Подвиг народа на все времена. Воспоминания ленинградцев о Дне Победы

«Вы знаете, когда мы поняли, что войне скоро конец? Когда перестали слышать стук метронома и услышали биение своих сердец», - призналась мне жительница блокадного города. Его история запечатлела каждый ее день, поэтому память о войне будет жива в нашем городе, пожалуй, как ни в каком ином месте страны. Ленинград отдал фронту все: и людей, и оружие. А потом стоял насмерть, не пуская врага за свои стены. И День Победы 9 мая 1945 года стал для его жителей самой высокой наградой за пережитое. Яркий, солнечный, теплый, он был под стать радостному настроению людей...

Подвиг народа на все времена. Воспоминания ленинградцев о Дне Победы | Берлин. Май 1945 года. У Бранденбургских ворот. ФОТО В. ГРЕБНЕВА/ТАСС

Берлин. Май 1945 года. У Бранденбургских ворот. ФОТО В. ГРЕБНЕВА/ТАСС

С того дня минуло 75 лет. Но этот огромный - в целую человеческую жизнь! - срок не отдалил от нас самую значимую для всего российского народа дату. Не уменьшил ни нашей гордости за победителей, ни нашей скорби по павшим. Мы до сих пор с болью в сердцах возвращаемся в те времена: возводим памятники и воинские храмы, открываем пантеоны и музеи, выходим на парады и шествия с портретами своих близких - героев войны. И будем продолжать это делать.

У времени есть своя память - история. История нашей страны - во многом ее военное прошлое. В какой век не загляни! Поэтому навсегда останутся с нами имена тех, кто причастен к этому прошлому, кто, не задумываясь, поднялся на защиту своей Родины и отстоял ее.

Вечная им память и вечная слава!

9 Мая мы все испытываем одинаковые чувства - гордости, благодарности, преклонения...

И в этом тоже абсолютная уникальность этого дня. Он, как ни один другой праздник, дает всем нам возможность почувствовать общее дыхание страны и, ощутив свою причастность к великим деяниям предков, осознать себя их наследниками и продолжателями.

Огненные сороковые до сих пор изучают историки. Мы читаем книги о войне, смотрим фильмы... Порой нам кажется, что знаем о ней почти все Но это взгляд со стороны. Про войну достоверно известно лишь тем, кто на ней побывал. Их воспоминания - самые достоверные документы. Нам повезло: редакционный архив сохранил тысячи писем, которые на протяжении нескольких десятилетий со всех концов страны присылали нам участники Великой Отечественной. Именно их рассказы служат основой выходящей ежемесячно вот уже пятнадцать лет полосы «Память».

И сегодня мы решили не отступать от традиции: о последних днях сражений вспоминают участники войны. Слово - ПОБЕДИТЕЛЯМ!

Николай КРОМИН, боец 76-й Гвардейской стрелковой дивизии

В апреле 1945 года наша стрелковая дивизия вела бои за Одером. Как-то утром комбат майор Агишев приказал нашему отделению провести перед наступлением разведку. Было это рядом с городом Бунцлау, где в 1814 году скончался великий полководец Михаил Илларионович Кутузов.

Скрытно продвигаясь по кустарнику, растущему вдоль шоссе, мы подошли к оврагу и с косогора в низине увидели группу военных в форме цвета хаки. Их охраняли эсэсовцы в черной форме и с десяток фельджандармов. Оценив обстановку, мы решили действовать. Нашим преимуществом были внезапность и автоматы ППШ.

Бой был коротким. Минут через пятнадцать оставшиеся в живых шесть охранников подняли руки, бросив оружие. Спустившись вниз, мы выяснили, что фашисты конвоировали из лагерей высших офицеров голландского и бельгийского военных штабов, захваченных в плен еще в 1940 году.

Они были ошеломлены происшедшим и обрадованы. Они заглядывали нам в лица, робко хлопали по плечам и спине, снова и снова спрашивая: «Русски, русски, Сталин?».


В. РОМЕЙКО, пулеметчик 10-го Гвардейского танкового корпуса
4-й Гвардейской танковой армии

Мне, коренному ленинградцу, выросшему в рабочей семье за Нарвской заставой, довелось брать Берлин. Считаю, что я сполна расплатился с врагом за те страдания, которые он принес моему родному городу и его жителям.

Я был пулеметчиком в экипаже бронемашины БА-2б, радистом - Владимир Иванов, водителем - Вячеслав Талов. Все трое - гвардейцы.

16 апреля 1945 года мы получили задание вести разведку боем в направлении на Берлин. Группа состояла из танка Т-34, двенадцати автоматчиков и пулеметчиков и нашей бронемашины.

Сначала шли лесом. Нас часто пытались остановить небольшие группы врага, прятавшиеся в лесу, но мы расправлялись с ними за считанные минуты. Лес кончился. Показались поле и небольшая речка, через которую был перекинут мост, но подходы к нему завалены. Автоматчики, соскочив с брони танка, разобрали завал и обнаружили, что мост заминирован.

Обезвредили мины. Все происходило в абсолютной тишине, которая настораживала. Проезжая первые дома, мы приготовились к сопротивлению. Но его не было. Никто не показался даже в окне - затаились. Мы останавливаться не стали. Впереди был Штансдорф - предместье Берлина.

При подходе к нему немцы открыли по нам плотный пулеметный огонь. По танку стреляли из фаустпатронов. Мы атаковали фашистов, которые не подозревали, что мы всего лишь головной дозор. И те, не обращая внимания на павших, стали разбегаться.

Достигли Тельтов-канала. С противоположного берега на нас обрушился сильный пулеметный и минометный огонь. Мы сообщили об этом в штаб, и вскоре в Штансдорф прибыла танковая бригада, а затем и другие части корпуса.

Несмотря на упорное сопротивление немцев, гвардейцы нашего танкового корпуса форсировали канал и с боями пошли по районам Берлина. А потом штурмом взяли Потсдам...


Виктор РЫКОВ,разведчик 142-й артиллерийской бригады
33-й армии 1-го Белорусского фронта

Идем к Эльбе, Берлин справа от нас. В Вендиш-Бухгольце мы увидели, что осталось от 9-й немецкой армии, которая была последней надеждой гитлеровцев. Среди руин - нагромождение танков, пушек, перевернутых и разбитых автомобилей, конских туш. И много трупов в серо-зеленых мундирах...

На бортах и капотах машин белой краской малюем большие треугольники. Это для американских самолетов. Чтобы знали: свои, союзники. Их горбоносые бомбардировщики все чаще стали показываться над горизонтом. Настроение полумирное. По всему видно: конец войне.

Подъехали к какому-то каналу. У взорванного моста трупы... Один немец, видно, тяжело раненный, пытался подорваться гранатой. Да так и застыл, лежа на спине в канаве, с зажатой в зубах синей пуговкой лимонки. Вот оно - воплощение агонии фашизма.

В стороне под кустом лежат рядом двое, прикрытые одной шинелью. Живые. Подхожу. В глазах серых, как и все вокруг, нет ничего, кроме страшной, смертельной тоски.

- Ну, что, - обращаюсь к ним по-немецки, - Гитлер капут? Отвоевались? Ранены?

Почувствовав миролюбие в голосе, немцы оживились. В глазах мелькнуло некое подобие улыбки.

«Фервунден», - отвечают. Ранены. Попросили пить. Воды ни у кого из нас не оказалось. А спускаться к каналу было некогда. Да и не хотелось. Много чести. Предложил закурить. Сам помог скрутить самокрутки.

- Вас хоть перевязали?

- Перевязали, - и снова кривые улыбки.

Я нагнулся, приподнял край шинели и сразу отдернул руку. У одного немца одна нога была оторвана совсем, вторая - по колено. У другого вообще ничего ниже пояса: черный обрубок тела. На обоих солдатские ремни с серебристыми бляхами. На бляхах - «Готт мит унс!»: «Бог с нами!». Действительно, «перевязаны», как рогожные кули.

В отдалении домики. К ним пробирается кучка штатских немцев. Женщины, несколько пожилых мужчин, дети. Узлы, чемоданы тащат.

- Эй, ком! Ваши солдаты здесь раненые, пить хотят, помогите им!

Какое там! И не подумали, заторопились своей дорогой.

Поверженный враг - больше не враг. Но и защитник поверженный, оказывается, тоже никому больше не нужен.

И в этот миг со стороны Берлина полнеба вдруг озарилось взлетающими вверх трассами снарядов, пуль, ракет. Зарево быстро росло и скоро охватило все небо вокруг.

- Война кончилась! - крикнул кто-то.

Принялись и мы всаживать в белый свет все, что могли. А те двое лежали и улыбались...

Нет, война еще не кончилась. Был вечер 30 апреля 1945 года. В ночь на 1 мая над Рейхстагом взвилось Знамя Победы. Наше знамя!

Генрих ДВИНСКИХ, артиллерист, командир огневого взвода
328-го пушечного артполка 413-й артбригады 150-й Идрицкой стрелковой дивизии

Когда мы вступили в предместья Берлина, начались тяжелые уличные бои за каждый дом, каждый квартал. Чем ближе приближались к центру столицы рейха, тем яростнее становилось сопротивление врага.

На ближних подступах к Рейхстагу у меня вышел из строя заряжающий. Получил ранение в ногу. Отойти от орудий никому нельзя - ведем огонь. Бедняга истекает кровью, а санитаров вблизи нет. Вижу - из дома, возле которого мы развернули боевую позицию, выбежали две немки, подхватили раненого и утащили в подворотню. Санинструктор потом рассказал, что перевязка была сделана умело и своевременно. Кто такие? Почему помогли солдату враждебной армии, рискуя своей жизнью? Выяснять времени не было.

Война для нас закончилась 2 мая, когда накануне ночью капитулировали последние группы противника. Нам дали отдохнуть, разместив в бывших кавалерийских казармах на Фридрихштрассе. На другой день я взял велосипед и поехал знакомиться с Берлином.

Город оживал. Стали встречаться немецкие военные, но без оружия. Они шли на сборные пункты. Останавливались возле наших бойцов, просили закурить. Обменивались репликами. И не чувствовалось в этих встречах никакой неприязни. Как будто еще вчера не были мы смертельными врагами...

8 мая стали готовиться к салюту Победы. Когда он грянул, такая поднялась канонада, что вздрогнул Берлин. За салютом последовал первый парад Победы. Теперь уже грохотали не стволы артиллерии, а медь духовых оркестров. У нас оркестра не было - мы шагали под задорную русскую народную песню «Во кузнице...». Во всю глотку уточняя, в каком месте «рассукин сын таракан проел Дуне сарафан».

А потом был общеполковой банкет. С блеском хрусталя и фарфора. Со всякой снедью и напитками. Рассаживались, выбирая места ближе к своим. Переговаривались, поглядывая на полковое начальство - кто первое слово скажет? Как зал вдруг замер.

Я оглянулся. Вижу: на столе стоит - сапоги на белой скатерти - один из рядовых бомбардиров. В поднятой руке - бокал. Вот с такой трибуны в торжественной тишине первый тост произнес не старший по чину, а по праву массового героизма в завершившейся Великой Отечественной войне - СОЛДАТ.

Евгений ГОРЕЛКИН, инженер-капитан, сапер. 1-й Белорусский фронт.

Из письма жене, написанного 9 мая 1945 года

Все радостны, ушло напряжение, которое нас сопровождало годы войны, но появилась растерянность. Я тоже чувствую себя не в своей тарелке. Что будем делать в ближайшие дни - никто не знает... Галюша, как хочется всем нам, фронтовикам, быть сейчас в семейном кругу и вместе отпраздновать нашу победу над врагом и смертью. Приятно чувствовать, что ты победитель и жив среди стольких смертей и потерь. Но совестно за наше будущее счастье перед миллионами погибших, и жалко сирот и вдов.

В Берлине все еще чувствуется война. Центр города горит. Всюду развалины, но начинает оживать благодаря нашим действиям коммунальное хозяйство города. Еще гремели выстрелы, когда мне поручили дать воду населению и нашим частям. Буквально за три дня мне удалось пустить пять станций в тех частях города, где еще сохранились дома. Галюша, родная, береги себя - не так далек день нашей встречи.

Валерия ФЕДОРИЩЕВА, зенитчица 46-го зенитно-пулеметного полка
Юго-Западного фронта

Весть о Победе застала нас в немецком городе Ратибор. Большую часть апреля наш полк охранял железнодорожные магистрали, переправы и пути, ведущие к передовым позициям, отражая налеты врага с воздуха.

Когда командование сообщило о полной капитуляции Германии, огромная радость охватила нас. Мы победили! Мы живы, мы будем жить! Осознание этого буквально переполняло нас.

На одной из улиц города обнаружили поврежденный, но работающий фонтанчик. Конечно, все девушки захотели привести себя в порядок. Умываясь, мы заметили выглядывающего из-за угла полуразбитого дома мальчика. В руках он держал бидончик. Видимо, хотел набрать воды, но, увидев русских, испугался. Я решила приободрить его, сказав: «Deutsch der knaben ist sehr gut» («Очень хороший немецкий мальчик»). Он кивком головы поблагодарил и быстро скрылся в развалинах.

Не прошло и десяти минут, как ватага ребятишек с ведрами, бидонами и громыхающими по мостовой колясками, в которых стояли фляги, подбежала к фонтанчику. Но дети не торопились набирать воду. Они внимательно разглядывали нас, перешептывались. А мы, построившись, с песней отправились в расположение полка.

С криками: «Гитлер капут!» - дети, забыв про воду, присоединились к нам. На песню из подвалов развалин вышли женщины и тоже отправились вслед за нами. Простой немецкий народ, как мог, выражал нам благодарность за освобождение от фашизма...

Хацкель ИОФФЕ, артиллерист артполка тяжелых самоходок

В составе 2-й Гвардейской танковой армии мне довелось участвовать во взятии Берлина. Когда бои закончились, я тоже, как другие, решил расписаться на Рейхстаге. Но каким образом, если нет ни мела, ни угля, ни краски? Вокруг здания валялось много каменных обломков. Я подобрал один с острыми углами и с усилием нацарапал камнем по камню: «Иоффе - Ленинград».

Петр ПОНОМАРЕВ, разведчик 227-й Краснознаменной
Гвардейской Темрюкской стрелковой дивизии

Накануне дня Победы наша дивизия находилась в шестидесяти километрах от Праги. Штаб разместился в селе Тржемошницы. Здесь мы принимали капитуляцию войск противника. Мне - в то время капитану и командиру разведки - выпала высокая честь быть представителем советского командования на данном участке фронта.

Немецкие солдаты выходили вместе со своими командирами. Понуро и молча складывали оружие, выстраивались в походные колонны и под охраной следовали к месту сбора пленных. Вместе со своей пехотной дивизией мне сдался в плен генерал вермахта. С двумя автоматчиками и генералом я сел в машину, чтобы доставить пленного в штаб. В ней уже находились знамена фашистских воинских частей.

Когда в штабе я доложил, что дивизия противника в составе 6 тысяч человек с оружием, техникой и командирами приняты мной по капитуляции, разрешили ввести генерала. На ломаном русском языке он доложил: «277-я пехотная дивизия брошена по капитуляции к вашим ногам. Имею и я несчастье быть покоренным в вашем плену».

Вскоре нам, нескольким офицерам, удалось побывать в Праге. В ресторане, куда мы зашли пообедать, произошла одна встреча. К нам нерешительно подошел мужчина лет пятидесяти в изрядно потертом костюме. «Разрешите выразить большую признательность советским офицерам за победу над фашизмом от потомков графов Воронцовых, - взволнованно сказал он. - Мы, эмигранты, очень сейчас гордимся тем, что тоже русские». Мы заметили на его глазах слезы...

Георгий ШАРПИЛО, артиллерист, начальник штаба
1-го дивизиона 202-го Гвардейского артполка

Наш полк дошел до Берлина, но закончили мы воевать в другой стране. В составе 3-й Гвардейской танковой армии были брошены на помощь восставшей Праге.

Помню, перевалили через Судеты. Искусно лавируя между скалами, танкисты спустились с хребта. А каково было пушкарям, чьи орудия везли при помощи машин? Порой приходилось одну машину цеплять тросом к другой и так их вести среди каменных гряд. Но когда перед Прагой танкистам потребовалась огневая поддержка, все наши 24 пушки открыли огонь.

В ночь на 9 мая танкисты вступили в столицу Чехословакии, а мы обошли ее и, развернув батареи на запад, прикрыли танкистов от возможных случайностей, какие часто встречаются на войне. После четырехсуточного без сна и отдыха рейда я свалился в штабную машину и мгновенно отключился.

Проснулся от автоматной трескотни. Выхватив свой ТТ, выскочил из машины. Первая мысль: где-то прорвались немцы. Но это была Победа!

Ко мне подбежали с просьбой, чтобы я разрешил стрельнуть из пушек. Начальство отбыло в Прагу, и я оказался за старшего. Из пушек? Куда? Да хотя бы в тот лес, через который мы прокладывали путь вместе с танкистами. Заманчиво - такой момент, и все же зря тратить боезапас не положено. А может, рискнем?

«По пять зарядов на орудие», - скомандовал я. 24 орудия - 120 выстрелов. Хороший получился салют, незабываемый.

Михаил АГУЛЬНИКОВ, летчик 188-го штурмового полка
5-й воздушной армии 2-го Украинского фронта

В ночь на 9 мая мы проснулись от страшного грохота орудий зенитных батарей, беспорядочной стрельбы, автоматных очередей. Наш полк базировался в австрийском Герасдорфе. И вот, услышав эту канонаду, мы подумали, что немцы прорвали фронт, захватили наш аэродром и сейчас начнутся уличные бои.

Мы забаррикадировали двери дома, где жили, залезли на чердак и, взломав черепицу, заняли круговую оборону. А из оружия у нас были только пистолеты. Ждем. Стрельба не прекращается. Трассирующие пули и ракеты так и полосуют серое небо. И тут старший говорит, что мне надо идти в разведку.

Пригнувшись, перебегаю от дома к дому, чтобы добраться до штаба. И вот он, штаб, и я глазам своим не верю: часовой, охраняющий вход, загоняет в карабин патрон за патроном и стреляет вверх.

- Что ты делаешь? - кричу ему.

- Салют Победе! Немцы капитулировали! - кричит он радостно и громко.

Снова бегу по улице, но уже в открытую, чтобы сообщить нашим радостную весть. Тарабаню в дверь, ору: «Победа!». Мы целуемся, смеемся и плачем о тех, кто не дожил до этого дня.

Но тут приходит полуторка, которая отвозит нас на аэродром. А там уже гудят моторы: самолеты готовятся к вылету. Пристраиваемся к строю - нас в полку около ста летчиков. Командир говорит: «Подписан акт безоговорочной капитуляции. Но фашисты в Чехословакии продолжают войну. Чехи просят помощи...».

Наша эскадрилья из восьми самолетов летит первой. Поднимаем в воздух наш Ил-2 с полной боевой нагрузкой. Мы знаем, что наш воздушный полк фашисты боятся и называют «черная смерть». А ведь нам всем по двадцать лет или чуть больше. Командиру, Герою Советского Союза Владимиру Степановичу Палагину - 29.

Несколько минут полета, и под нами немецкие танки, покрытые брезентом машины, на обочинах подводы и пехота. Выстреливаем ракетами, сбрасываем бомбы, разворачиваемся, снижаемся и расстреливаем колонну из пушек и пулеметов. Один заход, второй, третий... Под нами все горит и взрывается.

На аэродроме подходит замполит - он был вместе с нами в бою. Говорит: «Мальчики, осторожней! Помните, вас дома ждут мамы, и мне очень не хочется писать им похоронки». Последний боевой вылет был у нас 13 мая. Прилетели. Легли на траву аэродромного поля под лучи майского солнца. Молодые, красивые, сильные - вся жизнь впереди.

Клавдия ГОРЛОВА, медсестра МПВО

Во время блокады я служила медсестрой в одной из частей МПВО. На Обводном канале, 9, находился госпиталь. К нему с Невы были подведены рельсы, по которым на платформах доставляли раненых. Нам, медсестрам, приходилось их выгружать, мыть и на носилках доставлять в палаты. Это был тяжкий труд, но никто не ныл.

Из МПВО меня демобилизовали в конце февраля 1945-го, и я стала работать участковой медсестрой в детской консультации Ленинского района. И вот выхожу однажды на проспект Газа после патронажа новорожденного мальчика и вижу, как в сторону проспекта Огородникова нескончаемым потоком идут наши воины - усталые, но с радостными глазами мужчины. А мы, кто здесь оказался, машем им руками и кричим «Ура!».

Я вспоминаю малыша, от которого только что вышла, и думаю: вот для таких новых жителей города мы и завоевали Победу... И надо же такому случиться, что в день празднования 30-летия Победы я встретила его родителей и узнала, что этот мальчик стал командиром подводной лодки.

#Великая Отечественная война #блокада Ленинграда #память

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 077 (6675) от 08.05.2020 под заголовком «Подвиг народа на все времена».


Комментарии