И ремесленники, и мыслители

ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

Гость редакции — ректор Санкт-Петербургской академии художеств имени Ильи Репина Семен МИХАЙЛОВСКИЙ.

По традиции, занятия в Академии художеств начинаются позднее всех вузов — в октябре. О традициях и современности, академическом образовании и современном искусстве, городской застройке и общественном согласии мы говорили с нашим сегодняшним собеседником.

— Семен Ильич, сколько лет исполнилось Академии художеств в этом году?

— У академии есть несколько дат, связанных с ее основанием, учреждением и закладкой здания на набережной Невы. В 1757 году, в эпоху царствования Елизаветы Петровны, по инициативе Ивана Ивановича Шувалова академия была основана. Вскоре начались занятия, но они проходили в доме Шувалова. В 1764 году, уже в эпоху Екатерины II, был утвержден устав. На следующий год состоялась закладка величественного здания.

В разные времена выбирали ту или иную дату, чтобы праздновать юбилеи. В девятнадцатом веке точкой отсчета был 1764 год, в советское время — 1757‑й. Над входом в здание под надписью «Свободным художествам» год инаугурации — 1765. В нынешнем уставе есть две даты, причем с уточнением — основана в 1757 году, учреждена в 1764‑м. Есть еще одна существенная дата, связанная с возвращением исторического имени, когда институт стал называться Академией художеств. Произошло это совсем недавно. Словом, в истории Санкт-Петербургской академии художеств много знаменательных дат, ну и, конечно, поводов для торжеств.

— Праздники — хорошо, но главным остается обучение будущих художников.

— Замечу, что в середине восемнадцатого века здесь было Воспитательное училище, куда принимали одаренных малолеток, «свободных от недостатков общества». За массивными стенами, под присмотром французских учителей предполагалось не только учить ремеслу, но и воспитывать достойных людей.

Пяти-шестилетние дети здесь не только учились, но и жили. На протяжении трех веков было много реформ, но занятия не прерывались. Даже в суровую блокадную зиму 1941/42 годов.

— Что такое классическое академическое образование?

— Находясь в таком особенном здании — образце классицизма, построенном по проекту архитекторов Валлен-Деламота и Кокоринова, — невозможно игнорировать традиционные методы обучения. Само здание вызывает трепет, ну и, конечно, впечатляет, ведь здесь учились великие русские художники. Наша задача — сохраняя традиции, думать о будущем. После революции здесь пытались учить по‑новому, создавать, скажем так, экспериментальные работы, новое искусство.

В остальное время в академии учили и продолжают учить писать с натуры, ориентируясь на классические образцы красоты, гармонии. Наши студенты не занимаются умозрительной деятельностью. Они приходят в класс, где стоит натурщик или натурщица, рисуют карандашом, пишут красками, лепят, изо дня в день совершенствуя мастерство.

У нас огромный штат натурщиц и натурщиков был, есть и всегда будет. Это, кстати, львиная доля расходов. Здесь серьезно занимаются пластической анатомией в замечательном кабинете с великолепным амфитеатром. В летнее время студенты выезжают на пленэр на юг России, в Пушкинские Горы, другие места. В мире этого почти нет, там ребята занимаются интеллектуальной работой, часто поиском новых форм самовыражения.

Меня впечатляют скульпторы, в их мастерских сохраняется дух классики. На мой взгляд, традиции классического образования там удается сберечь. В преподавании живописи происходят определенные трансформации. Понятно, что нынешние студенты факультета живописи отличаются от студентов прежних эпох, увлеченных античными и христианскими сюжетами. Что касается подготовки архитекторов, то, конечно, система сильно изменилась, но, как и прежде, студенты начинают с «отмывок», с рисунка, с живописи…

— А что нового появилось в ­обучении художников?

— Я бы сравнил Академию художеств позднесоветского времени и первых лет новой России с башней из слоновой кости.

В академии постоянно говорили о традициях, но мало интересовались тем, что происходит за ее стенами. На мой взгляд, мы постепенно преодолеваем изолированность. Это отражается прежде всего в выборе сюжетов. В последние годы, к примеру, были работы, посвященные мигрантам и беженцам. Я бы назвал этот процесс социальной адаптацией.

Но подчеркну, что все мы уважительно относимся к установленным предшественниками многолетним правилам, традициям, да и к людям, к преподавателям, которые работают здесь десятилетиями. Ну и, конечно, по отношению к студентам. Они приезжают сюда учиться именно потому, что мы в меру консервативны. И это наше преимущество. Ведь таких школ в мире осталось мало. Не скажу, что их нет совсем, но их мало. А если бы мы стали школой современного искусства, то просто растворились среди других школ, потеряли лицо.

— Правильно ли я понял, что для студента Академии художеств изображать античного бога и современного беженца с точки зрения академического образования — одно и то же?

— Принципы не меняются, но появляются новые средства выразительности.

— Кто учится в Академии художеств?

— Хороший вопрос. Если посмотрите списки поступивших в этом году, то вы увидите, что 70 – 80 процентов — девушки. География широкая — от Владивостока до Луганска. В основном поступающие пришли к нам из художественных школ и училищ. Не скрою, мы стараемся поддерживать тех, кто приехал издалека, из глубинки. Мы хотим быть открытыми стране.

— А как же конкурсные испытания, где все равны?

— Очевидно, что необходимо развивать художественные школы и училища в отдаленных от столиц регионах. Это касается не только их материальной обеспеченности. Преподают там энтузиасты, симпатичные, добрые и опытные люди, но не всегда способные разглядеть талант. А это очень важно.

— Вы только что говорили о традициях как стержне академического образования, а теперь о развитии школ. Тут нет противоречия?

— Скажу так: необходима постепенная ротация. У нас надо быть одновременно ремесленником и мыслителем. И тогда… Например, прекрасный скульптор наша выпускница Екатерина Пильникова приехала из Челябинска. В Петербурге сделала карьеру, недавно получила Президентскую премию для молодых деятелей культуры, много работает, успешно преподает.

— Какова доля иностранцев среди студентов Академии художеств?

— Двадцать и более процентов, причем из самых разных стран, со всех континентов. Академия должна быть многонациональной и толерантной, как и вся страна.

— Все иностранцы учатся за свой счет?

— Кроме тех, кто обучается по программам Россотрудничества. Им в первую очередь интересна Россия. Это показывает Летняя школа иннопрактики, куда стали приезжать все больше студентов из Африки и Латинской Америки. Им интересна русская классическая школа. Их восхищает наше здание. Если нас выселить в новостройки, то все закончится.

— Почему?

— История, атмосфера места определяет многое…

— А площадей для занятий хватает?

— Не хватает, но мы не жалуемся, не просим денег, понимая, что у нашего государства много других статей расходов. Стараемся решать эти проблемы своими силами. По-моему, необязательно затевать большие стройки. Это оборачивается серьезными проб­лемами со строителями, финансовой отчетностью и т. д. Не говоря уже о торможении учебного процесса всякими переездами. А если последовательно решать вопросы ремонта мастерских, покраски стен в коридорах, приведения в порядок вестибюлей, то все можно шаг за шагом привести в порядок. Важно, что у нас есть понимание, куда последовательно двигаться.

— Иными словами, если привести в порядок все помещения в квартале на Васильевском острове, которые занимает сейчас Академия художеств, то площадей будет достаточно?

— Дефицит площадей и вообще материальное обеспечение не главная проблема. К нам иностранцы стоят в очереди, они платят за обучение немалые деньги. Мы зарабатываем больше, чем получаем субсидии. В Китае считают Академию художеств одним из главных мировых учебных заведений.

— А какая проблема — главная?

— Как сделать традиционное образование привлекательным для студентов. Чтобы оказавшийся в этих стенах ощущал себя личностью, откуда бы он ни приехал. Вне зависимости от материального благополучия, происхождения. Чтобы ему помогали творчески развиваться.

— Как развиваются традиционные связи Академии художеств с Китаем?

— На 2024 год запланированы два-три выставочных проекта в Пекине. Хотим показать дипломные работы в одном музее, преподавателей — в другом музее, еще планируем большую меж­музейную выставку. Пока рано говорить о деталях, переговоры еще идут.

— С какими творческими вузами академия контактирует?

— В России нам легче общаться с теми, кто занимается не изобразительным искусством — музыкой, балетом… В изобразительном искусстве мы самодостаточны.

Другое дело, что мы стараемся уделять внимание художественным школам. Ищем юные дарования, хотим, чтобы они приехали учиться в академию. Наши педагоги возглавляют экзаменационные комиссии во многих художественных училищах.

Что касается контактов с зарубежными вузами, то, по понятным причинам, они сузились. Но мы развиваем выставочную активность на постсоветском пространстве. Год назад мы представили выставку дипломников в Минске, сейчас проходит большая выставка дипломников и преподавателей в Алма-Ате. Готовятся выставки в Баку и Ташкенте. Они вызывают интерес у тех зрителей, которые связаны с русской культурой. В приоритете организация выставок в музеях, где хранятся произведения выпускников Императорской академии художеств, да и советского времени.

— На этих выставках вы показываете произведения разных лет?

— Стараемся показывать работы, созданные в последние десятилетия. Мы считаем, что надо знакомить публику с тем, что именно сейчас создается, показать уровень мастерства наших воспитанников.

— Вы не только ректор, но еще выступаете куратором выставок русского искусства?

— В моих планах выставка «Старые советские мастера» и «Иван Билибин» в Третьяковской галерее. С новым руководством этого музея у меня полное взаимопонимание.

— Как вы определите отношение Академии художеств к современному искусству?

— Большинство работающих в наших стенах относятся резко отрицательно. Как имеющий некоторый опыт общения с современными художниками, я отношусь спокойно, без большого восторга, но и без ненависти, агрессии. Хотя это другой мир, с которым мы почти не пересекаемся. Академию начиная с позапрошлого века обвиняли в консерватизме, в рутине. Но если вы хотите создать новую школу, иную школу — флаг вам в руки.

В мире современного искусства много талантливых, образованных, остроумных людей, интеллектуалов. Проблема в том, что их искусство не всем понятно и не всем интересно, там определенный круг адептов. Ведь современное искусство — это не все, что сейчас, сегодня создается. У современного искусства, безусловно, есть свои особенности. Тут надо обладать определенными знаниями и навыками. Хотя справедливости ради надо сказать, что границы современного и традиционного искусства подчас размываются.

— А может ли наступить такой момент, когда в Академии художеств будут учить современному искусству?

— А зачем в Академии художеств учить современному искусству? И кто будет учить? На мой взгляд, конфликт неизбежен. Преподавание «нового» искусства будет вытеснять преподавание «старого», которое в свою очередь будет преследовать «новое», ну а как? Трудносовместимые практики. Соревновательность в искусстве возможна, даже необходима, но есть риск посеять раздор, неприемлемый в учебном заведении с большой историей.

— Кстати, что вы называете современным искусством?

— Это длинный разговор, но если в двух словах, то современное искусство хотя и разное, но сильно ориентированное на определенные тренды, которые современный художник должен уловить и им соответствовать. Он должен быть вовлечен в определенный круг интересов, выставляться в определенных местах, продвигаться определенными людьми. При этом современное искусство всеядно, оно использует самые разнообразные средства и методы, начиная от рисования карандашом на листе бумаги, фигуративной живописи и заканчивая компьютерными анимациями, создаваемыми с помощью искусственного интеллекта. Оно по определению должно привлекать внимание. Для современного художника часто неважно, где он учился. Для традиционного искусства место обучения нередко определяет творческий путь художника. Хотя всегда есть исключения.

— А кто определяет упомянутые вами направления?

— Целая индустрия. В мире проходит пять — десять важных ярмарок современного искусства плюс активность галерей, аукционов. Мощнейшие медиаресурсы поддерживают «огонь».

— Сейчас в Петербурге много говорят о создании комфортных городских пространств, гуманной городской среды. Академии художеств интересно в этом участвовать?

— Недавно у нас на архитектурном факультете открылось направление «Реконструкция и реставрация архитектурного наследия». И там самый большой конкурс, больше, чем у живописцев, скульп­торов и графиков. Наша задача — сохранение и развитие исторических городов.

Когда я вижу среди дипломных работ проекты небоскребов, то просто изумляюсь. Не понимаю, почему это нужно делать в стенах Академии художеств. Есть другие архитектурные вузы, где подобные проекты будут органичны.

— Какая главная проблема в архитектуре и градостроительстве Петербурга?

— Архитектура ведь отражает время. Но в отличие от плохой картины или даже скульптуры ее не спрячешь в чулан. Посмотрите, сколько уродцев появилось в нашем городе в девяностые, на рубеже веков. Авторы этих ужасных проектов будут гореть в аду. Справедливости ради скажу, что в последние годы стали проектировать и строить приличнее, цивилизованнее.

— Какие памятники, установленные в Петербурге в последние годы, вы считаете удачными?

— Памятник Доменико Трезини скульптора Павла Игнатьева.

— А создание большого городского парка интересно вашим студентам?

— Мы стараемся давать задания, которые связаны с конкретными местами, и не только в историческом центре. У нас есть задания, связанные с ландшафтной архитектурой. Прямо скажем, не все проекты, связанные с этой, безусловно, социально значимой темой, которые реализуются в городе, можно назвать успешными.

— Так, может, академии стать площадкой для широкого обсуждения городских проблем, начиная от плотности застройки и заканчивая видом скамеек для пожилых людей и детских качелей?

— На мой взгляд, это было бы логично. Но кого и в чем мы хотим убедить? По опыту работы в Градостроительном совете Петербурга и его рабочей группе по монументальному искусству я сталкиваюсь с невообразимым количеством откровенного мусора, которым инициаторы (часто с финансированием) хотят «украсить» город.

— Но градсовет — площадка для специалистов. Академия художеств могла бы стать местом для диалога всей заинтересованной общественности.

— Мой опыт общения с разными общественными организациями показывает, что на эту площадку придут активисты, с которыми обсуждать и договариваться не всегда возможно. Хотя мы не только на словах открыты к дискуссиям, но и по существу обсуждаемых сюжетов.