Строго по норме. Как работала в условиях блокады Ленинграда продовольственная комиссия
В последние десятилетия вокруг этой темы — иерархии потребления в блокадном Ленинграде — было сломано немало копий. Да, такая иерархия действительно существовала: в условиях общего голода некоторые горожане получали продовольственный паек куда более значительный, чем большинство. И отнюдь не всегда это были крупные руководители. Как отмечает наш собеседник доктор исторических наук Никита ЛОМАГИН, руководитель Института истории обороны и блокады Ленинграда (отдел Государственного мемориального музея обороны в Соляном переулке), такое «продовольственное неравенство» было подчинено исключительно требованиям выживания города в чрезвычайных условиях. Именно этим руководствовалась действовавшая почти всю блокаду Продовольственная комиссия Военного совета Ленинградского фронта.
В блокадные дни на чашах таких весов в буквальном смысле лежали жизни людей…/ФОТО сотрудника ЛенТАСС Игоря ФЕТИСОВА. Из архива редакции
— Никита Андреевич, насколько Ленинград был обеспечен продовольствием накануне блокады?
— Существует давний миф о том, что трудности со снабжением Ленинграда начались потому, что 8 сентября 1941 года немцы разбомбили Бадаевские склады. Это абсолютно не верно. Дефицит ресурсов к моменту начала блокады был обусловлен серьезными фундаментальными проблемами, существовавшими в довоенной организации обеспечения крупных городов.
Ленинград в целом снабжался с колес, поскольку система государственного планирования не предполагала накопления больших запасов. Кроме того, в городе просто не было таких складов, на которых можно было бы хранить, скажем, полугодовой объем продовольствия.
То, что для снабжения города надо принимать чрезвычайные меры, стало понятно к середине августа 1941 года, еще до того, как наступила блокада. 26 августа в Ленинград прибыла комиссия Государственного комитета обороны. Одно из ее решений предусматривало создание в городе трехмесячного запаса продуктов. Но выполнить его было уже невозможно — по той простой причине, что последняя ветка железной дороги, связывавшая Ленинград с Большой землей, была вскоре перерезана врагом.
О том, что было дальше, хорошо известно: продовольственных запасов с каждой неделей становилось все меньше, начался голод. И вот как раз в этих условиях многочисленные предприятия, учреждения, организации, а также частные лица со связями, влиянием, в том числе политическим, стали обращаться в Ленгорисполком, в горком партии, к отдельным членам Военного совета Ленинградского фронта с просьбой оказать содействие в выделении дополнительных ресурсов.
Подобный лоббизм грозил катастрофой. Если бы в тот или иной момент восторжествовал интерес какой‑либо влиятельной группы, это могло иметь плачевные последствия для всего города…
— Потому что выделить продовольствие одним, по сути, означало взять его у других?
— Да, именно так. Необходимо было нивелировать этот лоббизм. Одновременно обеспечить соблюдение одного из важнейших законов ведения войны — «все для фронта — все для победы» и строго соблюсти принцип советской экономики — «учет и контроль — основа социализма». Для этого и потребовался особый институт, которым стала Продовольственная комиссия Военного совета Ленинградского фронта.
Долгое время о ее деятельности не было известно почти ничего. Первыми, кто слегка приоткрыл завесу тайны, были историки Геннадий Леонтьевич Соболев и Михаил Викторович Ходяков. Написанная ими статья, появившаяся в журнале «Новейшая история России» (в первом номере 2016 года), долгое время оставалась фактически единственной научной публикацией по этому вопросу.
Так произошло из‑за того, что материалы комиссии, хранящиеся в Центральном государственном архиве историко-политических документов Санкт-Петербурга, бывшем Партийном, были засекречены. Гриф «особо секретно» сняли относительно недавно, да и то не со всех документов полностью. Есть некоторые дела, которые исследователям до сих пор не выдают, но их подавляющее меньшинство и они едва ли повлияют на уже известную общую картину.
Всего архивный фонд комиссии насчитывает 70 дел, в каждом из них от 60 до 300 листов. Итого — более пяти тысяч листов. Поэтому разобраться в том, каким образом работала комиссия, дело очень непростое…
Единственный распорядительный документ, который лег в основу ее деятельности, — это постановление «О строгом соблюдении установленных лимитов расхода продовольствия», изданное Военным советом Ленфронта 11 января 1942 года.
— Кто же входил в состав комиссии?
— Постановлением Военного совета в нее были включены второй секретарь горкома партии Алексей Кузнецов, уполномоченный Государственного комитета обороны по продовольственному снабжению войск Ленинградского фронта и населения города Дмитрий Павлов, председатели Ленгорсовета Петр Попков и Леноблсовета Николай Соловьев.
Следует подчеркнуть, что Кузнецов и Соловьев были также членами Военного совета Ленфронта. После отъезда Павлова в Москву в работе комиссии стал участвовать секретарь горкома партии Петр Лазутин. На протоколах ее решений также стоит подпись начальника управления торговли Ленгорисполкома Ивана Андреенко.
Воспоминаний о том, как непосредственно работала комиссия, практически не существует. Есть всего лишь несколько упоминаний у Дмитрия Павлова в последнем, шестом по счету, издании его книги «Ленинград в блокаде», вышедшем в 1985 году. Правда, он присутствовал только на самом первом заседании комиссии, состоявшемся 15 января 1942 года. Вскоре после этого он убыл из Ленинграда. Поэтому, каким образом проходили последующие заседания — а их было более сорока, — мы не знаем.
В архивном фонде комиссии сохранились различные подготовительные материалы — справки, проекты, решения. Судя по этим документам, она заседала, как правило, несколько раз в месяц. Причем количество вопросов, которые рассматривались в разное время, серьезным образом отличается. Скажем, первый протокол, от 15 января 1942 года, содержал 16 вопросов. Столько же и второй, от 27 января. А вот третий, от 2 февраля, — 87 вопросов.
Насколько периодичными были заседания? По всей видимости, по мере поступления ходатайств. Если было что‑то срочное, например, запрос из Москвы, особенно с соответствующей визой от Алексея Косыгина и других заместителей председателя Совнаркома, то решение принималось достаточно быстро.
Комиссия получила право рассматривать все вопросы, связанные с увеличением расхода продовольствия как для гражданских и военных организаций в целом, так и для отдельных лиц. При этом она должна была исходить из лимита, установленного Военным советом Ленинградского фронта.
Одно время в обществе доминировало представление, будто бы единственным бенефициаром была номенклатура — партийные, комсомольские и профсоюзные работники. Однако на самом деле в условиях ограниченного распределения ресурсов доминировала вовсе не бюрократия, а те, кто действительно работал на оборону города.
Первым пунктом своего первого постановления комиссия разрешила приравнять по продовольственному снабжению к рабочим оборонных предприятий 250 сотрудников Ленинградской телефонной сети ведущих квалификаций: кабельщиков, канализаторов, установщиков и участковых монтеров…
В фонде комиссии мне встретился весьма любопытный документ — ходатайство о предоставлении повышенного питания двухметровому богатырю, который трудился кузнецом на одном из ленинградских заводов. Все прекрасно понимали, что если он перестанет махать молотом в условиях, когда не было электричества, то производство просто остановится.
— А его товарищи по цеху останутся без работы и, следовательно, без хлебных карточек.
— Конечно. И богатырю в результате выделили повышенное питание — на этот счет было специальное решение Продовольственной комиссии.
В первую очередь комиссия руководствовалась нормативными актами центрального уровня, прежде всего наркомата торговли и других наркоматов, которые выпускали ведомственные инструкции о преференциях тем или иным категориям. В частности, существовало постановление Совнаркома, дающее право на льготы различным уважаемым людям — заслуженным и народным артистам, мастерам спорта, докторам наук, академикам, иногда даже вдовам академиков.
Вдова академика Ивана Павлова в очень деловом стиле обращалась к Попкову, и ее просьбы получили положительный ответ. Впрочем, далеко не все вдовы академиков пользовались таким же расположением Попкова. Были и отказы. К примеру, все попытки вдовы академика Александра Карпинского помочь своим знакомым и подругам не увенчались успехом.
Когда нет ресурсов, то какими бы замечательными людьми ни являлись просители, им отказывали. Поэтому подавляющее большинство запросов об оказании помощи, поступавших в комиссию, заканчивалось резолюцией «Отказать». Особенно в 1942 году.
Члены комиссии понимали: если дать какую‑то слабину, это сразу же станет известно в городе. В том числе из‑за слухов, которые в блокадном Ленинграде распространялись с колоссальной скоростью. Достаточно сказать, что как только кого‑то из представителей творческой интеллигенции прикрепляли к спецмагазину, где человек получал дополнительный паек, то практически сразу же следовали ходатайства других лиц в соответствующий творческий союз или в Академию наук о том, что они тоже заслуживают повышенного питания…
Подчеркну, лоббистов было очень много. В Ленинграде находились предприятия более полутора десятков наркоматов, их представители имели непосредственную связь с Москвой, и, естественно, они считали, что их просьбы, адресованные ленинградским органам власти, должны восприниматься как руководство к действию. И перед комиссией стояла чрезвычайно тяжелая задача — каким‑то образом преодолеть этот мощный напор.
Она не могла принять решение по принципу «этот человек нам симпатичен, мы ему поможем». Если не было возможности «подтянуть» к этому желанию какой‑либо нормативный документ, дававший право оказать данному человеку постоянную помощь, то ему можно было помочь только единовременно.
Вот лишь один характерный случай. Инженер Георгий Никольский в 1930‑х годах разработал, как следует из документов, «телемеханический самолет легкого типа с полной автоматизацией полета, взлета и посадки». А буквально накануне войны он представил в Политехнический институт свою докторскую диссертацию, которая называлась «К вопросу об автоматическом пилотировании самолетов». Получил положительные отзывы оппонентов, но защититься не успел. И, соответственно, на академический паек в условиях блокадного Ленинграда рассчитывать не мог.
Он долго обращался за помощью в различные инстанции, прикладывал огромное количество документов, но все это не помогало. В конце концов Кузнецов настоял на том, чтобы Никольскому нашли подходящее место работы, и комиссия распорядилась, чтобы ему дали паек на уровне академического…
Свобода комиссии в принятии решений зависела исключительно от наличия ресурсов, которые можно было перераспределять. Яркий пример: к первому секретарю горкома Андрею Жданову обратились женщины-доноры из Института переливания крови на 2‑й Советской улице. Письмо, датированное 20 июля 1942 года, было до предела эмоциональным: «Товарищ Жданов! Прости, что тебя беспокоим, но мы долго терпели, и никто не помог…». Доноры жаловались на то, что они постоянно сдают кровь для фронта, а получают за это очень маленький паек. Даже обед — и тот без хлеба. «Что же это за дело?».
Жданов отнесся к просьбе очень внимательно, велел, чтобы нормы выдачи донорам в Ленинграде сделали выше, чем в целом по стране, и провел решение через Военный совет. Эта ситуация существовала месяц, потом в горисполкоме поняли, что влезли в те фонды, в которые влезать не имеют права, и пересмотрели нормы для ленинградских доноров, привели их в соответствие с общесоюзными.
О чем эта история? О том, что иногда существовала возможность выделить больше продовольствия, но если это противоречило общесоюзным нормам, комиссия вынуждена была руководствоваться ими. Относительная свобода у нее появилась, лишь когда продовольствие стало поступать в Ленинград не централизованным путем. Речь о так называемых подарках, которые с лета 1942 года шли с Большой земли — от различных республик и областей — защитникам Ленинграда без указания конкретных фамилий получателей, воинских частей и заводов.
Все эти подарки попадали на военные склады, и проблема возникла тогда, когда военные стали использовать их прежде всего в собственных интересах. В архиве есть несколько дел, которые свидетельствуют, что Алексей Кузнецов взял инициативу в свои руки и вместе с другими членами комиссии принял решение о распределении этих подарков в пользу гражданского населения. Прежде всего — детей старше 12 лет, женщин и иждивенцев, то есть той категории жителей Ленинграда, которая сильнее всего страдала от голода…
Каждая положительная резолюция комиссии имела «весовые» характеристики. Сколько, условно говоря, она будет стоить? Есть ли соответствующие ресурсы, чтобы перевести, к примеру, тысячу человек из одной категории снабжения в другую? Больше шансов получить одобрение было по индивидуальным запросам, поскольку радикально ситуация со снабжением в городе от этого не менялась.
— Как надо было разговаривать с властью, чтобы твою просьбу выполнили, какие аргументы выдвигать в свою пользу?
— Советские граждане неплохо понимали, как устроен механизм управления. Можно было обращаться непосредственно к Жданову, а можно — к тем, кто занимал ответственные должности либо в правительстве, либо в партии. Ходатайства, дошедшие до зампредседателей Совнаркома Розалии Землячки и Алексея Косыгина, перенаправлялись в Ленинград и попадали в секретариат Жданова.
Должен сказать, что если за всеми решениями комиссии стояла определенная рациональность и никто не мог продвинуть свою резолюцию, то Андрей Александрович, если его удавалось «зацепить», такую возможность имел. Естественно, были и «ходы», связанные с личным знакомством с руководителем города, — особенно это касалось научной и творческой интеллигенции…
Конечно, в полной мере работал и политический «капитал» — все, что было связано с революционным прошлым, с отношениями автора обращений со Сталиным, Лениным, участием в событиях 1905 года, Октябрьской революции, Гражданской войне, в деятельности первого Петроградского совета.
Однако здесь неизбежно начиналось расхождение с социалистическим принципом «кто не работает, тот не ест».
Повторю, иерархия потребления в блокадном Ленинграде была направлена на то, чтобы обеспечить максимальное снабжение тем, кто работает, от кого зависит жизнедеятельность города.
А люди с революционными заслугами, как правило, находились на пенсии, то есть были иждивенцами. Тем не менее просьбы, мотивированные революционными заслугами, подлежали исполнению. Но не только они.
Одно из самых интересных обращений, с которым мне довелось столкнуться в фонде комиссии, — это письмо историка и археографа Николая Воскресенского, адресованное Попкову. Он сообщал, что вся его семья погибла от голода, и просил помочь ему и его жене выжить, поскольку, по его словам, он являлся единственным ученым в Ленинграде, который мог прочитать рукописные тексты Петра Великого.
Информацию проверили, она подтвердилась, и в конце концов Воскресенскому помогли. Попков понимал, что такими ценными кадрами разбрасываться нельзя. А вот адресованную Кузнецову просьбу писателя Алексея Толстого помочь «хорошей женщине», написанную довольно небрежно, завернули. Поскольку никаких доказательств ее заслуг представлено не было…
Последний протокол комиссии датирован 29 августа 1943 года. К тому времени потребность в органе, который бы занимался учетом и контролем продовольственных ресурсов в блокадном Ленинграде, стала сходить на нет. Ситуация в городе радикально изменилась: продовольствия завозили достаточно, происходила расконсервация предприятий.
Подводя итог, хочу сказать: свою основную задачу комиссия выполнила. Она действительно смогла минимизировать лоббизм отдельных групп влияния. Руководству города, Военному совету Ленфронта удалось сохранить баланс в распределении тех ограниченных продовольственных ресурсов, которыми располагал осажденный город. Так что в победе, одержанной над врагом, заслуга Продовольственной комиссии тоже несомненна.
Читайте также:
Память о блокаде: предложения ленинградцев о вечном памятнике в 1963 году
Детство в деревне Чёрная. История одной эвакуации времён блокады Ленинграда
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 165 (7741) от 04.09.2024 под заголовком «Строго по норме».
Комментарии