Под гнетом ига. Историк — о взаимоотношениях русских князей с Ордой

В конце минувшего года, ведя речь о Западном походе монгольского хана Батыя, в ходе которого его войска достигли территории нынешних Польши и Венгрии, мы говорили о том, что многие наши нынешние представления о тех событиях в немалой степени опутаны мифами, сложившимися еще в XIX веке. Согласно одному из них, древнерусские земли сыграли ключевую роль в защите Европы от «монгольских орд». Упоминали мы и о том, что само понятие «монголо-татарское иго» также родилось спустя несколько веков после того, как Русь от него освободилась.
Вместе с научным сотрудником Санкт-Петербургского института истории РАН кандидатом исторических наук Алексеем ВОВИНЫМ
мы продолжаем реконструировать события далекого прошлого, пытаясь отделить домыслы от реальности.

Под гнетом ига. Историк — о взаимоотношениях русских князей с Ордой | Рисунок из Лицевого свода XVI века запечатлел представление летописца о восстании в Твери в 1327 году. Изображен момент, когда тверичи подожгли княжеский дворец, в котором укрылся предводитель ордынского отряда Щелкан. / Репродукция. Фото автора

Рисунок из Лицевого свода XVI века запечатлел представление летописца о восстании в Твери в 1327 году. Изображен момент, когда тверичи подожгли княжеский дворец, в котором укрылся предводитель ордынского отряда Щелкан. / Репродукция. Фото автора

Алексей Александрович, казалось бы, после страшного ­бедствия, нанесенного монголами Русской земле, долгом каждого патриота было восстать против захватчиков. Однако русские ­князья охотно шли на сотрудничество с Ордой, даже женились на ханских дочерях, а современники не считали подобное поведение предательством или изменой. Почему?

— Прежде всего напомню, что к реалиям XIII века абсолютно неприменимы понятия «патриотизм» или «долг каждого русского патриота», поскольку они тесно связаны с такими явлениями, как «нация» и «национальное государство». А таковых как в Европе, так и на Руси тогда не было.

Появление национального государства вообще относится к Новому времени. О каких годах речь? Рубеж, когда закончились Средние века и началось Новое время, достаточно спорный, поскольку речь не о каких‑то событиях, которые вдруг, как по щелчку пальцев, переключили одну эпоху на другую. Сейчас условной границей принято считать 1500 год. Произошел технологический скачок, появились точные навигационные приборы, позволившие совершить великие географические открытия, началось книгопечатание, возникло конструктивно удачное огнестрельное оружие…

Одним из признаков Нового времени как раз и стало появление национальных государств, среди отличительных признаков которых были четкие границы и единое законодательство.

Применительно к Руси об этом обычно говорят в связи с Иваном III, то есть эпохой конца XV века, а то и позже, имея в виду Смутное время начала XVII века. Вот тогда действительно можно осторожно говорить о национальном самосознании и, соответственно, о патриотизме в современном смысле слова. И как раз характерно, что во время Смуты второе ополчение собиралось идти на Москву не «за царя», а «за освобождение русской земли».

В XIII веке подобного чувства патриотизма не существовало ни на Руси, ни где бы то ни было еще. Не было ни признаков национального сознания, которое должно было бы питать такой патриотизм, ни понимания политического единения Руси. Когда в XII веке новгородцы воевали против суздальцев, ­современники не видели в этом ничего из ряда вон выходящего…

Хотя враждующие были людьми единой культуры, языка и веры.

— Да, однако для них ощущение своего дома, родины, отечества ­существовало в каком‑то очень локальном смысле. Это был вовсе не тот патриотизм, который мы знаем ныне, и в любом отношении он не был общерусским…

Другой пример. XII век прошел под знаком соперничества между потомками двух внуков Ярослава Мудрого — Владимира Мономаха и Олега Святославича, то есть Мономаховичами и Ольговичами (именно такое написание было зафиксировано в летописях и утвердилось в историографии). Летописи, которые до нас дошли, в большей степени отражают точку Мономаховичей, поэтому образ их соперников в них получился не самым симпатичным.

Принадлежавшие Ольговичам территории, которые в первую очередь назывались Русской землей, простирались в основном на левом берегу Днепра, вокруг Чернигова, и за ними уже начиналась половецкая степь. Ольговичи вступали в контакты с половцами и не раз «наводили» их на своих соперников-соплеменников — Мономаховичей… О каком общерусском чувстве родной земли можно говорить?!

Конечно, что касается «батыева нашествия» на Русь в 30‑х годах XIII века, понятно, что вряд ли кто‑то мог относиться позитивно к завоевателям. В летописях в полной мере отразилась картина страшных разгрома и разорения, которые они причинили русским княжествам.

Однако, увы, в целом достойного отпора монголам русские князья дать не смогли. А когда после нашествия прошло десять, двадцать, тридцать лет, Орда стала частью русской политической реальности. Речь не о том, что монголов любили или не любили: подчинение им воспринималось просто как данность. Это примерно то же самое, что любить или не любить наводнения либо другие стихийные бедствия.

Но неужели русские князья не чувствовали себя униженными, уязвленными, когда им приходилось получать у монголов ярлык на свое собственное княжение? Неужели не хотелось им вернуться в те благословенные времена, когда они наследовали свои княжества, не спрашивая разрешения у завоевателей?

— С наследованием княжеского престола до монгольского ­нашествия тоже все было не так просто. Переход власти от отца к сыну окончательно утвердился только в Москве в XV веке. До этого четких правил не было. Вокруг принципа наследования начиная с XII века было в прямом смысле слова сломано немало копий и пролито много крови.

Так что нельзя сказать, что до нашествия монголов был понятный и четкий порядок наследования, а затем они пришли и все обернули в свою пользу. Нет, внешняя агрессия стала, скорее, дополнительным фактором, определявшим самого сильного и самого значимого.

Что касается того, считалось получение ярлыка на княжение унижением или нет… Понимаете, не стоит приписывать сознанию людей XIII века нынешнее представление о том, что является унижением. Мировоззрение тех людей очень сильно отличалось от нашего. Более того, они обладали совсем иной картиной мира. И это были не только мировоззренческие отличия, но и поведенческие. Своеобразная логика ­действия людей того времени весьма отличалась от современной.

Вообще, по знаменитому определению французского историка-медиевиста Жака Ле Гоффа, если бы мы встретили средневекового человека, то в ужасе убежали бы, поскольку его поведение показалось бы нам неадекватным. Он впадал то в гнев, то в безудержное веселье, у него были мистические видения.

И представления о предательстве тогда весьма отличались от современных. В ту пору могла идти речь главным образом о верности или измене данному слову, личной присяге. Учитывая это обстоятельство, мы гораздо проще и легче будем понимать мотивы русских князей, многие из которых достаточно легко шли на сотрудничество с Ордой…

Да, поездка за ярлыком и само общение с ханом вряд ли вдохновляли князей. Едва ли гордые правители княжеств были рады тому, что им приходилось претерпевать в Орде. Вспомним хотя бы историю Михаила Черниговского, которого там казнили.

Если верить летописному рассказу, он заявил, что готов поклониться государю Орды, которому бог вручил судьбы народов, но отказался участвовать в языческом ритуале — пройти между двух очищающих огней, которые горели перед входом в ханский шатер. И за это был лишен жизни. Так значится в Житии Михаила Черниговского.

То есть принял мученическую смерть подобно христианам времен Римской империи?

— Не стоит забывать, что часто летописцы любили приписывать современности древние сюжеты. Но в данном случае историки располагают еще и описанием итальянского путешественника Плана Карпиния, который сообщал, что причиной убийства Михаила Черниговского был его отказ поклониться идолу Чингисхана, и восхищался его христианским мужеством и ­стойкостью.

Одновременно с Михаилом Черниговским в Орде погиб — по всей видимости, был отравлен — Ярослав Всеволодович, отец ­Александра Невского. Да и сам Александр ­Невский, как известно, умер, возвращаясь из Орды, тоже при не вполне понятных обстоятельствах.

Сохранилось завещание московского князя Ивана Калиты, которое он составил при отъезде в Орду. То есть он был не уверен, что вернется… Слишком опасной представлялась экспедиция. Неизвестно, что там могло ждать: милость ханская или смерть лютая?..

Что же касается сотрудничества князей с Ордой, то существует классический сюжет, касающийся первой половины XIV века: соперничество Москвы и Твери, в котором «с разгромным счетом» победила Москва, изначально более слабая. В отечественной историографии долгое время существовала концепция, что тверские князья, мол, были настоящими патриотами Руси, поскольку боролись с Ордой, а ­московские, хитрые и подлые, с Ордой сотрудничали и за счет этого победили.

Эта идея появилась в либеральной историографии конца XIX века, когда самодержавная российская государственность у части исследователей вызывала определенное отторжение.

Вы с этой концепцией не согласны?

— Согласен, только без эмоциональных эпитетов. Не стоял тогда, в XIV веке, вопрос о патриотической борьбе или, наоборот, о рабском служении. Правильнее будет сказать, что и тверские, и московские князья пользовались Ордой. Согласен, это может звучать странно, поскольку и те и другие были ее вассалами, но тем не менее они использовали ханов и ханскую волю для достижения своих интересов.

Да, действительно, Тверь в первой четверти XIV века, будучи более сильной, проявляла чуть больше стремления к дистанцированию от Орды. В 1327 году именно в Твери произошло самое, пожалуй, знаменитое восстание за весь период пресловутого татаро-монгольского ига. Тверичи разгромили отряд Чолхана (Щелкана) — двоюродного брата хана Узбека. И за это потом ­жестоко поплатились. Причем активную роль в наказании Твери ­сыграл московский князь Иван Калита, который, конечно, использовал ситуацию в свою пользу.

Правда, об этом событии известно достаточно мало, есть только летописный рассказ. А подобные источники всегда в той или иной степени тенденциозны. Летопись свидетельствует, что Щелкан вел себя в Твери вызывающе: занял княжеский терем, выгнав оттуда князя ­Александра. А один из его воинов пытался отнять то ли жеребенка, то ли кобылицу у какого‑то дьяка. Прохожие заступились за обиженного, и потасовка переросла в ­повсеместную свалку.

Даже из этого летописного рассказа — «повести о щелкановщине» — совершенно не следует, что тверичи были вдохновлены какими‑то общерусскими идеалами борьбы за независимость. Конкретные «татары» причинили обиду, за что тверичи их и убили. Говорить о каком‑то национально-освободительном восстании здесь, наверное, не стоит.

Хотя факт остается фактом: в Орде погибли представители трех поколений тверских князей. Первым был убит Михаил Ярославич Тверской, который успешно соперничал за ярлык на великое княжение с Юрием Даниловичем Московским, женатым на сестре хана Узбека. Ярлык несколько раз переходил из рук в руки, дело кончилось сражением, в котором победил тверской князь. В результате этого сражения к нему в плен попала жена Юрия Даниловича, и в тверском плену она по неизвестным причинам умерла.

При каких обстоятельствах?

— Все покрыто завесой тайны. Но Юрий Данилович обвинил Михаила Ярославича в убийстве жены. Насколько это было правдой — трудно сказать. Тем не менее Михаил Ярославич был вызван в Орду и там казнен.

Через некоторое время его сын Дмитрий по прозвищу Грозные Очи прямо в Орде зарубил Юрия Даниловича, то есть отомстил за отца. За что был ханом казнен. (Кстати, Юрию Даниловичу, у которого не было сыновей, наследовал его брат Иван Калита.)

Брат Дмитрия Грозные Очи, Александр Михайлович, правивший в Твери как раз во время восстания 1327 года, несколько раз ездил в Орду. Один раз был прощен, но в конце концов и он вместе со своим сыном Федором был монголами казнен…

Я далек от того, чтобы оправдывать или, наоборот, клеймить ­московских князей или превозносить тверских. В каждом конкретном случае их гибели в Орде были свои причины. Более того, в связи с ханской немилостью тверские князья не были лишены ярлыка на великое княжение. Его зачастую передавали детям или братьям казненных.

Мне видится, что даже на основании этих конкретных случаев не стоит делать выводов и обобщений, представляя то же восстание в Твери некоей национально-освободительной борьбой.

Даже Куликовскую битву 1380 года нельзя в полном смысле к ней причислить. По той причине, что тогда на Руси не было ни нации, ни представления о национально-освободительной борьбе против монголов. И как минимум еще сто лет прошло в междоусобных войнах и в попытках выяснить, кто сильнее и вокруг кого объединяться. Это уже позднее в мифологии Московского государства Куликовская битва стала одним из сакральных моментов. Но тогда, в конце XIV века, такого представления не было.

К примеру, псковские летописи, изучением которых я занимался, вообще проигнорировали это сражение. В одной из них есть краткое известие о том, что великий князь бился с татарами на Дону. И все! То есть событие не вызвало такого воодушевления у современников, каким оно представлено в современных учебниках истории.

А как же часто цитируемое высказывание Василия Осиповича Ключевского «Русь родилась на Куликовом поле» — в том смысле, что воины Дмитрия Донского вышли на бой жителями отдельных княжеств, а ушли единым русским народом?

— Несомненно, Куликовская битва сыграла определенную роль в формировании национальной идентичности, однако, при всем моем почтении к историку, эту его оценку вряд ли стоит воспринимать буквально.

Ведь все достигнутое в результате той битвы через два года, когда хан Тохтамыш сжег Москву, было упущено. Дмитрий Донской не стал сражаться с ним, поскольку в отличие от разгромленного на Куликовом поле темника (военачальника) Мамая Тохтамыш был законным царем, властвовавшим над русскими княжествами. Мамай таковым не являлся, поскольку не принадлежал к роду Чингисхана: ханом Орды мог быть только Чингизид.

Иными словами, Дмитрий Донской фактически открыл хану Тохтамышу дорогу на Москву, не стал ее защищать. И, собственно, после этого русские князья возобновили выплату дани. Да, конечно, что‑то стало меняться. В завещании Дмитрия Донского была фраза: «А переменит Бог Орду…». В том смысле, что если бог уберет Орду, то будет то‑то и то‑то. Кроме того, Дмитрий Донской завещал великое княжение своему сыну. То есть передавал власть не по ханскому ярлыку, а по собственному завещанию. Это был уже серьезный сдвиг в ощущении московскими князьями своей власти.

Однако потребовалось еще сто лет, чтобы произошли необратимые изменения: в конце XV века русские земли объединялись, а Орда распадалась, именно поэтому ­освобождение от татаро-монгольского ига произошло без большой крови, если можно так сказать. Монголы и Москва в каком‑то смысле поменялись местами, оставались лишь осколки Золотой Орды, которые Москва шаг за шагом завоевывала.

Так что, оценивая татаро-монгольское иго и степень сотрудничества русских князей с Ордой, надо исходить не из сегодняшних представлений о единстве русской земли или освободительной борьбе, а из существовавших в то время реалий. Иначе мы рискуем бесконечно воспроизводить одни и те же мифы.

Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.

Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».

#история #государство #народы

Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 23 (7106) от 09.02.2022 под заголовком «Князья и Орда».


Комментарии