном колокольчиков, когда мимо проходило стадо коров.

«Это минуты той остановки души, когда она, всегда стремительная, вдруг притихнет и скажет себе: «Как хорошо!». Это значит, пришло и осозналось счастье, и минуты эти никогда не забываются», — вспоминала потом Нина Николаевна. По ее словам, Токсово связало ее с Александром Степановичем «накрепко и навсегда».

ОТ РЕДАКЦИИ

Наверное, едва ли можно найти в нашем городе человека, более увлеченного творчеством ­Александра Грина, чем филолог Светлана Бардина. Поначалу ее намерения были достаточно скромными: просто проводить экскурсии по гриновским местам Петербурга, чтобы о писателе больше знали.

По словам Светланы, ей всего лишь хотелось в каком‑то смысле восстановить справедливость, ведь имя Грина, создателя фантастической страны Гринландии, где всегда светит солнце и сбываются мечты, традиционно связывают с Крымом. Однако настоящая Ассоль, которой посвящена феерия «Алые паруса», повстречалась Грину не на южных улочках, а на ­Невском проспекте. Да и галиот «Секрет» вышел не из порта Феодосии или Севастополя, а, образно говоря, из Гавани на Васильевском острове. О петербургском происхождении героев гриновских книг многие не подозревают, как и о том, что их автор провел в нашем городе треть жизни, с 1905‑го по май 1924 года.

Светлана Бардина организовала сообщество «Северная Гринландия», объединившее почитателей творчества писателя. В их числе — литературоведы, историки, краеведы, а также обитатели тех домов, где когда‑то жил Александр Грин.

В прошлом году вышла книга Бардиной «Петербургская гавань Александра Грина», в ней использованы архивные материалы, которые прежде не были известны широкой публике. Удалось уточнить некоторые подробности, связанные с биографией писателя. В этом помогла его внучатая племянница, которая живет в Петербурге.

Музей Александра Грина, созданный пять лет назад усилиями Светланы Бардиной и ее единомышленников, пока виртуальный. Но с его экспонатами горожане уже имели возможность ознакомиться. Осенью прошлого года они были представлены на выставке, проходившей в библиотеке на Елизаветинской улице в Озерках. Украшением экспозиции стал гипсовый бюст Александра Грина. Начинала над ним работать скульптор Елена Максимова, а на завершающей стадии к работе подключился архитектор Вячеслав Бухаев.

Остается надеяться, что эта­ скульптура станет моделью для настоящего памятника. Где он может быть установлен? Предложений по этому поводу немало. Это и Озерки, и Васильевский остров, и другие места, связанные с жизнью писателя: район Песков, угол Невского проспекта и набережной реки Мойки. Почитатели Грина выступили с предложением присвоить его имя безымянному скверу на 11‑й линии Васильевского острова напротив дома № 44, где он жил в 1907 – 1908 годах. Это была его первая семейная квартира. Именно там он получил из печати свою первую книгу — «Шапка-невидимка».

Обсуждаются в кругах почитателей Грина и возможные адреса создания музея писателя в Петербурге. Интересной могла бы стать экспозиция в бывшем Доме искусств на Мойке (ныне там отель), посвященная обитателям этого очага культуры, в том числе и Грину. Пока же выставка, посвященная писателю, продолжает оставаться в библиотеке в Озерках. Не исключено, что уютные стены бывшего дома Гмызовой, возведенного в XIX веке у Большого озера, останутся постоянным пристанищем для гриновского наследия.


Комментарии