Следопыты с микроскопом
ФОТО из личного архива В. Рожкова
Гость редакции — эксперт-криминалист Вадим РОЖКОВ.
С работой людей этой профессии, как ни странно, знакомо большинство из нас. Во всяком случае те, кто увлекается просмотром детективных сериалов. Эксперт-криминалист там — обязательная фигура. Очки на носу, глубокомысленный взгляд, фотоаппарат со вспышкой и… сенсационные выводы типа: преступник — мужчина средних лет, на одну ногу прихрамывает, на один глаз косит, злоупотребляет алкоголем, предпочитает дешевый портвейн, давно не был в бане. Ясное дело, что вскоре после этого злодей, что называется, целует асфальт. Наш сегодняшний собеседник — руководитель дактилоскопического и трасологического отдела Экспертно-криминалистического управления ГУ МВД по Петербургу и Ленобласти — как раз из тех, кто, по версии создателей сериалов, вот так «на раз» и вычисляет любого преступника.
— Правда ли, Вадим Юрьевич, что преступник хоть какой‑то след оставляет всегда?
— Истинная правда. Вопрос только в том, чтобы этот след найти. Само слово «трасология» в переводе и означает — «изучение следов». Мир материален, взаимодействие одного тела с другим обязательно приводит к каким‑то изменениям. Только одни следы видимы, другие — нет.
— Допустим, грабитель действовал в перчатках…
— Перчатки тоже оставляют следы! И, кроме того, само место преступления при тщательном осмотре дает массу информации. Прибыв туда, эксперт использует весь набор специальных знаний. Главное — с максимальной точностью воспроизвести механизм действий преступника. Как он вошел, как вышел, к чему прикасался. Само собой, надо не пропустить ни единой мелочи. Собственно, это общее правило для всех, кто ищет преступника. Так меня еще учил мой наставник, когда я был сержантом патрульно-постовой службы.
— А как вас «с улицы» занесло в криминалистику?
— Сначала стажировался в уголовном розыске. Это невероятно азартно — идти по следу, придумывать оперативные комбинации, вычислять и задерживать преступника. Но там надо было отказаться от всякой иной жизни. К этому моя семья была не готова. Пошел в ОБХСС, где расследовали экономические преступления. Очень интересная работа, но постоянные провокации взяток! Не мое это… Помог случай. Был коммунистический субботник, и я фотографировал своих коллег. Пошел проявлять пленку к криминалистам. Мои фотографии им понравились, и они позвали меня к себе. Так неожиданно решилась моя судьба.
— Нужен ли для этого дела какой‑то особенный талант?
— Необязательно. Главное — интерес и желание. В основе криминалистики — набор базовых знаний и навыков, которые надо освоить. Сначала я месяц проработал стажером, выезжал со своим наставником на места преступлений. Эксперт, как правило, туда заходит первым — разве что после служебно-разыскной собаки. По сути, начинает расследование с чистого листа! Меня это, признаюсь, страшно завело, и я понял, что здесь останусь навсегда. Потом, разумеется, пришлось очень много учиться. Для того чтобы получить допуск на право осмотра места происшествия, я проходил специальные курсы, сдавал экзамен на тренажере. В специальной комнате была сымитирована кража, я должен был найти следы преступника. С задачей справился успешно. Затем получил еще и допуск к дактилоскопическим исследованиям.
— Отпечатки пальцев, как нам показывают в кино, находят при помощи порошка?
— Вопрос не совсем корректный. Отпечатки пальцев снимают при дактилоскопировании. А мы находим следы рук. Да, при этом применяется специальный порошок. Этому способу уже больше ста лет. Порошок обладает свойством адгезии — прилипания к поверхности. При этом повышается контрастность слабо видимого следа. Сегодня порошков — целая гамма, на все случаи жизни. Их грамотный выбор позволяет выжать из обнаруженного следа максимум информации. Например, известно, что у молодых людей потожировые выделения сильнее, чем у пожилых. Количество папиллярных линий на единицу площади у мужчин, женщин и детей разное.
Причем последние две категории часто смыкаются. У тех, кто следит за своим здоровьем, отпечатки более четкие. Вот в 2000 году мы проводили дактилоскопирование всех сотрудников главка. Знаете, у кого были самые плохие отпечатки? У оперативников угрозыска. Режима питания у них нет — едят на ходу, нервничают. А самые лучшие? У сотрудников ГАИ — у них завтрак, обед, полдник и ужин строго по расписанию.
— Что еще помимо порошков есть сегодня в вашем арсенале средств?
— Огромный набор источников света. Множество различных фонариков, излучатели ультрафиолетового диапазона либо с определенной длиной волны, очки с поляризационными стеклами. Мы имеем возможность исследовать следы под разными углами освещения, в лучах разных частей светового спектра. Применяя такую технику, часто удается буквально увидеть невидимое! Само собой у каждого сотрудника на рабочем месте — хороший микроскоп. Огромный шаг вперед сделала фотография — цифровая съемка дает быстроту, качество, возможность обработки снимка. Есть у нас и специальная камера для бесконтактной обработки — помещаем туда исследуемый объект, загружаем реактивы, включаем, и через час умная автоматика выявляет все имеющиеся на этом объекте следы. Они будут видны даже после попытки преступника их стереть.
Конечно, информативность полученных результатов разная. Следы, например, могут быть размыты, потому что кожный покров поврежден. Я в 1990‑е годы участвовал в создании отдела по исследованию маркировочных обозначений автомобилей, очень много работал с «царской водкой» — смесью концентрированных соляной и азотной кислот, и у меня три пальца правой руки просто сожжены.
— Это было новое направление вашей работы?
— Скорее — продолжение старого. После дактилоскопического допуска я получил еще и трасологический. Это широчайший спектр направлений: исследование замков, зубов, обуви, повреждений на одежде и многое другое. След от ботинка, которым грабитель наступил на лицо поваленного на пол человека. Слепок зубов, полученный в результате исследования недоеденного преступником яблока. Подошва обуви пешехода, сбитого автомобилем. Водитель утверждает, что человек выскочил ему наперерез и затормозить было невозможно. Но характер потертости неопровержимо свидетельствует: потерпевшего протащило по асфальту — удар явно был сзади. Потом этот вывод подтвердила и судебно-медицинская экспертиза…
А автомобильная тема меня зацепила надолго. Началось с выявления перебитых номеров на агрегатах угнанных машин. Когда наносится заводской номер, кристаллическая структура металла нарушается. Под воздействием реактивов эти изменения можно увидеть и определить первоначальную комбинацию цифр. Но эта же комбинация нанесена еще на некоторые детали автомобиля. Есть и скрытые метки, позволяющие его идентифицировать, и масса других «неубиваемых» индивидуальных признаков. Машина — целый кладезь источников информации, надо просто уметь их расшифровать. Мне все это стало очень интересно, и я занялся автотехнической экспертизой. Прошел обучение в Московском автодорожном институте, получил соответствующий допуск.
— Так это уже другое направление, не трасология?
— Трасология с транспортным уклоном. Кроме угонов, исследование причин и характера ДТП. Под каким углом столкнулись машины, в каком они были техническом состоянии, как вели себя водители или пешеходы, если они оказались участниками происшедшего. Я занимался этим 19 лет, но в конце концов всю транспортную тему передали тому самому созданному при моем участии отделу. Он и сейчас работает очень успешно. Меня иногда тоже привлекают к его работе. Недавно, например, участвовал в исследовании автомобиля, которое длилась 12 часов.
— Тут уже нужна масса инженерных знаний.
— Конечно. А сколько нужно знать для исследования замков — там просто бездна разнообразных вариантов. Я люблю ездить на заводы, сотрудничать с конструкторами, обсуждать с ними слабые места разных конструкций. Некоторое время назад возникла проблема так называемого бампинга — ударного воздействия на замок с цилиндровым механизмом, которое упрощало его открывание. По этому вопросу проводились специальные семинары, были передачи по телевидению. Главным двигателем «мозгового штурма» стал удивительный, невероятно азартный человек, владелец одного из предприятий — производителей замков Алексей Гончаренко. Он скупил все замки данной конструкции, подключил свою лабораторию. Мы с ним и ругались в пух и прах, и расходились, и часами спорили до ночи. В конце концов коллективным разумом было найдено оригинальное техническое решение — две проточки на одной из деталей. И бампинг был побежден!
— Говорят, для того чтобы переиграть преступника, нужно «влезть в его шкуру», посмотреть на ситуацию его глазами…
— А я, знаете, люблю разговаривать с ворами-домушниками. Следователи мне иногда такую возможность предоставляют. Много интересного черпаю из таких бесед. Отпирание квартиры воры обычно описывают выражениями «убрать часового» и «мне мешает замок». Если за две-три минуты замок не удается открыть, его просто ломают. Но последнее уже непрофессионально. Настоящий спец к замку относится нежно. Он его не только аккуратно откроет, но и, уходя, так же аккуратно закроет. А иногда даже зайдет, увидит, что красть нечего, и уйдет. Волшебников-универсалов, однако, нет — каждый вор специализируется всего лишь по нескольким видам замков. Они тщательно изучают их конструкции, долго тренируются, у них есть даже специальные курсы.
— А можно хоть одним глазком взглянуть на их инструментарий?
— Есть подобранные ключи, которые подгоняются надфилем «на коленке». Есть отмычки, в том числе очень дорогие, изготовленные заводским способом за рубежом. Когда эксперт исследует замок, он реально видит, как и чем его отпирали. Под микроскопом видны мельчайшие царапины, сколы, потертости. Можно даже сказать, был открыт замок оригинальным ключом или поддельным. Это невероятно увлекательная работа!
— Интересно, у вас все так горят на работе, как вы?
— Я стараюсь, чтобы горели все. Молодежь надо воспитывать, увлекать постепенно. Начинать с более простых задач, дать почувствовать вкус успеха. Поручаю молодому сотруднику на исследование новый объект и смотрю ему в глаза — боится или нет. Если боится, надо подбодрить, все подробно растолковать. Наблюдаю: у этого лучше получается одно, у того — другое. Потом, может быть, соответствующим образом буду распределять задачи. У меня в отделе до сих пор работает мой учитель. Ему 72 года, но никаких проблем с субординацией я не вижу. В экспертной работе люди сближаются, становятся одной семьей.
Я особенно ощутил это в день теракта в метро. Когда трагедия случилась, ко мне подошли мои сотрудники: «Мы там нужны?». Мы попросили разрешения у руководства направить нас туда, собрали свои чемоданы и поехали. Двенадцать часов провели в тоннеле. Разбили весь путь на пятиметровые участки, на каждом работал следователь и эксперт. Исследовали каждый сантиметр, тщательно собирали и упаковывали останки человеческих тел… Сначала было жарко, но когда в два часа ночи отключили вентиляцию и свет, наступил жуткий холод. Потом включили прожектора, и мы увидели частицы пыли и металла, летающие в воздухе. Я, когда захожу в метро, теперь всегда ощущаю этот вкус…
— Эксперты могут ошибаться?
— Могут — как и все живые люди. Но на каждый вид преступлений есть свой алгоритм действий. Методики выверены десятилетиями, утверждены методическими советами. Соблюдай четко этот порядок тактических приемов — и вероятность ошибки будет близка к нулю. Да, бывает, что эксперт при осмотре места преступления пропустил какую‑то деталь или что‑то из увиденного недооценил. Преступник, скажем, заходил из другого парадного и прошел через чердак, а этот путь оказался не исследован. В таких случаях приходится выезжать еще раз.
Бывает, что некоторые вещи не увидеть даже при тщательном осмотре — например, однажды нам с оперативником пришлось летать на вертолете, чтобы зафиксировать следы преступника, уходившего по крыше. Помню также выезд на эпизод со стрельбой у гостиницы «Астория». Я сделал все снимки с ее крыши, а потом взглянул — рядом Исаакий. Оперативнику говорю: «Давай поднимемся». Поднялись — и увидели все, как на картинке: где кто мог стоять, как преступники могли уходить, как располагались их машины. То же самое — при ДТП. Снимок с высокого этажа рядом стоящего здания дает возможность увидеть полную, объемную картину, со всеми следами.
У меня недавно была дипломница, которая в своей работе использовала квадрокоптер. Провели тестирование в актовом зале — воспроизвели там обстановку ДТП, засняли сверху, показали результат следователям. Им понравилось, мы получили разрешение и выехали на следственные действия по реальному ДТП. Эффект потрясающий! На изогнутом участке дороги с земли, как ни старайся, такого снимка не сделаешь.
— Интересно, с одной стороны, жесткие алгоритмы, с другой — полет фантазии…
— В этом и прелесть нашей работы — постоянное творчество! Пришли однажды ко мне поисковики — на месте боев нашли останки красноармейцев и там же почему‑то бескозырку. А рядом — расческа со стершейся надписью. Вспомнил свою флотскую службу — как мы обрабатывали пластик для дембельских альбомов. Попробовал — получилось. Расческа «рассказала» целую историю — молодой моряк после ранения возвращался из госпиталя на Балтику. В пути эшелон обстреляли, и он принял последний бой вместе с красноармейцами. Потом приезжали его правнуки, благодарили…
Выкопали на побережье Ладоги кожаный ремень морского пехотинца, погибшего при одной из неудачных попыток снятия блокады. Талия — 52 сантиметра. Мальчишка! На ремне — еле различимая фамилия. Я вспомнил, что в бане у меня кожа на пальцах разбухает. Взял пароувлажнитель, погрел им этот ремень — и надпись раскрылась. Мы сфотографировали ее в разных спектрах, отдали снимки нашим экспертам-почерковедам, и они помогли установить фамилию этого парня…
— Да, ваша работа, кажется, просто «сундук с сокровищами» для любого автора детективов!
— Поверьте, иногда жизнь богаче любых фантазий. Вот, например, несколько лет назад было нападение на инкассаторскую машину. Преступники подошли к ней с детской коляской, как бы гуляя с ребенком, а потом выхватили оттуда автоматы и начали стрелять. Нам привезли эту коляску, но в камеру для выявления следов она не влезала. Мы тщательно ее осмотрели — все фабричные бирки были срезаны, но одну, вшитую, преступники не заметили. По этой бирке оперативники вычислили несколько магазинов, где продавались такие коляски. В одном из них продавщица вспомнила, что, к ее удивлению, покупку делали двое мужчин. Подняли записи видеокамер, увидели этих покупателей, их машину, и вскоре они были задержаны.
Вспоминаю также дело об убийстве нескольких сотрудников милиции. Одним из вещественных доказательств был пластиковый стаканчик со следами пальцев. Оперативники задерживают группу подозреваемых — ни у одного отпечатки не совпадают. Задерживают вторую, третью — тот же результат. Когда в поле зрения попала четвертая, ее задерживать не стали, а хитрыми способами добыли следы рук этих злодеев. Отпечатки были очень плохие, мы применили массу ухищрений, чтобы их разглядеть. И в конце концов смогли доказать, что один из них оставлен преступником.
— Как вы, наверное, смеетесь, когда смотрите наши детективные телесериалы!
— А я их уже давно не смотрю. Когда в советское время показывали «Следствие ведут знатоки», это было очень грамотное кино. Там, видимо, работали хорошие консультанты, которых к тому же еще и слушали. Когда снимали первые серии «Улиц разбитых фонарей», Андрей Кивинов нас приглашал, и мы очень хорошо совместно работали. Некоторые наши сотрудники даже в кадр попадали. Потом это все прекратилось — не знаю почему. Но, с другой стороны, подробно освещать все наши методы работы, наверное, тоже не очень правильно. Мы — «шанцевый инструмент» в руках оперативников и следователей. Слава нам не очень‑то и нужна.
Комментарии