Научить учить
Директор Института педагогики СПбГУ
«Мы создаем новое поколение преподавателей», - сообщает в соцсетях Институт педагогики СПбГУ. Он был создан год назад, сотрудничает со Школьной лигой РОСНАНО, образовательным центром «Сириус» и другими передовыми образовательными организациями. Студенты института - люди с высшим образованием, необязательно педагогическим. Их готовят «под ключ», под заказ, под конкретную школу. Директорам школ тут обещают: «Вы нам ставите задачу - мы найдем ее решение». Наша собеседница, профессор СПбГУ, объяснила, что такое «перевернутый класс», каким должно быть это «новое поколение» преподавателей и мыслимы ли уроки литературы без «Войны и мира».
- Елена Ивановна, некоторое время назад педагогические вузы взревновали: классические университеты перетягивают на себя подготовку учителей. Ваша альма-матер - педагогический Герценовский, но больше 20 лет вы работаете в классическом СПбГУ. И в нем же возглавили «педагогический институт»...
- Педагогическим вузам стало казаться, что сократится набор. Скажу как председатель ФУМО, Федерального учебно-методического объединения по высшему педагогическому образованию: ничего подобного не планируется.
Вообще сегодня программы педобразования реализуют 250 вузов страны и только около 40 из них называются «педагогическими». И, кстати, в большинстве своем они когда-то сами начали развиваться как классические университеты: от 15 до 50% специальностей, по которым готовят в педвузах, не педагогические.
Можно сколько угодно взаимно «ревновать», но это непродуктивно. Хорошее педагогическое образование возможно и в педагогическом вузе, если он развивает исследования, и в классическом, понимающем, что педагогика - тоже наука.
Вероятно, государство признало такое «равенство стратегий». Важнее говорить не о том, какой вуз - педагогический или нет, а о качестве программы педобразования.
- Долго ли созревала идея Института педагогики?
- Институт открылся год назад, но кафедра непрерывного филологического образования и образовательного менеджмента (то есть педагогической направленности) появилась в университете еще в 1998 году. Правда, мы работали в интересах только двух факультетов - филологического и свободных искусств и наук.
Но стало понятно, что голос СПбГУ в контексте всех наших реформ образования очень слышим и университету понадобилась структура, чтобы аккумулировать педагогические инновации. Так был создан институт.
Это произошло быстро, я благодарна и ректору Университета, который поддержал предложение, и ученому совету, и комиссиям.
- Вы говорите: «У нас современный подход к образованию». Остальные обидятся: у них, выходит, не современный?
- Надо отдавать себе отчет: в нашей отрасли работы хватит на всех. Поэтому мы ни с кем не конкурируем, наша позиция - сотрудничество, кооперация с любыми вузами. Петербург всегда был и должен оставаться ведущим научно-педагогическим центром; сегодня большая часть инноваций, инициатив исходит все-таки из Москвы, вот здесь хотелось бы посоревноваться.
А «современный подход» мы подчеркнули, потому что в XXI веке педагогика во многом стала действительно доказательной наукой.
Когда, скажем, в середине прошлого века некий новатор внедрял в классе свою методику, а через тысячу километров еще один - свою, и так далее, невозможно было сопоставить их эксперименты и понять, чей подход лучше.
Сегодня благодаря цифровизации стал возможен метаанализ: можно перерабатывать огромную статистику, сравнивать и делать объективные выводы о том, какие методики более эффективны или менее, какие практики массово популярны, какие не очень. Иногда полученные данные переворачивают наши «классические» воззрения.
- Например?
- Например, об эффективности домашних заданий. На самом деле она крайне мала. Если ученик знает, что домашнее задание на следующем уроке, вероятно, не проверят и не разберут (а так часто бывает), то это просто ритуальная трата времени.
Другой пример. Мы выяснили, что в некоторых школах из 11 лет обучения на подготовку к всевозможным ОГЭ, ЕГЭ, всероссийским проверочным уходит 2 - 2,5 года. Вы представляете, какая потеря времени? А продуктивность очень низкая. Это во всем мире, не только в России: тренинги, натаскивания дают очень небольшой остаточный результат.
- Вот мы это теперь знаем и все равно будем продолжать в том же духе.
- Эта медлительность объяснима. Профессия педагога консервативная, «сохранительная», и это ее качество очень важно: надо в сохранности передавать культуру следующим поколениям. Но есть и другая причина: новшества любят только около 15% населения, остальные предпочитают подождать. А поскольку педагогическая профессия массовая, 85% «консерваторов» - это много.
Беда не в том, что педагоги передают ученикам то же, чему и их учили. Беда, что передают зачастую так же, как их учили. Воспроизводят один и тот же опыт.
Я объясню, чем наш институт отличается от других: мы учим в других условиях. Чтобы у учителей сформировался хотя бы крошечный (в магистратуре двухлетний, в аспирантуре трехлетний) опыт иной модели обучения.
Ведь мир изменился: стал цифровым, мы равно существуем в реальном и в виртуальном пространстве, а при этом все никак не определимся: надо ли допускать цифровые технологии в школу, не надо ли... Современная педагогика невозможна и без опоры на когнитивные исследования, без представления о том, как работает мозг.
- Как строятся занятия в институте? К вам приходит вообще-то уже готовый педагог...
- Наверное, ключевое понятие у нас - «перевернутый класс».
В традиционном классе я, учитель, сообщаю информацию, ученик ее под моим руководством осваивает, дома закрепляет. «Перевернутый класс» в нашей версии: ученик от учителя получает задачу, сам ее исследует, со множеством источников, формирует свое понимание, а в классе его высказывает, чтобы что-то уточнить, подискутировать.
Мы это называем «самообразование в хорошо организованной тусовке». Если угодно, «в хорошо организованном сообществе». Ученик сам получает образование онлайн, а офлайн нужен для того, чтобы сопоставить позиции. Дети от такого подхода в восторге.
- Считается, что онлайн-обучение хорошо для тех, кто уже мотивирован, умеет учиться. А маленькие еще не умеют.
- Нас природа снабдила врожденной тягой к обучению - исследовательским инстинктом. Посмотрите на котенка, на щенка, как они исследуют что-то новое - мы вообще-то не хуже.
Естественная природа человека - это «человек обучающийся». Конечно, отучить можно от чего угодно, и «выученная беспомощность» тоже известный эффект. Но, знаете, в хорошей среде инстинкт восстанавливается быстро. Мы в институте часто такой образ используем: разучиться учиться можно, но это навык сродни плаванию или езде на велосипеде - если когда-то умел, сложно забыть.
- Вы упомянули исследования работы мозга. Как полученные данные применить прямо сейчас в обучении?
- К примеру, можно определиться с тем, какой у вас тип обработки информации. Есть знаменитое учение Говарда Гарднера, с которым и соглашаются, и спорят, - о девяти типах интеллектуальной одаренности. Например, у меня доминирующий - логико-математический и в последние годы развился лингвистический. Вот если бы не вы слушали меня, а я вас, я бы попутно рисовала на листке какие-то закорючки: мой мозг лучше обрабатывает информацию, если действует мелкая моторика.
Кому-то не подойдет избыточно логичный курс, а подойдет свободный разговор. Другому нужны цифры, таблицы... Или, к примеру, мы проводили очень интересный эксперимент по восприятию мозгом текста. Есть обычный текст, «буквы», а есть так называемый текст «новой природы», с инфографикой, смайликами, рисунками. И мы выясняли, в каком случае остаточная реакция у ученика окажется выше...
- В каком?
- Одинаково! За одним маленьким но. Текст «новой природы» нравился больше: вызывал больше симпатии, желания прочитать. Так что оба результативны, но второй больше мотивирует к чтению.
Думаю, через некоторое время будут готовы данные по другим исследованиям - например, по ментальной арифметике, когда дети вычисляют на счетах.
- Не досадно ли: много чего понятно и измеряемо, а в сферу массового образования это перекочует не скоро? Это ж сколько поколений еще проучатся с не очень высоким КПД.
- Мне кажется, у современных детей возможностей больше. Они уже могут знать, что где-то учат не так, как в их классе. А если знаешь, что есть «другие миры», можно туда прорываться.
Я не такой сторонник онлайна, как может показаться из моих выступлений: я умею работать с доской и вообще считаю, что мы ребенка должны сохранить как гуманитарную сущность, а не как приложение к компьютеру. Но это здорово, что ты можешь выйти в Интернет, найти симпатичную онлайн-школу, бесплатные курсы, и там учиться, защитив себя от всяческих скучных глупостей. Найти проект, пойти в местный кванториум, технопарк.
И, кроме того, становится все больше пространства, где образование - это доброе, веселое, энергичное дело. А не «корень учения горек, но плоды его сладки».
- В одном интервью вы сказали, что нам надо 7,5 млн продвинутых учеников, а у нас и олимпиадников-то только 100 тысяч. Откуда эти цифры?
- В России, как известно, принята стратегия научно-технического развития. Без ставки на нее, как говорил академик Аганбегян, нас скоро обгонит, скажем, Индонезия: у нас неважно с валовым национальным продуктом, с производительностью труда и т. д. Чтобы выполнить стратегию, составляются национальные проекты, в том числе «Образование», «Наука». А нацпроект - это когда приблизительно 10% населения верят в определенную идею и готовы на нее работать: БАМ строить, страну восстанавливать после разрухи...
Все прорывы, тот же сингапурский, обеспечены прорывной массой. Это яркие сильные люди, которые ведут за собой. В России около 150 млн населения. Значит, 15 млн должны быть в зоне прорыва. Польстим старшему поколению: допустим, что среди нас наберется половина из этой прорывной массы. Но тогда остальные 7,5 миллиона - это те, кто сейчас за партами и в вузах. А у нас всех школьников только 10 миллионов. Вот и вся история.
11 лет послушания в школе не дадут нам эти необходимые 10% прорывной массы. Быть исполнительными, трудолюбивыми, аккуратными - это замечательно. Но для прорыва этого недостаточно. Потребители не ведут страну вперед. Нужны свободные, мыслящие, инициативные. Нужно, чтобы школа поддерживала естественную тягу к самостоятельности, воспитывала чувство собственного достоинства.
- Иногда кажется, что есть два школьных мира: один - обычные школы, в другом - Школьная лига РОСНАНО, программистская «Школа 21» от «Яндекса», проекты от Агентства стратегических инициатив. Эти два мира могут пересечься?
- У Школьной лиги РОСНАНО есть проект «Наноград», летние каникулярные школы. Проект передвижной, кочует по разным регионам, в нем участвуют ребята со всей страны - понятно, что это дети мотивированные, олимпиадники, участники разных программ и конкурсов. Но мы всякий раз просим у принимающего региона прислать 30 - 50 своих детей. Разумеется, подразумеваем, что они тоже мотивированны, но я вам честно скажу: всегда от регионов оказываются абсолютно случайные дети. Лето, каникулы - кого нашли, того и прислали.
Первый день для этих детей - сплошное недоумение: «Чё это?». Уже на второй мы перестаем отличать одних от других. На третий начинают лидировать дети, которые пришли из совершенно обычных школ. Просто ребенок увидел, что бывает не так, как он привык. И наша задача - показывать ему ориентиры в мире качественного образования. А здоровый организм сориентируется.
- Беда не в том, что педагоги передают ученикам то же, чему и их учили. Беда, что передают зачастую так же, как их учили. Воспроизводят один и тот же опыт.
Беда в том, что мы в последнее время в массовой системе управления образованием много рапортуем, будто у нас давно уже все есть. А на самом деле часто делаем плохой косметический ремонт в аварийном здании.
Я очень люблю свою профессию, я убеждена, что на учителе держится будущее страны, но если говорить о том, что меня сегодня больше всего тревожит в школе, - это отдельные учителя, которых можно характеризовать как вид «учитель не очень образованный, уже ничем не интересующийся, но при этом считающий, что имеет право наставлять другого человека». Хочется спросить: вы сами-то являетесь такими, какими хотите воспитать учеников? И может ли тот, кому скучно жить и учиться, вдохновить юного человека?
- Прошлой осенью в Герценовском на конференции о школьной литературе вы в стиле баттла дискутировали с директором Пушкинского Дома: надо ли детям проходить классику...
- Я доказывала, что классическая литература в школе умерла и в прежнем виде ее не возродить - директор Пушкинского Дома говорил, что ничего подобного.
- Вы всерьез «покушались на святое» или это была просто игра в провокацию?
- Я люблю русскую классическую литературу, но не считаю, что Толстой писал «Войну и мир» для детей школьного возраста. Чтобы понять «Войну и мир», нужен жизненный опыт. Ребенок только делает вид, что прочитал, и, мне кажется, эта ложь хуже, чем если бы вовсе не читал.
Аргумент «Если не в школе, то и никогда» не работает. Знаете, несколько лет назад мы в Университете вели проект «100 книг по истории, культуре и литературе народов России» по поручению президента страны. Года два я этим занималась, были опрошены полмиллиона человек, которые назвали шесть тысяч наименований важных, с их точки зрения, книг. На первое место из «обязательных к прочтению» страна дружно поставила «Двенадцать стульев» Ильфа и Петрова. Мы ее в школе не изучаем, что не помешало нам всем ее прочитать.
Очень многие включили в тот список Стругацких - их тоже не изучают. Потому что «не классика». И сколько лет должно пройти, чтобы стать классикой?
Если полагать, что есть некий канон, - тогда надо изучать то, что изучал в школе Пушкин. Но если читать «Бедную Лизу» Карамзина как художественное произведение, то для современного подростка это, извините за выражение, сентиментальная дурь. А чтобы понять, что эту повесть следует читать как литературный памятник, нужно все-таки уже иметь хоть какое-то филологическое образование.
Мне кажется, нужно искать другие каналы «приобщения к чтению». Как, к примеру, делает Фекла Толстая (к слову, Толстая!): онлайн-ресурсы, выставочные пространства. Брать не количеством, а качеством. Брать те произведения, которые зацепят ребенка, - тогда есть надежда, что взрослым он и классику прочитает.
- Вам симпатична система образования в какой-нибудь другой стране?
- Скорее, элементы разных систем образования.
Точно не Франция, не Англия... Система сингапурского образования - все-таки нет: мне представляется, что она построена на жестком выявлении особо одаренных в противовес всем остальным.
Я очень хорошо отношусь к финскому образованию. Его критикуют за то, что оно не взращивает, условно, будущих нобелевских лауреатов, но там очень выражена ценность человека: школа - открытое пространство, где дети не боятся, где подкрепляется самооценка.
- В финской школе с детьми мигрантов работают тьюторы, а у вас ведь тоже есть работы на тему межкультурности, толерантности. Как у нас должно развиваться образование с учетом того, что Россия приглашает на рынок труда все больше мигрантов?
- У человечества было несколько этапов восприятия проблемы миграции, и, похоже, оно застряло на этапе «они должны подстраиваться под нас». Ведь «они» приехали в «наш» дом.
Но если говорить об эффективности, похоже, нужно не то что перейти на другой этап, а даже перескочить через ступеньку. Уже известно, что многообразные культуры более устойчивы, многообразие - это фактор развития; поэтому нужно принять, что мы просто все разные. И нужен взаимный интерес, дружелюбие и открытость.
Тема общемировая, но вот чего точно не хватает в этом смысле российскому образованию, это... Приведу пример. Для бельгийского образования постулат: приехал ребенок из другой страны - государство выделяет средства на освоение им языка. Сначала он должен освоить язык, чтобы уже на нем осваивать предметы. Понадобится год - будет учить язык год, а потом присоединится к классу.
Культура осваивается через язык. А без финансовых вливаний и организационных решений мы получим очень много сложностей: не зная языка, ребенок отстанет по предметам, попадает в изгои, а дальше у него включается оборонительная позиция, сопротивление всему...
- То есть, если хотим нарастить «прорывную массу», сначала нужно инвестировать?
- Уж в детей-то точно. Если мы сюда пригласили родителей, мы должны сделать так, чтобы ребенок ощутил себя ребенком уже этого мира. Да, сохранив культурные традиции и так далее, но уже не чувствовал себя здесь чужим.
Вообще очень важно, чтобы любой ребенок чувствовал, что этот мир его ждал, этот мир его ценит и ему предстоит рано или поздно взять на себя заботу о его благополучии. Наверное, это главная задача школы и учителя. Собственно - к такому понимаю профессии и готовит наш институт своих студентов.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 161 (6514) от 30.08.2019.
Комментарии