Прощание с вече: создание единого централизованного русского государства было неизбежным
Какие названия всплывают в памяти, когда речь заходит о самых старых русских городах? Где‑то в начале перечня наверняка окажутся Новгород и Псков, хотя оба города вошли в состав Российского государства, по историческим меркам, не так уж и давно — чуть более пятисот лет назад. Присоединение обоих далось весьма непросто. Но если вхождение Новгорода, случившееся во времена великого князя Ивана III, сопровождалось целой чередой московско-новгородских войн, то его сын великий князь Василий III привел псковскую землю в состав единого Русского государства практически бескровно. Впрочем, как отмечает наш собеседник доктор исторических наук Андрей МИХАЙЛОВ, и там события носили весьма драматический характер…
На картине Виктора Васнецова 1909 г. — псковское вече. На главной площади собрались бояре, посадники, купцы и ремесленники, взгляды всех устремлены к боярину, который держит речь./ФОТО из коллекции Государственной Третьяковской галереи/РЕПРОДУКЦИЯ АВТОРА
— Андрей Александрович, из школьного учебника многие помнят, что Новгород и Псков были независимыми государствами — вечевыми республиками. Что это значит?
— Появление Новгородской республики историки датируют достаточно точно — 1136 годом, когда новгородцы временно отправили своего князя Всеволода Мстиславича под арест, а затем изгнали из города. После этого наследственного управления в Новгороде не стало. Князя в Новгород «призывали». И если он чем‑то не нравился, то вече могло его сместить, изгнать, отстранить от власти…
Само слово «вече» обозначает народное собрание. Между историками до сих пор много разногласий о том, как оно было организовано в Новгороде и во Пскове. Известно, что на вече избирали посадника (а иногда и нескольких), который выполнял роль временного правителя, а князь, которого призывало вече, воспринимался в первую очередь как военачальник (он приходил не один, а с дружиной) и судья. Новгородцы и псковичи достаточно справедливо полагали, что человек со стороны может быть несколько более объективным, чем свой.
Важный момент: вечевые порядки в первую очередь активно использовало в своих корыстных целях богатое боярство — что новгородское, что псковское. И посадниками становились, как правило, бояре. Поэтому, по крайней мере к тому времени, когда Новгород и Псков вошли в состав единого Русского государства, веча уже не были такими демократичными органами власти, как прежде.
Еще одна существенная деталь: Псков довольно долгое время был зависим от Новгорода, он даже официально именовался в документах «младшим братом Господина Великого Новгорода». Но Псков старался от зависимости избавиться, чего и добился в середине XIV века, когда был заключен «Болотовский договор». Даты этого события историки называют разные, но чаще всего — 1348 год. По договору за Псковом была признана независимость от новгородских посадников и новгородского архиепископа.
Однако после этого отношения между двумя вечевыми республиками стали очень натянутыми, если не сказать неприязненными. Случались пограничные конфликты, церковные разногласия, немало было административных тяжб: мол, имеют ли право новгородцы на судебную защиту во Пскове, и наоборот?.. По сути, дело довольно обычное: отношения между «метрополией» и ее бывшей «провинцией» редко бывают хорошими.
Бронзовая летопись. Что хранится в подземной части монумента Героическим защитникам Ленинграда?И вот во многом именно конфликт Пскова с Новгородом повлиял на его дальнейшее сближение с Московским государством, которое началось еще в самом начале XV века. Князья, которых вече призывало во Псков, были, как правило, представителями великого князя Московского.
Первым из них, который прибыл во Псков «от Москвы», был князь Даниил Александрович. Об этом ясно говорится в Псковской летописи в 1401 году: «Приеха князь Данило Александрович во Псков от великого князя Василия Дмитриевича наместником».
Через несколько лет на Псков напали войска под предводительством литовского князя Витовта, и князь Даниил Александрович командовал псковичами в войне с литовцами. От врага отбились, но потом, в 1407 году, во Пскове начался мор (эпидемия). Псковичи сочли князя виновным и сказали: «поиде от нас». И ему пришлось покинуть город, причем какими‑то конфликтами смещение не сопровождалось.
В 1410 году псковичи призвали князя Александра Федоровича. О нем в летописи говорилось: «Приеха князь Александр Федорович из Ростова во Псков на княжение из руки великого князя Василия Дмитриевича». Опять очень определенно звучало, что князь от Москвы. Василий Дмитриевич — это Василий I, сын Дмитрия Донского, князь Московский.
— В чем «отдельность» от Москвы была выгодна для Пскова, а в чем — нет?
— От самостоятельности проистекали прежде всего торговые выгоды: все деньги оставались во Пскове. Кроме того, самостоятельность — это достаточно высокий международной статус: псковичи сами вели переговоры и с немцами, и с литовцами.
Что же касается «невыгоды», то она была связана прежде всего с пограничным положением Пскова: он постоянно подвергался вражеским нападениям — со стороны и Литвы, и Ливонии — и самим отбить неприятеля не всегда удавалось. Москва гарантировала надежную защиту от внешнего врага.
Кстати, во время набега литовского князя Витовта, о котором я говорил выше, новгородцы просто отказались помогать псковичам. Те послали за помощью в Новгород, а новгородцы ответили, что им, мол, архиепископ не велит. Без объяснения причин. Но смысл отказа был понятен: мол, если вы, псковичи, решили жить отдельно от нас, тогда и не рассчитывайте на нашу помощь… А вот московское войско на протяжении XV века не раз приходило на помощь Пскову.
— Еще до того, как Псков стал частью Русского государства?
— Совершенно верно. Хотя тут все очень непросто: псковичи поддерживали Москву не потому, что очень хотели войти в состав единого государства, а потому, что искали поддержки против Новгорода. Оттого и стали очень активно помогать Москве — в том числе в ее борьбе против новгородской независимости. Не только сражались в общем войске, но и поставляли в него продукты — хлеб, мед, муку пшеничную, калачи и рыбу — о чем не без гордости сообщается в Псковской летописи.
Таким образом, по отношению к Москве две соседние самостоятельные вечевые республики встали фактически по разные стороны баррикады.
С 1425-го по 1453 год на Руси шла так называемая феодальная война: Василий II Московский боролся со своими родственниками — князьями Звенигородскими и Галичскими. Эпизодом этой войны был московский поход 1440 – 1441 годов против новгородцев, поскольку те поддерживали антимосковскую линию. И псковичи в нем участвовали. Псковская летопись с гордостью сообщала: «И повоеваша псковичи Новгородские власти на триста верст, а в ширину на пятьдесят верст от литовского рубежа до немецкого».
Кстати, с псковско-московским сотрудничеством связано первое использование русской артиллерии для осады вражеских крепостей. Для обороны Москвы артиллерия уже использовалась раньше — в 1382 году, когда Москву осаждали войска Тохтамыша, а вот в 1463 году псковско-московское войско окружило крепость Нейгаузен в Ливонии (ее руины сохранились близ поселка Вастселийна в Эстонии) и обстреливало ее. Правда, не очень удачно: псковская пушка раскалилась и треснула… А командовал осадой московский воевода Федор Юрьевич Шуйский.
Во время знаменитого похода Ивана III на Новгород в 1471 году псковичи вновь поддержали Москву. В Шелонской битве, в которой московское войско разбило новгородцев, они не участвовали, но захватили новгородскую крепость Вышегород, причем подвергли ее артиллерийскому обстрелу.
В 1478 году, когда Иван III, «собиратель русских земель», окончательно подчинил Новгород, псковичи вновь его поддержали. Царь прислал во Псков князя Василия Васильевича Шуйского. Псковичи его встречали очень торжественно, а он «целовал крест ко Пскову», то есть присягнул ему, формально еще независимому…
Так бы все, наверное, и продолжалось в отношениях между Москвой и Псковом, если бы туда в 1510 году не прибыл князь Иван Михайлович Репня Оболенский. А надо сказать, что фамилия Оболенский была неприятна псковичам сама по себе: в конце XV века во Пскове уже был наместником Ярослав Васильевич Оболенский, который, с их точки зрения, вел себя совершенно отвратительно: вводил новые налоги, не считался с вечем и довел горожан до открытого столкновения.
О нем подобно рассказывает Псковская летопись. Некий «псковитин» вез на торг капусту, а княжеский шестник (воин, приближенный князя) силой взял кочан и отдал княжескому барану. Хозяин капусты, естественно, возмутился. Ругань переросла в драку. Каждому на помощь прибежали свои. Князь Оболенский принялся стрелять по псковичам из лука. В конце концов «брань улеглась», но с обеих сторон были убитые.
Псковичи многократно требовали сменить Ярослава Оболенского, но Иван III столь же упорно его не менял: мол, терпите. И сменил его только перед последним походом на Новгород, когда псковичи потребовались в качестве военной силы…
А теперь приехал другой Оболенский, Иван Михайлович. Он до этого очень много воевал — против татар Большой Орды в союзе с крымцами, против Литвы и шведов… Во Пскове он сразу повел себя вызывающе, вплоть до того, что не представился на вече, не принес ему присяги, а просто въехал в город и занял палаты. Поэтому псковичи назвали его обидным прозвищем «найден» (то есть «найденыш, подкидыш»).
Сразу начались разногласия: Оболенский не считался с вечем, вводил новые налоги. Когда псковичи узнали, что Василий III прибыл в Новгород, то послали к нему своих представителей — посадников и группу бояр — с жалобой на Оболенского. Тот отправился туда же и в свою очередь стал жаловаться на псковичей.
Против последних сыграло то, что, сетуя на Оболенского, они стали еще и жаловаться друг на друга, между ними началась распря. Василий III некоторое время тянул время, обещал псковичам рассмотреть все их дела и, видимо, прикидывал соотношение сил. Наконец, он фактически взял под арест верхушку псковской делегации и молвил: мол, раз вы сами между собой не можете разобраться, вот вам моя княжеская воля…
Во Псков был отправлен дьяк Третьяк Далматов, который объявил псковичам: вечевой колокол снять, вече больше не быть, отныне Псков будет управляться наместником, как и другие города, подчиненные Москве. Кстати, Далматов — очень крупная государственная фигура, яркий администратор и, возможно, даже один из составителей Судебника 1497 года. Что лишний раз говорит, какое важное значение придавал Василий III действиям по присоединению Пскова.
— Лишение самостоятельности стало для Новгорода настоящей драмой, запечатлевшейся в памяти современников и их потомков. А для Пскова?
— В связи с этими событиями появился очень интересный литературный памятник — «Повесть о Псковском взятии». Его автор (имя осталось неизвестным) в самых трагических тонах описывал снятие вечевого колокола: «А псковичи туто горько заплакали. Како ли зеницы не упали со слезами вкупе? Како ли не урвалося сердце от корени?».
Но тот же автор таким образом высказывался о причинах и виновниках событий: «злыя и лихия поклепы да у вечья кричание, а не ведуще глава, что язык глаголет, не умеюще своего дома строити, а градом наряжати». Проще говоря: псковские посадники дома своего не могут построить, а хотят городом управлять…
Николай Карамзин отмечал, что в то время Псковская вечевая республика лишь «имела вид народного правления и хвалилась тенью свободы». Историк Наталья Масленникова в своей книге «Присоединение Пскова к русскому централизованному государству», вышедшей в Ленинграде в 1955 году (кстати, предисловие написал Дмитрий Лихачев), очень убедительно доказывала, что от потери самостоятельности пострадали в первую очередь именитые граждане, богатое боярство, верхушка купечества. Они утратили свои привилегии, связанные с прежним положением Пскова.
Чтобы в городе не было сопротивления и далее, из него выселили триста «лучших» семей. На их место, дабы обеспечить лояльность Пскова, поселили московских бояр. Рядовых горожан все эти дела практически не затронули, поэтому большинство восприняли происходившее достаточно сдержанно.
Кстати, «отец русской истории» и убежденный государственник Василий Никитич Татищев в переселении псковских бояр ничего страшного не видел. Он писал: «Пскович же велел поселити на Москве, дав им место по Сретенской улице, и да им улицу всю… и Староста им бысть особый, Карп Бобынин, и в строении им помогаше». Великий князь, таким образом, еще и помог псковичам обустроиться на новом месте. Татищев писал об этом, опираясь на летописи.
— А что стало со снятым псковским вечевым колоколом?
— Одни историки говорят, что его сначала повезли в Новгород, другие — что сразу отправили в Москву. Документально эта история никак не подтверждается.
Другое дело, что существует легенда, которую псковичи и сейчас очень любят, о том, что колокол, дескать, до Москвы не довезли. В Валдае груз нагнали гонцы, сказали, что колокол никуда не надо отправлять, а тут же на месте необходимо разбить. По другой версии, колокол сам упал с саней, потому что «не захотел» ехать в Москву, рассыпался на мелкие части, и из этих осколков отливали знаменитые валдайские колокольчики. И потому так грустно они звенят под дугой, что оплакивают утраченную волю…
Кстати, несколькими десятилетиями ранее снятый новгородский вечевой колокол тоже до Москвы не добрался: разбился по дороге. Но ему больше повезло: о нем есть написанная в середине XIX века красивая поэма драматурга Льва Александровича Мея, который очень любил псковско-новгородские сюжеты. Он был автором литературной основы опер «Псковитянка» и «Царская невеста»…
Вообще это, наверное, неизбежно, что тема присоединения Пскова, как и Новгорода, к единому Русскому государству всегда будет несколько политизирована.
В этих городах до сих пор как будто бы живут воспоминания о былой вольнице, в которых, конечно, немалая доля лукавства. Сошлюсь на мнение уже упомянутой Натальи Масленниковой, которая отмечала, что в конце своего существования вече было формальным органом и его отмена была просто вопросом времени. И, конечно же, создание единого централизованного Русского государства было неизбежным ходом истории, и присоединение Новгорода и Пскова было им на благо. Обоим городам оно принесло гораздо более плюсов, чем минусов.
Псков не уцелел бы под ударами немцев и литовцев, если бы он был один. В XV веке враги несколько раз подходили к самым стенам города, уничтожали посады, поджигали стены… Показателен и следующий факт: псковичи проявили необычайную стойкость в 1580 году, во время Ливонской войны, когда защищали город от польских войск. Король Стефан Баторий отправил им письмо с предложением капитулировать, сдаться, на что они ему очень резко ответили в том смысле, что не променяют честь на бесчестие.
То есть защитить свой город они посчитали честью и Московскому государству не изменили. И это притом что несколькими десятилетиями ранее Иван Грозный беспощадно расправился с псковскими посланниками, которые, по старой традиции, пожаловались на правившего в городе московского наместника. Тем не менее ни о каком переходе на сторону противника речи не было. «Синодик» погибших при обороне Пскова жителей включает женские имена, то есть город явно оборонял не только московский гарнизон. Псковичи не сидели по домам…
Что же касается воспоминаний о псковском вече, колоколе и утраченной вольнице, то они сохранялись очень долго и живы до сих пор.
В июле 1917 года газета «Псковская жизнь» призвала население собрать средства на приведение в порядок старинного била (металлической дуги на столбе), которое стояло у Троицкого собора в местном кремле. Причем утверждалось, что это било не простое, а вечевое. Газета указывала, что оно является «голосом славного Пскова, замолкнувшего по приказу самодержавной власти, еще недавно угнетавшей нас». На самом деле било к вечу никакого отношения не имело.
А совсем недавно, в 2010 году, достаточно серьезную общественную дискуссию во Пскове вызвал вопрос о том, как отмечать 500‑летие присоединения Пскова к Москве. Звучали даже мнения, что эта историческая дата для псковичей вовсе не является праздничной… Тем не менее спустя еще десять лет во псковском сквере Народовластия установили памятник вечевому колоколу. Автором выступил архитектор Владимир Шуляковский. На конструкцию нанесены надписи: «Вече», «советы», «собрание». Таким образом, по мысли автора, памятник был призван символизировать традиции и преемственность народовластия.
Читайте также:
Биржа на Кронверкском: в двадцатом веке самым большим спросом пользовалась женская прислуга
Воды не боится. В шляпных коробках носили не только головные уборы
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 43 (7865) от 12.03.2025 под заголовком «Прощание с вече».
Комментарии