Утро живописца начинается с вечера

ФОТО АВТОРА

Гость редакции — заслуженный художник РФ, академик, профессор Петербургской академии художеств имени Ильи Репина Юрий Калюта.

Его называют живописцем не по профессиональному мастерству, очень высокому, между прочим. А по мироощущению и искусствопониманию. Сегодня он один из самых успешных и одаренных художников, в работах которого своими новыми гранями раскрываются традиции живописной школы петербургской Академии художеств. А еще у него много учеников и подражателей, и не только в России, но и в Китае, где он необыкновенно ценим.

— Юрий Витальевич, преподавание не мешает собственному творчеству?

— Наоборот, помогает. Постановки, которые я готовлю в учебной мастерской, делаю с тем расчетом, чтобы и самому создать картину. Многие мои полотна написаны в результате разговоров и обсуждений со студентами. А своим ученикам стараюсь прививать умение создавать яркие, жизнеутверждающие и, одновременно, композиционно выстроенные картины.

— У вас учатся много китайских студентов, почему?

— Они едут сюда научиться традиционной репинской живописи. У меня основной колорит — традиционный для Китая красный цвет. Но и нам важно через этих студентов узнавать древнее искусство Китая. На мой взгляд, русский модерн начала ХХ века использовал традиции древнего китайского декоративного искусства. В то же время художники в Китае используют самые современные хайтековские технологии. Только что в академии закончилась выставка скульптора Дуна Шубина, на которой были показаны работы из современных синтетических материалов, а также четырехметровая модель 15‑метровой скульптуры из кортеновской стали «Сын Земли», установленной в пустыне Гоби.

— А в каком возрасте к вам самому пришла мечта стать художником?

— «Художником» меня еще одноклассники в школе называли, я постоянно перерисовывал какие‑­то картинки из книг и журналов. Мой отец был художником-любителем, у него всегда были краски. В шестом классе и я сам попал в художественную школу. С тех пор с выбранной дороги не сворачивал. Хотя по общеобразовательным предметам из круглого отличника быстро превратился в середнячка. После девятого класса поступил в Одесское художественное училище им. М. Б. Грекова. Тогда это был центр южной школы советского изобразительного искусства. Оттуда, как мне тогда казалось, был прямой путь в Ленинград в Институт им. Репина.

— Он оказался не таким прямым?

— После училища служил в Советской армии. Только в 25 лет стал студентом первого курса факультета живописи Репинского института. Рядом с выпускниками школы, поступавшими вместе со мной, я казался человеком в солидном возрасте.

— Ваш учитель Андрей Мыльников в тот момент находился на пике творческой и педагогической карьеры. Было желание попасть именно в его персональную учебную мастерскую?

— До поступления в институт я работал в Ленинграде в Художественном фонде и мечтал учиться монументальному искусству у Андрея Андреевича. Но, чтобы к нему попасть, надо было на отлично окончить первые два курса. Получив необходимые баллы, можно было самому выбирать учебную мастерскую. Признаюсь, что некоторое время размышлял над тем, к кому пойти — к Мыльникову или к Евсею Евсеевичу Моисеенко. Выбрал Мыльникова. Возможно, по той причине, что он умел не только показать, но и рассказать.

Андрей Андреевич был строгим педагогом, дождаться похвалы от него было почти невозможно. Хорошо помню, как через четыре года учебы случилось то, о чем можно было только мечтать: подойдя к моей работе, он ничего не сказал, только глаза сверкнули за его замечательными очками. И это была высшая похвала! А на защите диплома — это был эскиз витража «Град Петров» для гостиницы «Ленинград» — Мыльников неожиданно для меня заявил экзаменационной комиссии, что такого выпускника надо оставить в институте. И предложил мне стать ассистентом на кафедре живописи и композиции.

— Это было предложение, от которого невозможно отказаться?

— Еще бы! Прежде я собирался вернуться на родину и заняться монументальным искусством.

Но после такой высокой оценки твердо решил: остаюсь в Ленинграде. Это был 1989 год, начиналась новая экономика, и вскоре государственная поддержка художников прекратилась.

— Как вы пережили те годы?

— Время было действительно трудное. Меня спасло преподавание. Спасибо старшим коллегам — Василию Васильевичу Соколову и Василию Филипповичу Рудневу за их понимание цвета в живописи. Они меня многому научили как начинающего преподавателя.

И вот почти пятнадцать лет я руковожу персональной учебной мастерской. Она находится в легендарном месте.

— Чем же оно знаменито?

— Там находилась личная мастерская Ильи Ефимовича Репина. Она была построена специально для того, чтобы он мог заниматься в ней собственным творчеством по соседству со своей персональной учебной мастерской в Императорской академии художеств.

Еще до Великой Отечественной войны репинскую мастерскую заняла персональная учебная мастерская Бориса Иогансона. Позже он стал президентом Академии художеств СССР. Мастерскую стали называть «президентской», туда брали только самых лучших студентов-живописцев. Иогансон большую часть времени находился в Москве. Приезжал в Ленинград «на обходы» один-два раза в месяц. Я же получил эту мастерскую в наследство от Василия Соколова.

— В недавно изданном альбоме о вашем творчестве вы пишете: «Призвание художника — создавать красоту». Что вы вкладываете в это понятие?

— Задача художника, как я ее понимаю, — с помощью мастерства создать иллюзию красоты окружающего мира. Который, понятно, не идеален. 

Отсюда в моей палитре так много красного, который в России принято считать символом красивого. Для меня красный имеет сакральный смысл. Но красивый не значит приторный. 

Для меня цель живописи — создание прекрасных образов, построенное на высоком мастерстве и знании мирового изобразительного искусства. От Веласкеса, Рембрандта, Гойи до Сезанна, Ван Гога, Матисса. В то же время с большим уважением отношусь к тем мастерам, которые создают сложные трагические образы, не прибегая к ярким краскам.

— Как вам дали заслуженного художника России?

— Никаких заявок я не подавал и в конкурсах не участвовал. Наша кафедра живописи и композиции сочла меня достойным этого высокого звания и запустила процесс. Через год я получил диплом заслуженного художника из рук Валентины Ивановны Матвиенко, тогда губернатора Петербурга.

— Сейчас Академия художеств им. Репина пытается соединить мощную многовековую традицию, свою школу и современность. Как вы понимаете современность применительно к академической живописи, шире — к академическому образованию?

— Для меня новации в искусстве — это ответ на наши современные мысли и чувства. И здесь мне помогает искусство начала ХХ века, три важных для меня имени — Сезанна, Ван Гога, Матисса — я уже назвал. Добавлю Николая Фешина и румынского художника Корнелиу Баба.

— Кто вам интересен из художников, активно работающих сейчас?

— Хамид Савкуев, который тоже учился у Мыльникова.

— В вашем последнем альбоме много автопортретов, почему?

— Конечно, это не самолюбование. Это попытка отстраниться от ежедневной суеты и, оставшись наедине с самим собой, попытаться подумать о смыслах. В этом контексте мне особенно близко творчество Рембрандта, создавшего множество автопортретов.

— Рабочий день художника Юрия Калюты начинается…?

— Если мне утром не надо ехать в академию к студентам, то он начинается предыдущим вечером. Раскладываю у мольберта краски, кисти и все, что необходимо для работы.

— Что у вас сейчас на мольберте?

— Натюрморт, связанный с китайскими традиционными атрибутами. Одновременно готовлюсь к новой большой персональной выставке в Китае. Она откроется в середине ноября.