Окно на Восток. Оно не просто открывает новые знания, но и способно помочь нам лучше понять самих себя
Нынешний поворот России на Восток не первый в российской истории. И он совершенно не случаен, ведь насколько мы европейцы, настолько же и азиаты, уверена наша собеседница, директор Института восточных рукописей РАН, член-корреспондент РАН, доктор исторических наук Ирина ПОПОВА. На протяжении столетий Восток воздействовал на становление и развитие российской государственности, влиял на наш менталитет. Мы очень многое впитали от тюркской культуры, от культуры монголов, да и Петр Великий, собственно говоря, не только прорубил окно на Запад, но и проложил пути на Восток.
В походах Николая Пржевальского в Центральную Азию верблюды служили едва ли не главным «транспортным средством»./Репродукция. ФОТО автора
— Ирина Федоровна, вы имеете в виду его Персидский поход?
— Не только. Достаточно упомянуть, например, Камчатские экспедиции по исследованию Азиатско-Тихоокеанского побережья. Петр интересовался изучением Сибири, был инициатором экспедиций в этот регион. Известно также, что, заинтересовавшись торговлей с Китаем, он в 1719 году направил в Пекин большое посольство во главе с капитаном Преображенского полка Львом Измайловым.
Да, знаковым событием стал и Персидский поход русской армии, осуществленный в 1722 – 1723 годах в юго-восточное Закавказье и Дагестан. Тогда они принадлежали Персии. Официальной целью похода было «отворить ворота в Азию» для российских купцов…
До Петра, конечно, в России интерес к Востоку тоже был, и немалый, но именно он придал ему имперский размах. И российское востоковедение зародилось, стало частью внутренней и внешней государственной политики страны именно при Петре. Он поставил задачу изыскать в источниках на восточных языках сведения о России. Петру было важно понимать, что думают восточные люди о нашей стране, как они ее воспринимают.
Что принципиально: с самого начала отечественное востоковедение было ориентировано на конкретные задачи Российского государства. Нужно было правильно и наиболее эффективно строить отношения с теми народами, которые жили на территории Российской империи и принадлежали к восточной культуре. К примеру, с народами Предбайкалья и Забайкалья, исповедовавшими буддизм.
С принятием в 1783 году Крыма «под Российскую державу» в составе империи оказалось значительное по численности мусульманское население, и государство приняло курс на покровительство исламу. В Петербурге для раздачи верующим был напечатан Коран на арабском языке, для чего изготовили шрифт на основе почерка одного из крупных мусульманских каллиграфов…
Всем памятна личность президента Императорской академии наук и министра народного просвещения Сергея Уварова — автора триады «православие, самодержавие, народность». Как угодно можно к нему относиться, но я обращу внимание на то, что поиски путей самобытного развития России у Уварова были связаны с неподдельным интересом к Востоку.
Именно при нем в Петербурге был создан Азиатский музей, а покупка за счет казны у Жан-Батиста Руссо (французского консула в Алеппо и родственника великого философа) семисот уникальных арабографичных рукописей сразу же поставила это учреждение в ряд важнейших европейских хранилищ восточных рукописей.
— Простите, задам наивный вопрос: а зачем нашей стране были нужны эти рукописи?
— Понимаете, любая из них могла содержать информацию, которая в определенный момент оказалась бы очень полезной. Ведь иногда такие документы способны перевернуть наши представления о мировой истории. Вот лишь один пример.
На территории части нынешнего Китая существовало государство тангутов, которое исчезло с карты мира. Этот народ воевал сначала с китайцами, тибетцами, а затем с монголами, которые в XIII веке его уничтожили, просто полностью истребили. Язык тангутов был забыт к XIV веку, потому что на нем некому было говорить. И вот в 1908 году русский путешественник Петр Кузьмич Козлов обнаружил в пустыне Гоби остатки мертвого города Хара-Хото и доставил оттуда в Петербург целую библиотеку прекрасно сохранившихся рукописей на неизвестном языке.
Их смогли расшифровать, поскольку в составе этой коллекции книг — она насчитывает десять тысяч единиц — оказались китайско-тангутские словари. В результате историкам открылась совсем иная историческая картина, нежели та, которая была известна прежде по китайским источникам.
Как оказалось, тангуты играли гораздо более значительную роль в тогдашней геополитике, чем считалось прежде, они создали крупную державу в Центральной Азии. Изучение исчезнувшего народа дало новое знание о причинах жизнестойкости и устойчивости китайской цивилизации: она набирала силу за счет того, что впитывала элементы пограничных с ней культур. В принципе подобное было свойственно и российской цивилизации, поэтому «китайский опыт» был достаточно близким и понятным.
И это вызывало к Китаю еще больший интерес, тем более что еще в самом конце XIX века во Владивостоке был открыт Восточный институт, в котором изучали китайский, японский, корейский и маньчжурский языки. Для преподавания китаеведных дисциплин в него пригласили выпускников Санкт-Петербургского Императорского университета.
— Рискну предположить, что задачи востоковедения менялись в зависимости от курса государства?
— Конечно. Но мне хотелось бы подчеркнуть важнейшую роль, которую всегда играли в этом ученые. Большинство востоковедов не были «кабинетными» специалистами, они годами жили на Востоке, знали, понимали, чувствовали его культуру…
Во второй половине XIX века активно развивалось «прикладное» востоковедение: добытая в ходе исследований информация широко использовалась для политических целей, нужд армии и торговли. Даже собирательство древних манускриптов и произведений искусства рассматривалось как предмет соперничества европейских держав в Азии. Кстати, сам термин «востоковедение» появился именно в эту эпоху.
Государство действительно придавало восточному направлению особое значение, недаром в организации наиболее крупных российских экспедиций в Азию, в том числе Николая Пржевальского, участвовал Генштаб русской армии. Это отчасти было связано с «Большой игрой», в ходе которой европейские державы оспаривали контроль над регионом. Конечно, эти экспедиции имели в первую очередь разведывательный характер, целью было освоение так называемой глубинной Азии и укрепление границ Российской империи с Китаем и Афганистаном.
Благодаря усилиям декана факультета восточных языков Петербургского университета барона Виктора Розена и его учеников российское востоковедение активно включилось в процесс интеграции народов азиатских территорий в пространство Российской империи. Речь в первую очередь о территориях, присоединенных в ходе среднеазиатских походов Александра II.
На новых территориях российские востоковеды выступали не только как ученые, но и как проводники государственной политики. Кроме изучения исторического прошлого они содействовали сохранению памятников древности. И делали многое, чтобы таким образом настроить в пользу России местные национальные элиты. Инициировали создание научных обществ, которые со временем стали основой национальных академий советских республик, ныне независимых государств.
Другое направление российского влияния — Ближний Восток. Россия пыталась усилить позиции православия в этом регионе, в котором было весьма велико христианское население. Не случайно под эгидой Императорского православного Палестинского общества, созданного в 1882 году, было образовано более ста школ. В них учились дети преимущественно из православных семей, в том числе беднейших, потому что обучение было бесплатным. Затем были созданы еще две учительские семинарии.
Поначалу общество само собирало средства на работу этих школ, но затем, в 1912 году, был принят закон о финансировании учебных заведений Палестинского общества в Сирии за счет государственного бюджета. На эти цели было решено ежегодно выделять более 150 тысяч золотых рублей.
Но не только школы были сферой заботы православного Палестинского общества. На Ближний Восток были командированы востоковеды, которые изучали святыни, публиковали об этом книги и таким образом распространяли в России знания о них. Ученик академика Розена Игнатий Крачковский в 1908 – 1910 годах совершил поездку в страны Ближнего Востока, где в поисках древних рукописей посетил Сирию, Ливан, Египет и Палестину. В Сирии он исследовал рукописный фонд библиотеки Антиохийского патриархата в Дамаске. Более четырех десятков рукописей он привез в Петербург и передал в Азиатский музей.
Школы Палестинского общества прекратили существование после начала Первой мировой войны. Само же общество продолжало свою работу в нашей стране и после революции 1917 года, но государством не особенно приветствовалось. И только в начале 1950‑х благодаря усилиям Крачковского и Нины Пигулевской, выдающегося историка-византолога, Академия наук приняла решение вновь поддержать деятельность Палестинского общества. Стали выходить сборники научных трудов, касавшихся российского присутствия в Ближневосточном регионе…
Вообще на протяжении более трехсот лет своего существования отечественное востоковедение знало взлеты и падения, переломные и кризисные моменты, «золотые» периоды и времена острой критики со стороны чиновников.
— А за что его критиковали?
— Главным образом в советское время — за недостаточную полезность.
После Октябрьской революции, вполне прагматично относясь к использованию достижений естественных и точных наук, новая власть рассматривала востоковедение в первую очередь как практическую дисциплину, предназначенную для экспорта «мировой революции» в страны Азии. Именно для этого были созданы Восточный отдел Военной академии Красной армии, Коммунистический университет трудящихся Китая, Институт народов Востока…
В Декларации о задачах востоковедной науки, принятой президиумом Академии наук в 1929 году, подчеркивалась необходимость всестороннего и глубокого изучения современного Востока «главным образом с точки зрения политики и экономики». Именно эта задача была поставлена и перед организованным в следующем году в Ленинграде Институтом востоковедения.
Когда стало понятно, что мировая революция — дело далекого будущего, государство сменило ориентир, предложив востоковедению заняться исследованием азиатского способа производства. Этот термин был введен Карлом Марксом, он подразумевал отсутствие частной собственности и сельскую общину как основную производительную единицу. Маркс считал, что только сильная центральная власть способна организовать коллективные сельскохозяйственные работы в пустынной местности, требующей мощных ирригационных систем.
Востоковеды, особенно те, кто был воспитан еще до революции, понимали ожидания государства, но все‑таки не особенно горели желанием вставать на рельсы марксистской науки…
Критиковало государство востоковедение и после Великой Отечественной войны. Советский Союз, вынесший на себе основную тяжесть Второй мировой, был заинтересован в том, чтобы активно продвигать свое влияние не только в Восточной Европе, но и в Азии, на Ближнем Востоке. Там ширилось антиколониальное национально-освободительное движение, появились новые государства — Израиль, Китайская Народная Республика, независимость приобрела Британская Индия. Поэтому перед востоковедением государство ставило новые задачи, гораздо более масштабные.
— Не этим ли была вызвана трансформация Института востоковедения, который, по сути, был поделен на две части?
— В том числе и этим. Чтобы сделать работу института более эффективной, в 1950 году правительство решило перевести его из Ленинграда в Москву. При этом рукописную коллекцию и фундаментальную библиотеку Азиатского музея оставили в Ленинграде — так, собственно говоря, и появился Институт восточных рукописей.
В этом разделении был свой смысл, поскольку социальные, политические, даже экономические процессы, происходившие и происходящие в Азии, невозможно понимать без изучения исторических произведений и памятников культуры. Поэтому Ленинград «сосредоточился» на изучении древности, благодаря чему сохранилось такое замечательное, во многом уникальное направление, как ленинградская, а затем петербургская школа классического востоковедения, а Москва оказалась на гребне перемен…
Тем не менее в 1956 году на ХХ съезде КПСС Анастас Микоян упомянул «один институт», который «спит по сей день, в то время, когда Восток уже пробудился». Он не упомянул его название, но все хорошо поняли, о чем идет речь. После этого во главе института был поставлен первый секретарь ЦК Компартии Таджикистана Бободжан Гафуров. Не стоит воспринимать его исключительно как партийного назначенца, наука не была ему чужда: он занимался изучением истории народов Средней Азии, ислама, имел степень доктора исторических наук, был академиком Академии наук Таджикской ССР.
Отдадим ему должное: он сделал немало, чтобы Институт востоковедения начал играть в советской внешней политике важнейшую представительскую роль. Гафурова даже называли «восточным мудрецом». В 1974 году он совершил хадж, посетив Мекку, что стало по тем временам сенсацией. Это событие объясняли и искренним обращением Гафурова к религии, и «политическим ходом» с целью улучшить отношения Советского Союза с Саудовской Аравией. Кстати, преемником Гафурова во главе Института востоковедения был весьма уважаемый политический и государственный деятель Евгений Примаков… Такие фигуры, на мой взгляд, говорят о значении востоковедения не только как «чистой» науки…
Кроме того, в многонациональной поликонфессиональной России востоковедение — это еще и важное средство самопознания. Как мне кажется, в менталитете, в отношении к жизни у русского человека очень много черт, которые связывают его гораздо больше с Востоком, нежели с Западом. Мы более чутко относимся к окружающему миру, к природе, к среде обитания, что для восточного человека очень важно. Русские более «философичны», нежели жители западных стран, в отношении собственного внутреннего мира, межличностных отношений. С восточным характером нас роднит и склонность к коллективизму, совершенно противоположная западному индивидуализму.
Сейчас, конечно, и в России выросло уже другое поколение, которое во главу угла ставит принципы индивидуализма и личной свободы. Это тоже неплохо, но и о традициях забывать не стоит. Возможно, я пристрастна, но мне, как специалисту по Китаю, испытывающему к этой стране особенно теплые чувства, очень близко конфуцианское отношение к социальной жизни, которого по‑прежнему строго придерживаются в Поднебесной. Оно включает культ семьи, предельно уважительное и заботливое отношение к пожилым людям, особое отношение к детям.
Вообще Запад — это свобода, нередко на грани вседозволенности, а Восток, в частности Китай, — это система культурно-нравственных ограничений. Как говорил Конфуций: «Правитель должен вести себя как правитель, подданный —как подданный, отец — как отец, сын — как сын».
— Ныне у России, разворачивающейся на Восток, появляются новые страны-партнеры, очень разные по своей культуре и традициям. Требует ли это каких‑то иных востоковедческих подходов?
— У нашей науки настолько давняя история, собственные традиции и школы, что по большому счету радикально ничего менять не требуется. На Восточном факультете Петербургского университета изначально было понимание цивилизационных центров Востока, важнейший из которых, конечно же, Китай, втягивающий в орбиту своего культурного и политического влияния Японию, Корею и Вьетнам. Другой центр — арабские страны. Особняком стоит Индия. Эти базовые центры и сегодня остаются в «тренде».
В последние 30 – 40 лет актуальным направлением исследований стала Северная Африка: в российском востоковедении есть очень сильные специалисты, которые изучают эти страны, создают словари.
Если же говорить более конкретно о задачах, то в современном востоковедении можно выделить два основных направления: одно, более конъюнктурное, ориентировано на политику, другое — на культуру. С политической составляющей все понятно: как и прежде, мы должны строить и развивать отношения с Востоком. Изучение восточной культуры — более тонкая работа, которая не просто даст знание, но и позволит глубже познать наш собственный внутренний мир.
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 82 (7411) от 10.05.2023 под заголовком «Окно на Восток ».
Комментарии