«Я — за красоту русского языка»
ФОТО Елены СКОРОДУМОВОЙ
Гость редакции — доктор филологических наук завкафедрой русского языка Российского педагогического университета имени А. И. Герцена Валерий ЕФРЕМОВ.
Можно сказать, сегодня почти стихли дискуссии вокруг изменений, внесенных в феврале нынешнего года в федеральный закон «О государственном языке Российской Федерации». Страсти отшумели, но у граждан вопросы все же остаются. Как конкретно новый нормативный акт повлияет на развитие современного русского языка? И что в свете грядущих изменений ждать нам в ближайшее время? Об этом — наш разговор с сегодняшним гостем, автором научных трудов, учебников и книг.
— Валерий Анатольевич, закон «О государственном языке Российской Федерации» разделяет понятия «государственный язык» и «русский литературный». А как разделить эти два разных статуса на практике?
— Каждая эпоха требует, выражаясь научным языком, кодификации, то есть упорядочения существующих норм языка. Если попытаться объяснить «на банно-прачечном уровне», то можно сказать так: есть русский язык как функциональный язык государства, как язык коммуникации государства и граждан, а есть русский литературный язык. Где уж они точно не пересекаются — так это искусство. Художественные книги, киносценарии, пьесы не должны быть написаны на государственном языке. И в федеральном законе не идет речи о том, что государственный язык — это язык повседневной коммуникации.
Думаю, нашим представителям власти в идеале ситуация видится так: будет какой‑то вычищенный государственный язык, который можно контролировать, и тот, на котором говорят все остальные, который мы слышим в современном театре и кинематографе. Государственный и литературный языки где‑то будут пересекаться, а где‑то нет.
Напомню, что исторически более-менее понятный современнику русский язык возник как национальный в XVIII веке, в эпоху Михаила Ломоносова, Василия Тредиаковского, и только в начале XIX столетия, во времена Николая Карамзина и Александра Пушкина, становится привычным нам литературным языком. Но современный русский литературный язык — это, безусловно, не язык Пушкина. Конечно, школьнику 20‑х годов XXI века читать Александра Сергеевича Пушкина не так сложно, как того же Михаила Васильевича Ломоносова. Но при этом современнику (и не только школьнику!) уже нужно что‑то объяснять, что‑то комментировать и в текстах Пушкина тоже, поскольку поменялись грамматические нормы, изменилось ударение, серьезным образом могли поменяться значения тех или иных слов.
В том же «Евгении Онегине» можно найти энное количество фрагментов, которые нынешнему школьнику будут понятны, но не так, как современнику поэта. Классический пример — слово «педант». Пушкин в «Евгении Онегине» использует его три раза и, по‑видимому, в трех разных значениях, однако только одно из них похоже на наше. «Ученый малый, но педант» — мы думаем, что понимаем, о чем идет речь. Но это не то значение, которое мы воспринимаем сейчас. О слове «педант» в «Евгении Онегине», к слову, в свое время среди лингвистов было немало споров…
Иначе говоря, определение литературного языка как «от Пушкина до наших дней», которое продолжало сохраняться очень долго, сейчас устарело. Ведь XX век приложил массу усилий для того, чтобы классический русский язык серьезным образом изменился. И это естественно.
— Получается, наш язык стал хуже? Беднее?
— Как показывает история, еще ни один язык не менялся в лучшую сторону. На стыке нынешнего века и века минувшего в судьбе русского языка сошлись два цунами — я говорю об иноязычных заимствованиях и жаргонизации. И такого бурного одномоментного слияния двух серьезных процессов в истории русского языка не случалось.
На фоне этих явлений нам всем показалось, что русский язык испортился. Нет, он не испортился. Хотя у старшего поколения может возникнуть ощущение, что младшие говорят на каком‑то непонятном волапюке, со всеми этими «краш», «кринж», «криповый» и прочим. И тут можно вспомнить метафору XIX века о том, что язык — это живая материя.
Он живет и развивается по собственным законам. Как зеркало общества, язык отражает все движения, происходящие в культуре, социальной, экономической, политической жизни.
А вот культура речи заметно упала, это правда. Исследователи языка убеждены, что планка культуры резко опустилась после распада Советского Союза. Да ведь и само представление о культуре, как и сама культура, согласитесь, стало другим.
— Как, вы думаете, будут в конечном итоге работать внесенные в закон изменения, которые сразу же окрестили «поправками о запрете заимствований»?
— С заимствованиями — не совсем понятный сюжет. Как мы знаем, и сам закон «О государственном языке Российской Федерации» с упоминаниями о заимствованиях в нем был принят в 2005 году. Изменения 2023 года уточняют: в ближайшее время будет разработан перечень «разрешенных» заимствований, не имеющих аналогов в русском языке. И, по‑видимому, он должен быть опубликован в новых словарях и справочниках.
Повторю, заимствования — абсолютно естественный процесс. И не очень ясно, как тут могут помочь словари. К тому же далеко не все заимствования сразу в них попадают. Чтобы то или иное слово устоялось в языке, требуется время. И если в словаре слова нет, это не означает, что языку оно не нужно.
Известно, например, что некоторые не любят слово «кешбэк». Да, с точки зрения звучания и письма — не самое приятное слово. Но если каждый раз «кешбэк» заменять «на возврат денежных средств», то это будет слишком долго. Вот когда кешбэк перестанет существовать как данность, то и слово само собой уйдет.
Возникают и другие вопросы. Появятся новые справочники, словари — на кого они будут ориентированы, а главное — как применяться? К слову, недавно в одном из университетов МВД России начальник факультета начал штрафовать своих подчиненных за орфографические ошибки. Как русисту, мне эта история показалась крайне интересной. Вскоре, правда, начальника сняли с должности за превышение полномочий.
Думаю, часть объявленных поправок, связанная с заимствованиями, не будет применяться в жизни за исключением каких‑то точечных ударов. Давайте примем акт об изменении количества кислорода в воздухе и увеличим его на три процента. Можно это сделать? Нет. То же самое касается и языка.
Но я — за красоту русского языка и за его чистоту. Например, за исключение прежде всего из официальных текстов и публичных выступлений чиновников чрезмерных англицизмов, жаргонизмов. Ведь, если послушать речи многих государственных чиновников, в них звучит немало слов типа «коррупциогенность» и «транспарентность», хотя все это можно сказать гораздо проще.
— Говорят, «язык всегда мудрее реформаторов»…
— Безусловно. Но какие‑то вещи регулировать можно и даже необходимо. Сегодня нам очень нужен новый полноценный свод орфографии и пунктуации. Работа над ним началась несколько лет назад. И вот недавно Министерство просвещения сообщило, что орфографическая часть почти полностью сделана и вроде бы должна выйти в свет в конце этого года.
Первым общеобязательным, принятым на уровне государства сводом, ликвидировавшим разнобой в правописании, стали правила, утвержденные почти 70 лет назад — в 1956 году. В последние десятилетия в русском языке появились новые слова и обороты, размывающие правила правописания, а некоторые конструкции и слова, особенно заимствованные, трудно регулируются орфографическими нормами середины прошлого века. Поэтому необходимость модернизации свода правил орфографии и пунктуации возникла уже давно. Новый свод дополнит и уточнит правила с учетом современной практики письма, сделает их более полными и подробными. При этом не предполагаются ни какие‑либо орфографические реформы, ни отмена существующих правил, ни рост исключений.
Комментарии