Помочь, опираясь на науку
ФОТО Сергея ГРИЦКОВА
«Дети должны жить в семье» — так называлась научно-практическая конференция, организованная не так давно благотворительным фондом «Родительский мост». Состав участников был весьма представительным: психологи (как ученые, так и практики), социальные работники, сотрудники общественных организаций. Конференция рассматривала заявленную тему в аспекте нашего нынешнего времени. Подробнее об этом мы и попросили рассказать сегодняшнего гостя редакции.
— Поясните, Марина Юрьевна, как конкретно вы ощутили влияние сегодняшнего времени на сферу вашего «ведения» — семью и детство?
— Сложности начались еще с периода пандемии. Был зафиксирован рост домашнего насилия — в Петербурге и Ленинградской области, например, на 30 %. Вторую волну мы почувствовали начиная с апреля. Предвидим еще и ситуацию отсроченного эффекта. Люди, которые побывали в горячих точках, вернутся к своим семьям. Кто‑то из них может быть физически травмирован, у многих будут серьезные психологические проблемы.
Масса проблем возникает и у вполне мирных, благополучных людей — кто-то из них мог остаться без работы. Надо ли говорить, что психологическая обстановка в такой семье далека от идеальной. Разумеется, в фокусе нашего внимания — мамы с маленькими детьми и беременные женщины. Это, по сути, самый беззащитный контингент.
Все эти ситуации потребуют от нас новых технологий работы, умения оказывать помощь людям, находящимся в разных психических состояниях. Важно понимать необходимость как оказания сиюминутной помощи, так и работы вдолгую, на отдаленную перспективу. Иногда для того, чтобы вывести человека из посттравматического расстройства, требуется много усилий и времени. И здесь очень важно не ошибиться, к каждому найти квалифицированный, точный подход, иначе вместо помощи можно причинить вред.
— Казалось бы, все это вопросы государственной важности. Почему же их решением озаботилось не государство, а общественные организации?
— Мы активно взаимодействуем с органами соцзащиты. Их представители участвовали и в нашей конференции. Но все мы хорошо понимаем, что государственные структуры сегодня не готовы к оказанию массовой психологической помощи в чрезвычайных ситуациях, требующих экстренного реагирования.
Да, в федеральном законе № 442‑ФЗ «Об основах социального обслуживания граждан в РФ» оговорен перечень срочных социальных услуг и порядок их оказания. Там есть и получение горячего питания, одежды, временного жилья, юридической и психологической помощи. Кроме того, на местах действуют свои законы, которые могут расширять такой перечень и возможности в соответствии с ситуацией в регионе. Но всему этому мешает множество бюрократических барьеров. Малейшее отклонение от процедуры может привести к обвинению в нецелевом использовании средств или отказу в субсидиях. Между регламентами, действующими на всех уровнях, и нормами закона часто возникают нестыковки.
При этом, чтобы получить право на помощь, человек, переживший страшный стресс — отсутствие жилья и средств, потерю близких, домашнее насилие, — сам должен выходить на контакт с государственными службами и собирать необходимый пакет документов. Согласитесь, такое трудно себе представить и далеко не каждый пройдет этот путь до конца. Иногда — например, для обеспечения безопасности матери и ребенка, предотвращения их разлучения — нет времени для сбора необходимых документов. Если человек лишен крыши над головой, ему необходимо предоставить хотя бы временное жилище здесь и сейчас. Но государство не может этого сделать просто так — оно требует подтверждения того, что деньги, потраченные на помощь, были израсходованы целевым образом. А если у человека нет регистрации, помогать ему местные государственные службы не имеют права. Региональный бюджет можно расходовать только на жителей данного региона!
— Это странно — вот, например, скорая помощь приезжает и не требует никаких справок. У человека не всегда есть с собой медицинская страховка, документы, подтверждающие его личность. Врачи могут оказывать помощь без промедления, но почему так же невозможно получить социальную и психологическую помощь в чрезвычайных и экстренных ситуациях, особенно беременным, мамам с маленькими детьми?
— Скорая помощь приезжает по вызову, а человек в стрессе часто дезориентирован — он не знает, куда идти, к кому обращаться. Он может находиться в депрессии и не иметь сил или пребывать в состоянии шока — хотя бы просто потому, что оказался на улице огромного незнакомого города. Поэтому система помощи в чрезвычайных и кризисных ситуациях должна быть развернута ровно противоположным образом — не на заявительной основе, а на выявлении тех, кому нужна помощь. Нужно не ждать, когда люди к вам обратятся, а самим идти к ним. И уж, конечно, эта помощь не должна быть привязана к наличию регистрации, гражданства или необходимых документов.
— И вот эту лакуну и заполняют общественные организации?
— Да, по крайней мере на первом этапе. Но специалисты нашего фонда, если речь идет о помощи семьям с детьми, беременным в кризисных ситуациях, взаимодействуют с государственными службами. Их сотрудники также работают самоотверженно, часто не считаясь со временем, причем за очень скромную зарплату. Просто они поставлены в такие условия. Со многими мы находимся в партнерских отношениях и там, где можем объединить усилия, всегда это делаем.
Каждая чрезвычайная или кризисная ситуация требует владения определенными профессиональными технологиями. Одно дело, к примеру, потеря близкого человека, другое — сексуальное насилие. Кстати, что касается последнего, то полный курс психологической коррекции включает в себя до 24 сессий. Да, не приложив столь серьезных усилий, мы просто поддержим человека в трудный момент его жизни, но к долгосрочному результату это не приведет.
Причем на государственном уровне долгосрочная бесплатная специализированная психологическая и психотерапевтическая помощь практически не входит в пакеты услуг. Иногда ее можно получить только в психиатрической клинике.
— А откуда берутся технологии, о которых вы говорите?
— Их создают психологи-практики во всем мире. В нашей стране работают курсы переподготовки и повышения квалификации специалистов. Желающих пройти обучение всегда очень много. Вот, например, курс, связанный с применением когнитивно-поведенческих технологий работы в чрезвычайных ситуациях и последствиях насилия, в этом году вела кандидат психологических наук, доцент факультета клинической психологии Санкт-Петербургского государственного педиатрического университета, международный консультант Детского фонда ООН (ЮНИСЕФ) Маргарита Хаджумаровна Изотова. Она работала в Цхинвале, Беслане, разных горячих точках и сейчас оказывает помощь тем, кто в ней нуждается.
Но, конечно, чтобы научиться применять эти технологии, мало прослушать курс лекций или прочитать методическое руководство. Здесь речь идет о способности создавать терапевтическое пространство для исцеления чужой боли. При этом специалист должен еще и сохранить собственную психику — ведь та же «травма свидетеля» так или иначе неизбежна и для него.
Разумеется, специалисты, готовые работать в чрезвычайных и кризисных ситуациях, это золотой фонд любой организации, их надо беречь, создавать им все условия для работы и профессионального роста, иначе они будут уходить в частную практику. В этом смысле наша конференция не только источник новых знаний, но и мощный стимул для работы, который дает общение с коллегами-профессионалами. Ведь ни один из нас, даже самый опытный, не может похвастать тем, что он уже всему научился. Психология чрезвычайно динамично развивается, постоянно пересекается с другими науками, она начинает интегрироваться с социологией, философией, медициной, этикой. А кризисные ситуации дают сильный толчок для интеграции и развития. В ходе докладов были представлены результаты серьезных научных исследований, проведено 15 трехчасовых мастер-классов с погружением в технологии психологической работы.
— Можно ли о чем‑то из этого рассказать подробнее?
— Мне запомнились два очень интересных исследования. Одно из них было представлено врачом-психотерапевтом доцентом Восточноевропейского института психоанализа Марией Евгеньевной Блох. Ее доклад был посвящен проблеме материнства в эпоху глобального стресса. Естественно, кризисные явления отражаются на ходе беременности и отношениях матери и ребенка, физическом и психическом развитии новорожденных детей. В качестве одного из способов защиты от стресса беременные и роженицы используют избегание, которое предполагает уход от травмирующей реальности. Тем не менее состояние тревоги не уходит, оно влияет как на формирование отношений привязанности, так и на новорожденного. Характерно, что речь идет о женщинах вполне благополучных — не тех, которые пережили потерю близких, бедность или иные кризисные ситуации.
От времени, увы, никуда не убежишь — скорее всего, мы увидим в статистических данных увеличение числа преждевременных родов, обращений, связанных со сложностью формирования диады «мать — новорожденный ребенок» и готовностью к материнству. Причины — эмоциональное состояние матери, отсутствие социальных условий для воспитания ребенка. До сих пор мамы, потерявшие детей в Беслане, нуждаются в помощи. Даже если в их семьях подрастают дети, рожденные после трагедии, они иногда живут «в тени» своих погибших братьев и сестер. Такие травмы становятся межпоколенными, мы их наблюдаем после глобальных катастроф и войн.
Второе исследование представила координатор лаборатории междисциплинарных исследований развития человека СПбГУ Ирина Валерьевна Голованова. Оно было посвящено тому, как складываются отношения ребенка с матерью, в свое время пережившей утрату родительского попечения. Эта мать, возможно, не способна до конца понять и почувствовать проблемы находящегося рядом с ней маленького человека. Но, оказывается, внутренняя связь между ними все равно присутствует, и на нее можно опираться.
Так что женщина, которая в детском возрасте не получила родительского тепла, все равно способна научиться навыкам ухода и заботы о ребенке. А это «свет в конце тоннеля» для психологов, работающих с матерями из групп риска, выпускницами сиротских учреждений.
— Такие исследования имеют какую‑либо конструктивно-методическую составляющую или так просто не ставится задача?
— Исследователь собирает данные, подтверждает ту или иную гипотезу, в том числе эффективности применения определенных методов работы. Опираться на исследования и развивать эти технологии с опорой на доказательную базу должны практики, специалисты государственных и негосударственных организаций. Сейчас происходит глобальное обновление в сфере образования. Я считаю, что аналогичные процессы должны пройти и в системе оказания социальной и психологической помощи. Нужно рассматривать каждый такой случай как отдельный проект, предполагающий определенные цели и задачи на разных этапах. Есть конечный результат, есть разделение ответственности между разными организациями и членами семейного окружения. Есть методы измерения качественных результатов, которые могут говорить об эффективности помощи. И мы не можем заранее сказать, сколько в каждом конкретном случае нужно часов работы психолога, психотерапевта или сотрудника социальной службы. Да, на это требуются средства, инфраструктура, кадры — хорошая помощь не может стоить дешево.
— Между прочим, Интернет забит предложениями о психологической помощи. Только кликни! Как человеку, находящемуся в стрессе, не нарваться на жуликов?
— В Интернете есть не только объявления, но и отзывы на тех, кто их публикует. Если же речь идет об НКО, то об их работе можно узнать в комитете по социальной политике или районной администрации. Можно посмотреть историю этой организации, поговорить с ее клиентами.
Но на самом деле в кризисной ситуации человеку некогда выбирать — он обращается к тем, кто на слуху, или руководствуется советами «опытных» людей. Увы, по государственному телефону доверия можно получить лишь психологическую, иногда консультативную помощь. Выехать к человеку, оказавшемуся ночью на улице или подвергающемуся домашнему насилию у себя в квартире, могут в основном только сотрудники организаций, аналогичных нашему фонду. При этом нам неважно, есть ли у потерпевших документы, удостоверяющие их личность, имеют ли они регистрацию и гражданство. Мы сделаем все возможное, чтобы эти люди оказались в безопасности, окажем профессиональную экстренную психологическую помощь, предоставим кров, еду…
— Вы предлагаете переформатировать систему социальной помощи?
— Я предлагаю начать видеть человека целиком, во всей совокупности его проблем. То есть, по аналогии с медициной, лечить не болезнь, а больного. Зачем мы оказываем ему помощь — чтобы поставить галочку в отчете или чтобы создать условия для изменения его жизни к лучшему? Надо также внимательно посмотреть, можем ли мы разделить ответственность с тем, кто обратился за помощью. Что он может сделать самостоятельно или с поддержкой, чему его надо научить? Наша цель, чтобы родители маленьких детей, которым мы оказываем помощь, могли воспитывать их самостоятельно. Если применить такой подход, то расход государственных средств можно сильно оптимизировать и направлять их на помощь только тем, кто действительно остро нуждается в помощи и готов менять собственную жизнь. Тогда, объединив усилия, мы сможем помочь всем попавшим в кризисную и чрезвычайную ситуацию. Стоит только убрать бюрократические барьеры, опереться на науку и грамотно распределить силы и ответственность между специалистами и клиентами.
Комментарии