Время чудес. Какими были елочные базары в Петербурге XIX века
На фотографии ателье Карла Буллы из собрания Центрального государственного архива кинофотофонодокументов Санкт-Петербурга - предпраздничный елочный базар на Александринской площади (ныне площадь Островского). Снимок сделан в 1913 году, ставшем последним мирным годом перед разрушительной мировой войной.
Подручные продавца - они стоят чуть поодаль, у решетки, - уже готовы доставить выбранное дерево по указанному адресу.
Место съемки можно определить очень точно по невысокой сетчатой ограде Екатерининского сквера, изготовленной чугунолитейным и механическим заводом Ф. К. Сан-Галли и установленной здесь в 1879 году, а также по силуэту здания Императорской публичной библиотеки.
Обстановка на том базаре - практически такая же, как и на сегодняшних. Продавец елок расхваливает товар. В руке у него длинный шест, служивший своего рода линейкой для измерения высоты зеленых пушистых красавиц. Солидная дама в модном головном уборе, увенчанном пером, греет руки в меховой муфте и оценивающе меряет взглядом пушистую, пахнущую свежей хвоей ель. Стоящая рядом девочка внимательно прислушивается к хвалебным речам усача и вот-вот дернет свою взрослую спутницу за рукав и затянет: «Хочу эту елку, давай возьмем эту!».
Широко торговать елками в Петербурге стали еще в 1830-е годы немецкие и швейцарские кондитеры - Вольф, Бернаже, Доминик Риц-а-Порта и другие. В своих «торговых точках» они продавали эти хвойные деревья с уже развешанными на них игрушками, фонариками, кондитерскими изделиями.
Подобные «элитные» елки были доступны далеко не всем. Однако уже с 1840-х торговля выходит на улицу и ориентируется на широкий круг потребителей. Крестьяне начинают наперебой предлагать на городских площадях елки из окрестных лесов, и деревья охотно раскупают петербуржцы разного достатка.
Французский живописец Фарамон Бланшар, посетивший северную столицу во второй половине 1850-х годов, в своем очерке «Зима в Петербурге» повествовал: «...Праздник Рождества, рождественского дерева, есть немецкий обычай, заведенный в России. В дни, предшествовавшие этому церковному торжеству, на улицах Санкт-Петербурга только и видят, что движущиеся деревья, будто Бирнамский лес, призванный хитростями Макбета. Этот рынок, всегда временный, устраиваемый перед Гостиным двором. Тысячи елей, срубленных у самого корня, доставлены из близлежащих к Санкт-Петербургу лесов; их потребление огромно, и нет семьи, которая не принесла бы жертву сему обычаю».
«Елка в настоящее время так твердо привилась в русском обществе, что никому и в голову не придет, что она не русская», - отмечал в 1906 году философ Василий Розанов. Спрос на колючих красавиц был столь велик, что торговля ими стихийно возникала во многих местах, даже у мясных, зеленных, мелочных лавок. Товар был на любой вкус - от совсем невысоких деревьев до великанов...
Первая мировая разделила мир на «до» и «после», сделала елку символом ушедшей на долгое время мирной жизни. В стихотворении Лидии Лесной «Елка», опубликованном в 1916 году в журнале «Нива», были такие щемящие строки: «Мне елка говорит о тех, кто так далек, // Кто золотых орехов к веткам не подвесил, // Цветных свечей в сочельник не зажег, // ...Но кто в святую ночь был чист и детски весел».
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 245 (6598) от 27.12.2019 под заголовком «Время елочных чудес».
Комментарии