«Вольный казак» и тайна мироздания. Научные интересы Дмитрия Менделеева охватывали всю Вселенную
Какие ассоциации у большинства из нас вызывает имя Дмитрия Ивановича Менделеева? Безусловно, на память приходит периодический закон химических элементов, знакомый каждому со школьной скамьи. Некоторые вспомнят его работу «О соединении спирта с водою», благодаря которой за ученым закрепилась репутация создателя русской водки… Однако сам Менделеев считал своей главной задачей совсем иное — в этом уверен наш собеседник доктор химических наук Игорь ДМИТРИЕВ. Много лет он возглавлял Музей-архив Д. И. Менделеева в СПбГУ, ныне является старшим научным сотрудником Санкт-Петербургского филиала Института истории естествознания и техники РАН.
Дмитрий Иванович Менделеев изображен в своем рабочем кабинете в Главной палате мер и весов. Автор снимка, сделанного в самом начале ХХ века, — сподвижник ученого Федор Блумбах./Репродукция. ФОТО автора
— И что же именно, Игорь Сергеевич, больше всего влекло ученого?
— Мысль об изучении мирового эфира — тончайшей материи, которая, как считалось, пронизывает всю Вселенную. Причем еще со студенческих лет, о нем он упоминал в первых своих работах 1850‑х годов. И именно эта тема стала важнейшей в его научной жизни. Более того, открытие периодического закона он воспринимал как ступень к чему‑то большему, а именно — к раскрытию природы эфира.
Об этой материи упоминали еще мыслители Античности, и вплоть до начала ХХ века считалось, что через эфир передаются электрические, магнитные и гравитационные взаимодействия, также он каким‑то образом участвует в образовании химических связей.
Менделеев ставит вопрос: что такое мировой эфир с точки зрения химии? Где его место в периодической системе? Водород есть, азот есть, а где эфир? Ясно, что он должен быть самым легким элементом. На личном экземпляре отпечатанной периодической системы он написал: «легче всех мировой эфир в миллионы раз».
Ученый полагал, что если он найдет эту тонкую материю, то у него в руках будет разгадка всех основных тайн естествознания его времени — магнетизма, электричества, гравитации и химического взаимодействия.
На первый взгляд — нет ничего проще: взять некую емкость, полностью откачать из нее воздух, после чего в ней должен остаться эфир. Но легко сказать! Нужны специальные насосы, средства контроля давления… Когда Дмитрий Иванович посчитал, сколько ему потребуется денег на всю аппаратуру, он убедился, что в год надо не менее 40 тысяч рублей. Сумма по тем временам колоссальная. У него таких денег не было. Где взять?
Ученый понимал: никто — ни предприниматели, ни государство — на поиски мирового эфира денег не даст. Тем более 40 тысяч. Значит, надо что‑то придумать. И Менделеев пригласил к себе домой князя Петра Аркадьевича Кочубея, который возглавлял Императорское русское техническое общество. Оно обслуживало интересы военных, в том числе артиллеристов. 1870‑е годы — время военной реформы, когда, в частности, армия переходила на цельнолитые пушки.
Менделеев поведал Кочубею, что готов изучить поведение газов в канале ствола орудия, то есть при высоких давлениях. Про мировой эфир — ни слова! Конечно, Дмитрий Иванович не то чтобы обманывал Кочубея, но в некотором смысле лукавил. Ему нужно было получить деньги на аппаратуру. Кочубей пообещал поговорить о финансировании проекта с великим князем. И в итоге ученый своего добился! Правда, получил не 40 тысяч, немного меньше, но достаточно, чтобы начать опыты и нанять лаборантов…
— Его не смутило, что свой научный поиск он строил на лукавстве?
— Если бы ему задали такой вопрос, он бы наверняка сказал, что деньги просил не для себя, а чтобы разрешить, как он выражался, «капитальнейшие вопросы естествознания», и не он виноват, что другим способом достать средства на научные исследования не представлялось возможным.
Вообще признаюсь, что, когда я занимался своей второй книгой о Менделееве, изучал оставленное им гигантское наследие, я уже знал: Дмитрию Ивановичу верить на слово нельзя. Ни в чем. Как мы уже говорили, он мог лукавить. А мог что‑то забыть, что‑то напутать, с возрастом память подводит.
К примеру, биографы со слов Менделеева сообщали, что он после окончания тобольской гимназии не смог поступить в Петербургский или Московский университет, как хотела его матушка Мария Дмитриевна — женщина сильная и властная. Кстати, Дмитрий был последним, семнадцатым, ребенком в семье.
Мол, дело в том, что император Николай I издал указ, согласно которому выпускники классических гимназий могли поступать только в университет, относящийся к их учебному округу. Это означает, что для Менделеева были открыты двери только Казанского университета. Везде звучала эта традиционная версия.
Однако никаких царских указов подобного рода обнаружить не удалось. Дело в другом. В 1848 – 1849 годах в Европе происходят революции: в историю они вошли как «весна народов». Николай I был весьма озабочен тем, чтобы революционная волна не перехлестнула границы России. А студенты как раз представляли ту «группу риска», которая могла ее подхватить.
Царь потребовал от министра народного просвещения Сергея Уварова, чтобы во всех университетах общее число «своекоштных» студентов, то есть учившихся за счет родителей, было не более трехсот. В Московском университете таковых было под тысячу, в Петербургском — пятьсот с лишним… Что делать? Выгнать «лишних» нельзя. Остается только один путь: на несколько лет закрыть прием на первый курс. Вот и вся причина того, что Менделеев не поступил в университет. Ему было некуда поступать.
Откуда же тогда версия с округами? Скорее всего, юный Менделеев слышал какие‑то разговоры и понял их по‑своему. Ведь все решала мать. Именно она одобрила его поездку в Петербург.
Куда же Менделеев в итоге поступил? Сначала он подался в Медико-хирургическую академию, однако туда его не приняли, поскольку он не прошел испытания: упал в обморок в анатомическом театре. И тогда он отправился в Главный педагогический институт, который находился в том же здании Двенадцати коллегий, что и Университет. Учили там за казенный счет, к тому же институт был интернатского типа. Менделеев, хоть и не без труда, поступил туда…
— И, как вы уже сказали, именно в студенчестве его увлекла мысль о мировом эфире…
— …которая и привела его к поиску денег, о чем мы уже говорили выше. В дневнике Менделеева в эти годы постоянно встречаются записи об опытах с низким давлением. Он искал именно эфир! А опытами с высоким давлением, которые интересовали военных, он занимался мало. При этом потратил уйму времени только на создание аппаратуры…
Спустя несколько лет Императорское русское техническое общество наконец поинтересовалось у Менделеева, на что потрачены те деньги, которые оно собрало? Потребовало отчета. Дмитрий Иванович сильно осерчал, заявил, что это ограничение свободы научного творчества, такого отношения к себе не потерпит, а потому больше этими опытами заниматься не будет.
Так и отписал секретарю общества: «Так мне покойнее и лучше. А в этом деле мой покой и мое «лучше» я считаю важнее и существеннее не только приличий или огорчения… других, но даже и того обстоятельства, что Вы сочтете мое письмо и мой отказ за повод к какому‑либо недоразумению… Я — вольный казак — хочу остаться вольным и им останусь во всяком случае».
Более того, Менделеев заявил, что «все ведение опытов, по самому ходу его, стало делом, хотя мне порученным, но в сущности делом Технического Общества… Я не более как докладчик этого дела и случайный свободный его исполнитель».
Там история, кстати, вообще трагическая. У Менделеева было несколько лаборантов, участвовавших под его началом в опытах с газами. Они от него ушли, увидев, что технология чрезвычайно опасна для жизни. Насос, который использовался, был ртутным. Работа шла в главном здании Двенадцати коллегий: было отгорожено узкое помещение с одним окном. Никакой тяги, никакой вентиляции…
В итоге остался один-единственный молодой лаборант, Михаил Львович Кирпичев, у которого была чахотка и который умер в 27 лет. Едва ли работа с ртутными парами добавила ему здоровья. Менделеев на похоронах сказал трогательные слова, в дневнике потом записал, что такого преданного помощника больше никогда не найдет.
Причем в какой‑то момент Менделееву показалось, что он обнаружил все‑таки мировой эфир, и он решил написать статью и опубликовать ее в издании Академии наук. А это уважаемое учреждение просто так не публиковало подобные материалы. Оно создало специальную комиссию, которая должна была удостовериться в совершенном открытии. Ученые заявили: мол, Дмитрий Иванович, все, что вы нам показываете и говорите, весьма неубедительно: результаты «тонут» в погрешностях.
— Получается, Менделееву не удалось то, что он сам считал бы своим главным открытием?
— Да, не удалось. И тем не менее он продолжал верить в успех. Последняя его научная работа, 1905 года, называлась «Попытка химического понимания мирового эфира»…
Что же касается последователей, некоторые из них допускали, что он существует, но никто, подобно Дмитрию Ивановичу, не пытался выделить мировой эфир и изучить его свойства. Дальнейшее развитие физики, в частности, появление теории относительности, показало: в том смысле, как Менделеев и современники понимали мировой эфир, его не существует.
Почему? Экспериментально не удалось наблюдать тех явлений, которые были бы, если бы эфир существовал. Например, эфирного ветра. Двигаясь по орбите вокруг Солнца, Земля совершает движение относительно гипотетического эфира полгода в одном направлении, а следующие полгода — в другом. Следовательно, полгода эфирный ветер должен обдувать Землю в одну сторону, а следующие полгода — в другую. Но никакого эфирного ветра не было обнаружено: полный эфирный штиль…
— Несмотря на неудачу с поисками эфира, во многих других направлениях Менделеев оказался провидцем. Многие даже считают его энциклопедистом, имея в виду, что он одновременно был не только химиком, но и физико-химиком, физиком, метрологом, геологом, метеорологом, воздухоплавателем, приборостроителем…
— Знаете, подобная «многостаночность» Менделеева таила в себе определенную ловушку, потому что невозможно одновременно освоить все сферы научного знания.
Может быть, именно поэтому он весьма скептически относился ко многим научным открытиям второй половины XIX — начала ХХ века. Не признал существования электрона, как и открытия радиоактивности, хотя лично присутствовал при опытах в лаборатории Кюри, которые ее доказывали. Ученый заявил, что просто не верит, что один элемент может превращаться в другой… Да, и про атомную теорию он писал в своем учебнике: «В атомах есть простота представления, но нет уверенности».
Менделеев хотел заниматься всем сразу. Тем же периодическим законом он плотно занимался всего год и семь месяцев. После чего в его дневниках появляется совершенно другая тема исследований.
Менделеев, условно говоря, выбирал самую высокую вершину и искал к ней дорогу… Без гарантии, что дойдет хотя бы до середины пути. Что‑то ему удавалось, где‑то он получал какие‑то побочные результаты.
К примеру, он пытался разгадать природу, как тогда говорили, «сил химического сродства», то есть химической связи атомов в молекулах и в твердых телах. Почему водород с кислородом взаимодействуют и дают воду? Почему одни вещества хорошо реагируют друг с другом, а другие нет?
Ответа он не получил, и, хотя попутно им была открыта температура абсолютного кипения жидкостей, ее еще называют критической, тем не менее на старости лет Менделеев признавался: «отчасти разочаровавшись, затем я совершенно бросил этот трудный предмет, в котором, однако, думал самостоятельно».
Иногда он занимался параллельно несколькими проектами. Еще с молодых лет его интересовала нефть. В 1863 году, когда он был уже достаточно известным ученым, к нему обратился промышленник Василий Кокорев с предложением посетить его заводы по производству осветительных масел из нефти в районе Баку. Завод вместо доходов приносил одни убытки.
Ученый вспоминал потом: «Что можно было, старался поправить и направить, и вышло так, что через год получился чистый доход более чем в 200 тысяч рублей». Кокорев был доволен и предложил ученому быть его управляющим с жалованьем десять тысяч рублей в год.
«Ни минуты не думая, отказался, чего, конечно, не сделал бы на моем месте ни англичанин, ни француз, ни немец, — вспоминал Менделеев. — Стал меня умница Кокорев допрашивать о причинах отказа, опроверг все мои доводы (о пенсии, о возможности работать для науки) или отговорки и очень верно заключил, что все это барские затеи, от которых России очень плохо двигаться вперед»…
Менделеев изучал нефть с разных сторон — и как объект природы, и как топливо. Известна его фраза: «Топить можно и ассигнациями!». Он имел в виду, что нефть надо использовать не в чистом виде, как это происходило. Нефть — ценный продукт, который можно разложить на компоненты и использовать в самых разных областях. Можно получить бензин, керосин, а тяжелыми остатками топить котлы. А из легких фракций можно добыть массу веществ, которые идут в производство лекарств, парфюмерии, на освещение.
Но легко сказать: «Давайте перегонять нефть!». Это требовало больших вложений. Существовала проблема сбыта товара. А русский капитализм был «ситцевый» и не очень богатый…
Еще одна важнейшая идея, с которой выступал Менделеев: он считал, что Россия должна сама производить все сложные технологии и не заниматься продажей сырья.
Менделеев говорил: Россия продает металлы, нефть, все богатства, а за это покупает «плоды просвещения»: паровозы, рельсы, вагоны, лекарственные препараты и так далее. Зачем? Это все можно производить самим. Он предупреждал, что если наша страна не начнет производить свои товары, то «позарятся, пожалуй», имея в виду соседей с Востока и Запада. Еще в 70‑е годы XIX века Менделеев настаивал на развитии национальной промышленности.
— Через полтора века мы говорим практически о том же самом…
— И тогда многие экономисты с ним соглашались, но одновременно задавали ему простой вопрос: как это сделать в крестьянской стране? Чтобы производить все то, о чем говорил ученый, требовалось мощными темпами наращивать промышленность. А для этого — «раскрестьянить», как тогда говорили, большую часть жителей страны.
Менделеев отвечал: пусть «раскрестьяниваются», пусть сельские жители идут в города, поступают на фабрики и заводы, не надо помогать сельской общине. Он опирался на модель «решающего фактора», «главного звена», за которое надо крепко ухватиться, и тогда, как он любил повторять, «сама пойдет». Но само почему‑то никак не шло.
Сторонниками ученого, согласными с тем, что нужно развивать национальную промышленность, выступали консерваторы: прежде всего редактор газеты «Московские ведомости» публицист Михаил Катков и обер-прокурор Священного Синода Константин Победоносцев. Конечно, они смотрели со своей колокольни, но в одном из писем Победоносцева, адресованном Александру III, — практически те же самые доводы, которые приводил Менделеев. А кто был против? Лев Толстой, провозглашавший: надо уменьшить потребности, больше думать о душе.
Удивительно, что Менделеев зачастую не встречал понимания даже со стороны предпринимателей, на поддержку которых надеялся. В июле 1882 года он выступил на Торгово-промышленном съезде в Москве с программным докладом «Об условиях развития заводского дела в России». Говорил о том, какие отрасли промышленности надо развивать — не только ткацкие. А что ему капиталисты кричали из зала? «Если будет выгодно!»
Александр Блок, который, как известно, был женат на дочери Менделеева, очень хорошо сказал в своем дневнике о том, что есть две России: Менделеева, страна технологического прогресса, и Льва Толстого, патриархальная. И эти две России трагически не понимали друг друга…
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 60 (7636) от 03.04.2024 под заголовком ««Вольный казак» и тайна мироздания».
Комментарии