Семейное плавание
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Гость редакции — заслуженный тренер России по плаванию Елена ВОЛКОВА
Когда старший тренер СШОР по плаванию «Радуга» только начинала свой путь в профессиональном плавании, ситуация в спортивном мире чем‑то напоминала нынешнюю — наши атлеты на время остались вне многих крупных международных состязаний. Тем не менее она стала чемпионкой мира, заслуженным мастером спорта, дважды стартовала на Олимпийских играх. И остается в бассейне по сей день, теперь уже воспитывая новых пловцов. Причем в одном лице уживаются и тренер, и мать — ее сын Кирилл Пригода, один из лучших сегодня пловцов Петербурга, тоже стал чемпионом мира.
— Елена Юрьевна, насколько популярно сегодня плавание в стране? Интерес к нему растет или, наоборот, уменьшается?
— Социологические исследования показывают, что плавание даст фору многим другим видам спорта. Причем этих видов становится все больше, но плавание сохраняет свою популярность. Хотя сейчас нам очень не хватает студенческого спорта, поэтому плавание становится слишком детским. На определенном этапе люди стремятся «отжать» какой‑то результат, чтобы, например, получить спортивное звание, а затем переключаются на учебу. Я против такого подхода. Как в плане чересчур большого стремления к каким‑то результатам в детском возрасте, так и в том, что касается категоричности — мол, заниматься надо либо тем, либо иным. На мой взгляд, надо стремиться к универсализму и гармоничному развитию. Современному молодому человеку мало развиваться в какой‑то одной сфере — у него должно быть и образование, и спорт, и культура. Просто потому, что всего этого требует ритм современной жизни. Только тогда мы будем иметь сильное поколение молодых людей, которые станут результативными, и им не надо будет ничего доказывать.
Любая медаль не должна быть самым главным в голове родителя и ребенка, когда он начинает занятия спортом. Это просто мечта, тогда как вопросы формирования гармоничной личности, в решении которых помогает спорт, сохраняют свою актуальность всегда.
А нынешнюю ситуацию болезненнее всего ощущать приходится Кириллу и другим пловцам его возраста, которые уже многого добились. Сердце кровью обливается, глядя на ту же Женю Чикунову — юную спортсменку, которая своими результатами может в том числе поднять имидж страны. Да, установив мировой рекорд, она не получит в нынешнем году никаких наград, но все мировое сообщество понимает, что это уникальная девушка, и что именно она — абсолютно лучшая в мире в своем виде. Можно обидеться на обстоятельства и на этом закончить. Вот и мы, узнав в 1984 году, что у нас не будет Олимпиады, могли на этом остановиться и все бросить. А потом были, в том числе и у меня самой, другие олимпиады, было золото на чемпионате мира.
Но вот мы сейчас говорим о том, надо ли заниматься плаванием в ситуации, когда у спортсменов временно нет больших международных стартов, а меня как тренера сейчас гораздо больше беспокоит другой вопрос.
— Какой?
— Проблема коммерциализации спорта, в том числе плавания. Так складывается, что практически за все в спорте сегодня нужно платить. Я очень ценю свою спортивную школу, которая работает в формате бюджетного учреждения, но почему‑то сейчас соревнования, где можно выполнить высокие спортивные разряды, являются коммерческими и участие в них отнюдь не бесплатное. Зачастую родители вынуждены отказываться от того, чтобы их ребенок продолжал занятия спортом. Есть семьи, у которых просто нет возможности платить за старты, хотя дети не менее талантливы, чем другие.
Наша школа находится в Петроградском районе, и этот вопрос у нас особенно актуален, ведь тут очень много социальных семей. Район нас очень поддерживает, но тенденция очевидна, причем в городских масштабах. Посмотрите календарь соревнований Петербурга — там сплошные коммерческие старты. Чтобы проплыть одну дистанцию на соревнованиях, надо заплатить 1200 рублей. Мой сын в этом возрасте за три соревновательных дня плавал от четырех до шести дистанций. Получается, сейчас это обойдется родителям в 5–7 тысяч рублей. И это за один турнир! А если ребенок в семье не один?
— Но ведь участие в первенстве Петербурга не может быть платным…
— Да, это топовое городское соревнование, которое является бесплатным. Но на него очень непросто попасть, существуют разрядные ограничения — прежде необходимо выполнить определенные нормативы. И почему‑то спортивная классификация, особенно в части высоких разрядов (первого взрослого, кандидата в мастера спорта), ориентирована теперь именно на коммерческие соревнования. В нашей школе «Радуга» раньше проводилась серия бесплатных соревнований, по результатам которых можно было присваивать высокие разряды. За 85 лет в нашем бассейне выросли целые поколения спортсменов, им за результаты, показанные в нашей чаше, присваивали разряды и звания, но в нынешнем году мы почему‑то перестали удовлетворять неким требованиям. Это, видимо, надо понимать так: ваши «домашние» соревнования теперь какие‑то неправильные, вот если ребята выступят на коммерческих стартах, то выполненные ими нормативы и разряды будут настоящими.
И это касается вовсе не одной только нашей школы, такой поход вдруг стал доминирующим в городе. В моем понимании это ситуация, просто не имеющая ничего общего с интересами развития спорта. Так что именно такая коммерциализация сегодня, как мне представляется, приносит куда больше вреда нашему спорту, чем временная невозможность участвовать в крупных турнирах.
— Вернемся все‑таки еще раз в 1984 год. Как советские спортсмены тогда отнеслись к решению руководства не ехать на Олимпиаду?
— Мне было 16 лет, и я имела лучший результат в мире на дистанции 200 метров брассом. Мы готовились к стартам в Лос-Анджелесе, как вдруг нам объявили, что вместо Олимпиады будут альтернативные соревнования «Дружба-84». Расстроились, конечно, сильно, кто‑то из более старших спортсменов даже плакал. В итоге участвовала в «Дружбе», завоевала там две серебряные медали. Именно в 1984‑м я стала показывать результаты мирового уровня, вот только, к сожалению, не на Олимпиаде.
— В сборную страны вы попали незадолго до этого?
— Этому я обязана в первую очередь своему личному тренеру Марине Амировой, она работала со мной на протяжении практически всей карьеры. Встреча с ней сыграла огромную роль в моей жизни. До этого у меня не больно здорово получалось — какие‑то детские победы были, но в целом результаты оставляли желать лучшего. Именно Марина Васильевна начала шлифовку моей техники и в какой‑то степени перековала мой характер, что принесло свои плоды. В этом году ей исполнилось 85 лет, и мы до сих пор поддерживаем очень теплые отношения.
А в юношескую сборную страны меня привлек Сергей Вайцеховский, старший тренер сборной СССР. Своим профессиональным взглядом разглядел что‑то во мне. По большому счету все решил один рядовой старт, одна небольшая победа на Кубке страны. В том заплыве рядом стартовали уже очень именитые к тому времени спортсменки, а я, такой «гадкий утенок», выиграла у них на спринтерской дистанции 50 метров брассом, где обычно побеждают мощные силовые спортсмены. Причем плыла по крайней восьмой дорожке, но все‑таки сумела выиграть. Сергей Михайлович пригласил на разговор, я, естественно, испугалась, потому что была еще совсем маленьким ребенком, а он — знаменитым тренером. Но в итоге оказалась в сборной.
— После несостоявшегося Лос-Анджелеса две олимпиады в вашей карьере все‑таки были — Сеул в 1988‑м и Барселона еще через четыре года.
— Вайцеховского в команде к тому времени уже не было, а новому старшему тренеру сборной я не приглянулась. Он считал, что такие высокие девушки не очень подходят для плавания брассом. Из-за чего с ним даже возник конфликт — не у меня самой, а у тренеров и представителей федерации плавания нашего города. И хотя я была в отличнейшей форме, выиграла отбор на дистанциях 100 и 200 метров брассом, причем 200 метров — с рекордом СССР, в Сеуле не смогла стартовать на своей любимой дистанции. Плыла только 100 метров — заняла в финале пятое место, установила рекорд СССР. В жизни всегда есть печаль о чем‑то не сделанном, и для меня одна из них как раз разочарование от того, что не проплыла 200 метров на Олимпиаде-1988.
— Зато очень скоро вам удалось все и всем доказать. Титул чемпионки мира как‑то скрасил сеульское разочарование?
— У меня вообще все следующее олимпийское четырехлетие получилось довольно успешным. Я поступательно двигалась вперед и становилась призером и победительницей многих соревнований — завоевывала медали на чемпионатах Европы, выигрывала Кубки мира. А на чемпионате мира 1991 года в австралийском Перте выиграла золото на 200 метров и бронзу на «сотне». Работала с какой‑то гиперотдачей, что в итоге сыграло со мной злую шутку. Когда в 1992 году поехала на вторую свою Олимпиаду, то не смогла угадать с формой. В Барселоне была явная перетренированность, чувствовала это по своему состоянию и в итоге не показала лучших секунд. После неудачного выступления спортсменов в то время часто начинали как‑то ущемлять — лишали сборов, сокращали стипендии. Так произошло после Олимпийских игр и со мной. А 1992 год — это когда все вокруг ломалось, разрушалось, мы жили по талонам. И спортсмены в то время понимали, что если тебя вдруг отсекают от сборной, значит, дальше перспектив нет.
— И вы решили завершить карьеру?
— Да, в 1993 году проходил первый чемпионат России по плаванию, выиграла в Липецке золотую медаль, а для меня это был последний старт в карьере и последняя победа. Которой я страшно горжусь — потому что довелось выступать и за сборную СССР, и за объединенную команду СНГ на Играх в Барселоне, а в самом завершении этого пути вошла еще и в историю российского плавания. Так получилось, что мы заканчивали карьеру одновременно с мужем Геннадием Пригодой, который также выступал за сборную страны по плаванию. Мы создали семью, она мое вдохновение до сегодняшнего дня.
— Насколько трудно было найти себя в стране, переживавшей большие перемены?
— Сложно пришлось. Работы как таковой не было, образование у меня спортивное, и никакой ясности с тем, что ожидает спорт в стране. Например, бассейн на Крестовском острове, в котором я плавала много лет, именно в те годы стал дельфинарием. При дефиците 50‑метровых чаш в городе он был выкуплен коммерческими структурами и перепрофилирован. Стала дополнительно изучать английский язык, ходить на разнообразные курсы — кройки и шитья, стрижки, печатания на машинке. Бралась за самые разные варианты обучения, не опасаясь чего‑то нового. Но головой все равно понимала, что я профессионал в спорте и именно в этой сфере многое знаю и понимаю. В итоге оказалась в своей родной школе «Радуга», за которую выступала много лет. И работаю здесь по сей день.
— Особенность вашего тренерского пути в том, что вам пришлось заниматься и с собственным сыном, добившимся больших успехов. Когда поняли, что у Кирилла есть перспективы в плавании?
— По Кириллу сразу было видно, что он — человек движения. Но мы с мужем, помня собственные болезненные моменты, через которые пришлось пройти, не хотели, чтобы он плавал профессионально. Наоборот, по‑родительски пытались как‑то защитить его: отдавали на музыку, он занимался теннисом, волейболом — плавание мы всячески обходили. Но он любил воду, и эти тонкие взаимоотношения проявились у него практически сразу.
Мы увидели на нескольких детских соревнованиях, как он прекрасно владеет своим телом, какие результаты показывает. И при этом знали, что ничего не предпринимали для ускорения его физического развития, как сейчас поступают очень многие родители с самого раннего возраста. Долго сомневались, стоит ли отдавать Кирилла в спортивный класс, все решила, как и со мной в детстве, Марина Васильевна Амирова. Она сказала нам с мужем, что мы просто не имеем права навязывать ребенку свои мысли и чувства, ограждать Кирилла от каких‑то эмоциональных событий в его уже собственной жизни. И, наверное, она оказалась права, раз сын счастлив в плавании, добился весомых успехов не только в плавании — получил высшее образование, недавно поступил в аспирантуру.
— То есть вы больше пытались уберечь сына, а не воплотить с ним свои нереализованные амбиции в спорте, как это часто бывает у родителей?
— Наверное, наш пример лишний раз подтверждает, что всегда надо стремиться видеть собственных детей не с позиций каких‑то личностных амбиций или историй собственной жизни, что, к сожалению, свойственно многим родителям, а объективно стараясь понять, к чему сами дети предрасположены от рождения. Родителям надо видеть и чувствовать своего ребенка — это самое главное. Это вообще довольно больная тема. Отчасти в ней проявляется какая‑то психологическая травма нашего общества. Если вдуматься, то родители, которые воспитывают сейчас молодежь, это в значительной части люди из 1990‑х. Они сами многое недополучили, сами отчасти были травмированы определенными событиями тех лет, что сейчас, к сожалению, неизбежно отражается на нынешнем молодом и подрастающем поколении. На каких‑то собственных устремлениях, на безумном желании сделать лучше своему ребенку иные родители приходят к прямо противоположному результату. И это касается отнюдь не только спорта. Отсюда и какие‑то ЧП в школах, личные трагедии молодежи.
— Иные родители, как правило, несведущие в спорте, зачастую активно вмешиваются в подготовку детей, чуть ли не участвуя в тренировочном процессе. У вас такого быть не могло, раз оба родителя титулованные спортсмены, а вы еще сами начинали работать с сыном…
— Я действительно много лет была его тренером, и многие вещи мы, конечно, обсуждали вместе с мужем. Но, когда пришел момент профессионального становления Кирилла и мы поняли, что у него есть перспектива, я почувствовала, что должна оставаться мамой, а мамы, как и любого родителя, не должно быть слишком много в судьбе спортсмена. Рядом с ним нужен специалист, который сконцентрируется именно на чисто спортивных качествах. И мы приняли решение, что Кирилл должен перейти к Михаилу Горелику. Сын учился в 11‑м классе и как раз приблизился к уровню мастера спорта международного класса.
Мы очень благодарны Михаилу Владимировичу за профессионализм и работу по спортивному развитию Кирилла. Могу сказать, что он очень многому научил и нас. Я как тренер стала, например, смотреть на спорт не со стороны эмоций, страстей и желания каких‑то побед и быстрых успехов, а именно с позиций глубокого профессионального становления спортсмена как личности. И Кирилл благодаря Горелику стал совершенно другим, по‑настоящему профессиональным спортсменом — пересмотрел тренировочные подходы, сам формирует свой режим дня и питания, умеет ограничивать себя и ставить в определенные рамки.
— Насколько трудно для вас смотреть за соревнованиями Кирилла с трибуны?
— У меня появляется боевая готовность (улыбается). Причем приходит она не в момент старта, а, как и положено профессиональному спортсмену, примерно за неделю до этого. И даже неважно, Кирилл ли это стоит на старте, мои подопечные — ребята более младшего возраста, или же это я просто смотрю по телевизору заплывы на 200 метров брассом с участием рекордсменки мира Жени Чикуновой. Ощущения — примерно одни и те же. Как только дистанция 200 брассом — у меня боевая готовность. Я чувствую, что даже контролирую свой режим, свой образ жизни, что я ем, как будто плыть предстоит мне самой. Конечно, когда стартует Кирилл, это проявляется особенно ярко, и в момент его заплыва я чувствую буквально каждое движение сына. Наверное, это связано еще и с тем, что я по‑прежнему стою на бортике и в своей жизни из бассейна так по большому счету и не ушла ни на один день. И за это я благодарна своей судьбе.
Комментарии