Постоять за себя. Летопись семьи Шестаковых

Василий ШЕСТАКОВ — личность известная. Мастер спорта, президент Международной федерации самбо, заслуженный тренер России… Перечисление титулов и наград можно еще продолжать, но наш разговор вовсе не о спорте. В руках Василия Борисовича — увесистый фолиант в кожаном переплете с золотым обрезом. «Летопись семьи Шестаковых» — гласит название.

Составляя свою родословную, Шестаков добрался до XVII века. Как и следовало ожидать, простая крестьянская семья. Первый из известных — великоросс-хлебопашец, которого звали тоже... Василий Шестаков./ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА

— Все мои предки родом из‑под Чухломы Костромской области. Оттуда же и мой отец, Борис Васильевич Шестаков. В октябре 1944 года, когда ему исполнилось восемнадцать лет, получил повестку из военкомата. Несколько месяцев проходил подготовку в Балтийском флотском экипаже в Ленинграде, дальше — бои в Восточной Пруссии. Сухопутные войска несли большие потери, и поступил приказ отправить часть бойцов с кораблей в морскую пехоту.

Игрушка, уцелевшая в блокаду. Как мишка стал талисманом ленинградской семьи

У отца были медали, в том числе «За отвагу», «За взятие Кенигсберга». Про награды он рассказывал очень скупо, как и все фронтовики. Мол, их построили, дали приказ взять высоту. Отец вспоминал: они скинули бушлаты, и поле тут же стало черным. Остались в тельняшках. Три четверти батальона полегло, а его только контузило. Кто выжил — тех наградили…

Демобилизовавшись в 1951 году, отец поехал в Ленинград. Освоил профессию кровельщика, получил ведомственное жилье — комнату в общежитии на проспекте Обуховской Обороны, в деревянном одноэтажном бараке недалеко от завода имени Ленина. Одна кухня на всех, там постоянные дрязги, по утрам очереди в места общего пользования.

В бараке была двадцать одна комната, одна из них наша, на шесть человек. Помещение длинное и узкое, как вагон. Отец поставили фанерные перегородки, чтобы хоть как‑то выделить членам семьи личное пространство.

Чтобы прокормить семью, отец работал почти круглые сутки: уходил в шесть утра, возвращался к ночи. Дома бывал практически только по воскресеньям (суббота тогда ведь была рабочим днем), и тогда мы всей семьей выезжали за город на реку Тосну или ходили в парк на Неву.

И хотя от нас было всего несколько остановок на трамвае до Невского проспекта, мы жили как в деревне. Когда я был еще совсем маленьким, в нашем дворе держали свиней, корову, кроликов, кур, петухов. Пока при Хрущеве, в конце 1950‑х годов, гражданам в городах не запретили держать в личной собственности скот. Пришлось всю живность зарезать. Мужики были довольны: им чекушки ставили, свининой угощали. А бабы плакали: как дальше будем жить, чем кормиться?..

Вообще жизнь была не очень спокойной. По дороге из школы если идешь по проспекту Обуховской Обороны, то достаточно безопасно. А если через задние дворы — запросто можно было нарваться на крупные неприятности. Там были постоянные драки: двое на двое, стенка на стенку, улица на улицу.

В самбо я пошел в том числе и потому, что нужно было уметь постоять за себя, если что — дать сдачи… Помню, наш район буквально терроризировала банда, предводителем которой был парень по имени Емеля. Однажды я попался ему на глаза, и казалось, мне уже несдобровать. Выручило то, что в его «отряде» был мой одноклассник Паша. Он говорит Емеле про меня: «А он самбо пошел заниматься». «Самбо? — переспросил вожак. — Ну ладно, не будем его трогать»… А Емелю потом все‑таки посадили за разбой.

Когда в конце 1960‑х годов наш барак расселяли, мы получили квартиру в новостройках Веселого Поселка. И хотя она была на первом этаже, а комнаты сырыми, нам наше новое жилье показалось просто царскими хоромами…

Бывая в местах своего детства, вспоминаю те времена все‑таки с теплым чувством. Наверное, тогдашние спартанские условия дали мне хорошую закалку на всю жизнь.