С точностью до наоборот. Как возрождалась система контроля за обществом в послереволюционной России
«Глаза и уши режима: государственный политический контроль в Советской России, 1917 – 1928» — так называется новая книга доктора исторических наук Владлена Измозика, которая была представлена в филиале Музея политической истории России на Гороховой улице. Первая версия этого издания увидела свет почти тридцать лет назад и фактически положила начало новому направлению в исторической науке.
ФОТО Sheen Photography on Unsplash
— Политический контроль присутствует в любом государстве, — отметил Владлен Измозик. — Власть всегда хочет знать настроения населения, чтобы принимать те или иные решения и понимать их возможные последствия. Так что в деле политического контроля большевики вовсе не были первооткрывателями.
Еще во времена Николая I была налажена эффективная система, в которую входили Третье отделение и Корпус жандармов. Перлюстрации могла подвергаться корреспонденция любых персон, кроме государя императора, министра внутренних дел и шефа Корпуса жандармов. Исключений не было. Переписку Пушкина цензоры читали до самых последних дней его жизни, и Николай I однажды на балу даже сделал поэту выговор за то, что тот в одном из писем жене недостаточно почтительно отозвался о предыдущем российском императоре.
В начале ХХ века спецслужбы прочитывали один миллион писем в год. Казалось бы, куда больше! Однако новые власти, которые на словах провозглашали полный разрыв с прежней «деспотической» традицией, стали делать то же самое. После революции 1917 года, по мнению ученого, сама логика исторического процесса быстро превратила революционеров в государственных людей. Когда они боролись с царской властью, то отвергали в будущем и политический сыск, и перлюстрацию, и систему осведомителей. А придя к власти, вернулись к той же самой практике…
В этом смысле любопытно наблюдать, как новые власти возродили прежнюю систему контроля за обществом, только с точностью до наоборот. Если в дореволюционной анкете Михаила Ивановича Калинина значилось: не желает жертвовать на церковь — значит, политический сомнительный гражданин, то в 1920‑х годах основанием для неблагонадежности было уже нежелание жертвовать на деятельность союзов воинствующих безбожников.
Материалы перлюстрации чрезвычайно важны для исследователей, поскольку дают полный спектр настроений общества.
— В середине 1920‑х годов специальные сотрудники каждый год вскрывали пять миллионов писем и анализировали содержание восьми миллионов телеграмм. Кстати, в чем отличие цензуры от перлюстрации? В первом случае на вскрытом письме ставится штемпель «Проверено цензурой». Во второй случае от вмешательства в частную переписку не должно оставаться никаких следов, — отмечает Измозик.
По словам автора книги, донесения ВЧК-ОГПУ наглядно демонстрируют, что в эпоху нэпа граждан Советской России в первую очередь беспокоили вопросы экономического положения и только во вторую — политическая ситуация. Увы, как посетовал ученый, до сих пор не все материалы из ведомственных архивов доступны для исследования, хотя речь идет о бумагах уже почти столетней давности…
Читайте также:
Мятежники и бенефициары. Кто был заинтересован в успехе действий Емельяна Пугачева?
Киров с нами. Имя руководителя Ленинграда закрепилось в названии многих улиц нашего города
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 239 (7815) от 17.12.2024 под заголовком «С точностью до наоборот».
Комментарии