Объектив смотрит в блокаду. Как фотография отражала будни Ленинграда
В предисловии к «Блокадной книге» ее авторы Алесь Адамович и Даниил Гранин отмечали, что им было очень сложно подобрать иллюстрации для своего произведения. Требовались снимки, которые бы рассказывали о деталях быта, показывали реалии войны, трагедию блокады, а таких фотографий в открытом доступе в ту пору было очень мало… Лишь чуть больше десяти лет назад появилось фундаментальное исследование петербургского историка Владимира Никитина «Неизвестная блокада. Ленинград 1941—1944», в котором как раз и были собраны те снимки, которых так не хватало Адамовичу и Гранину. Впрочем, наша собеседница кандидат исторических наук Юлия БУЯНОВА, заведующая научно-просветительским отделом Мемориального музея обороны и блокады Ленинграда, убеждена: вопрос о том, как фотография отражала блокадную повседневность, отнюдь не закрыт.
Трудно поверить, что этот снимок, сделанный Николаем Калашниковым возле Адмиралтейства, датирован летом 1943 года. Город кажется абсолютно мирным и безмятежным. / ФОТО предоставлено Государственным мемориальным музеем обороны и блокады Ленинграда
— Юлия Львовна, то есть существует возможность обрести новое знание?
— Конечно. Тема настолько глубокая, что изучать ее можно еще очень долго. И это обстоятельство во многом обусловлено как раз теми достаточно жесткими ограничениями, которые существовали в осажденном Ленинграде. Как отмечают исследователи, блокадные фотографии, допущенные к публикации во время войны, должны были укладываться в определенные тематические рамки.
Во-первых, работа фабрик и заводов — в периодической печати уделялось много внимания подвигу тружеников города. Во-вторых, разрушения в городе, причиненные бомбежками и артобстрелами: эти снимки были материалом для будущего трибунала против нацизма. И, конечно же, военнослужащие, защищавшие Ленинград, и горожане-борцы…
Это понятно и правильно: от фотографов требовали снимки, поднимавшие боевой дух. Разумеется, в результате многое оставалось за кадром. Считалось, что показ реального положения в городе — это готовый материал для разведки противника.
Не случайно разрешение на съемку профессиональные репортeры получали в политуправлении Ленинградского фронта. Они как военнослужащие были приписаны к воинским частям и работали по заданиям ТАСС, Совинформбюро, центральных и армейских газет, а также «Ленинградской правды».
Хотя в нашем музее есть документ — разрешение, выданное 12 июля 1941 года фотографу Альфреду Яковлевичу Сэккэ, работавшему в объединении «Ленфотохудожник», «на право фотографирования отдельных моментов из жизни г. Ленинграда, Ленинградских предприятий и учреждений по заданию издательства». И далее говорится: «Разовые допуска должны быть согласованы с 5‑м отделом УНКГБ ЛО, что и удостоверяется».
К сожалению, у нас нет ни одной его блокадной фотографии, хотя есть его открытки с видами Ленинграда, выпущенные уже после войны… Известно, что в октябре 1942 года он ушел на фронт и затем служил в фотовзводе.
Вообще же в блокадном городе работали несколько десятков профессиональных фотографов. Назвать все имена нет возможности, но все‑таки напомню некоторые. Корреспондент фотохроники Ленинградского отделения ТАСС Александр Бродский, отец будущего поэта. Фотокорреспондент ТАСС Борис Васютинский, снимавший в Ленинграде, в Кронштадте и в действующей армии. Специальный военный фотокорреспондент Ленинградского отделения ТАСС Владимир Капустин.
Военный корреспондент фотохроники Ленинградского отделения ТАСС на фронте Рафаил Мазелев — его снимки Дороги жизни вошли во многие издания. Фотокорреспондент газеты «Ленинградская правда» Давид Трахтенберг. Фотокорреспондент газеты «Удар по врагу» 42‑й армии, располагавшейся на Пулковских высотах, Елена Эварт…
Эти имена знакомы достаточно хорошо, но даже специалисты до сих пор очень мало знают о тех, кто, имея фотоаппарат, делал снимки в осажденном городе.
— Известно немало воспоминаний о том, что человек с фотоаппаратом на улицах вызывал подозрение: а не шпион ли? Бдительные граждане таких людей задерживали, отводили в милицию или сдавали военным патрулям…
— Более того, через пять дней после начала войны, 27 июня 1941 года, был издан приказ коменданта Ленинграда о том, что без специального разрешения производить в городе фотосъемку запрещено. Фоторепортер Василий Федосеев рассказывал: бывали дни, когда его по три раза таскали в комендатуру, принимая за вражеского лазутчика.
И в то же время известен и другой факт, который для многих может показаться совершенно удивительным: в блокадном Ленинграде фототовары были в свободной продаже. Об этом мы узнаем из дневника подростка Игоря Никитина (однофамильца историка фотографии), который мы в декабре минувшего года представили в нашей экспозиции.
В самом начале войны Игорю исполнилось шестнадцать лет, он окончил восемь классов. Жил с родителями на Петроградской стороне. И начиная с июля 1941 года он вел дневник, не пропуская ни одного дня. Семнадцать ученических тетрадей!
Многое из того, о чем Игорь сообщал в своих заметках, можно встретить и в других подобных источниках. Мне довелось ознакомиться с немалым числом блокадных дневников, но, честно говоря, упоминания о фотографировании и покупке фототоваров мне встретились здесь впервые.
Игорь Никитин, как и многие подростки в то время, увлекался фотоделом, он упоминает, что еще до войны у него было два аппарата — «лилипут» и «фотокор». А в октябре 1941 года, уже во время блокады, он приобрел в «Пассаже» фотоаппарат «ФЭД» за 1100 рублей и приписал: «мечта».
Спустя три дня после покупки, 22 октября, он записал в дневнике: «Ходил на Большой, купил «ФЭД» кассету и проявители. Проявлял пленку, снятую «ФЭД». Чинно вышло. Проявлял в 4, пл. высохла к 7 час.».
В его дневниковых записях можно встретить немало упоминаний, что он фотографировал не только дома, но и на улицах. И свободно, без особых затруднений, покупал необходимые фотопринадлежности.
— Применительно к блокадному городу звучит совершенно невероятно!
— И тем не менее. Вот запись в его дневнике от 2 декабря 1941 года: «Читали газету с электричеством (дают во время тревоги). Снимались во время тревоги, когда горел свет. 3 шт. … Проявлял».
7 марта 1942 года Игорь записал: «По дороге домой с работы купил штатив в магазине — 16 р. и 3 баночки… 10 руб.». На следующий день: «Утром пробовал привертывать фотокор к штативу, все в порядке… Пошел к т. Тоне. Везде работают на снегу, город оживает… На Невском скалывают лед — сжатым воздухом. Купил по дороге фотобумаги 2 пак., 15 проявит., 1 кассету 9 х 12… Пришел к т. Тоне, подождал ее. Разговорились с Лизой насчет фото. Она мне дала 2 ФЭД пленки… Погода хорошая. На Невском снимал военных, работающих на сколке льда на воскреснике».
И потом на протяжении всего 1942 года (а юноша вел дневник до начала 1943 года, когда его взяли в армию) в его записях постоянно встречаются упоминания о том, что он занимался съемкой на улицах города. Причем иногда вместе с отчимом, и нигде автор не упоминает, что возникали какие‑то проблемы…
К сожалению, из всего массива фотографий Игоря Никитина сохранилось только три отпечатка — те, что были сделаны дома. Но даже это на самом деле огромная редкость. Остальные снимки не уцелели из‑за неправильных условий хранения. По словам вдовы Игоря Михайловича, передавшей несколько лет назад в наш музей все военные материалы мужа, со временем пленки стали осыпаться, слипаться, пришли в совершенную негодность, и спасти их не было никакой возможности.
Мне кажется, что в будущем нас ждут открытия именно в области частной блокадной фотографии. Ведь известно крайне мало снимков, сделанных в то время в домашней обстановке. Хотя для фотосъемки дома в принципе особых препятствий не было…
Почти ни в одной коллекции снимков военных фотокорреспондентов, работавших в осажденном Ленинграде, исследователи не находят изображений ленинградских квартир. И вовсе не потому, что такие снимки не могли быть опубликованы, не только в силу каких‑то цензурных соображений, просто эта повседневность казалась тогда делом совершенно естественным. Что в ней могло быть особенно интересного?
Одно из редких исключений — снимок фоторепортера Николая Янова, который дружил с семьей художников Трауготов и запечатлел их в домашней обстановке — просто на память.
Зачастую подобные домашние кадры до сих пор хранятся в семейных архивах, и их владельцы даже не предполагают, какую ценность для понимания блокадной повседневности они представляют.
— Можно вспомнить еще и такой пласт блокадной бытовой фотографии, как съемка на документы.
— Да, вы правы. Причем в самом начале войны, когда фронт был еще достаточно далеко от Ленинграда, горожане, как и прежде, приходили в ателье делать общие фотографии. Нередко с тем членом семьи, который должен был вот-вот уйти в действующую армию.
Кроме того, известно немало случаев, когда весной или летом 1942 года люди специально фотографировались, чтобы запечатлеть себя после первой блокадной зимы, зафиксировать свое физическое состояние.
В нашем музее есть семейный снимок: школьник Лева Барышев сфотографировался летом 1942 года дома, вместе с сестрой Валей и братом Володей. На снимке хорошо видно, как на детях отразились последствия первой блокадной зимы. Этот кадр попал к нам пять лет назад. Вообще же формирование коллекции началось в конце 1980‑х годов, и горожане охотно приносили нам реликвии, сохранившиеся в домашних архивах. В том числе и фотографии, и они были достаточно редкими.
Ведь многие люди, пережившие блокаду, просто не считали эти фотографии важными и потому не стремились их сохранить. Они не видели в них такой сакральной ценности, какую видим мы, их потомки.
Сегодня мы рассматриваем эти снимки как исторический документ, то есть с некоей долей отстраненности, а тогда они были связаны с живой болью людей. Мне иногда кажется, что я могу понять тех ленинградцев, которые вообще не стремились хранить в семье память о годах, принесших им столько горя. Наоборот, хотелось вычеркнуть их из жизни и начать все с чистого листа…
— Возвращаясь к военным фотографам: у многих из них оставались кадры, которые были сделаны просто для себя, на память, и не были предназначены ни для публикации, ни для широкой публики.
— Яркий пример — коллекция Николая Калашникова, которая в оцифрованном виде хранится в нашем музее. Он был литературным сотрудником и редактором. С января 1940 года служил в газете «Ворошиловский залп», издававшейся в 125‑й стрелковой дивизии. Войну встретил в Прибалтике. С января 1943‑го был редактором газеты 23‑й артиллерийской дивизии прорыва, с которой он дошел до Берлина.
До 1944 года Николай Калашников находился на Ленинградском фронте. И, не будучи профессиональным фотографом, зачастую снимал не войну, а отдых бойцов. То, что принято называть «минутами тишины». Удивительно, что он таскал с собой все свои пленки (а их были десятки, если не сотни) и не расставался с ними вплоть до Берлина, где также сделал немало кадров…
Есть фото, на которых он запечатлел ближние окрестности Ленинграда. Целый ряд снимков сделан на берегу Невы в районе Обуховского завода. Отчетливо узнается Володарский мост, перспектива Невы. Кадры удивительные: они настолько безмятежные, что кажется, что вообще нет никакой войны.
Сохранилось несколько его совершенно удивительных снимков, сделанных летом 1943 года, когда Калашников и несколько его товарищей, получив увольнительную, выбрались в город, чтобы отметить награждение медалью «За оборону Ленинграда», и фотографировались возле Адмиралтейства. На мой взгляд, кадры просто потрясающие. Это тот самый случай, когда они дают нам новое знание о деталях жизни осажденного Ленинграда.
Ведь это было время ежедневных ожесточенных артиллерийских обстрелов города, а здесь — мирная идиллическая картина: плещется фонтан возле Адмиралтейства, возле него резвятся дети. Как будто бы нет никакой осады и жестокий враг не стоит всего в нескольких километрах от стен города.
И эти снимки сделаны в то же самое лето, возможно, в те же самые недели, когда Николай Хандогин сделал совершенно жуткие кадры, запечатлев жертв артобстрела на углу Невского и Садовой улицы… Весь ужас еще и в том, что идиллия у фонтана могла в любой момент окончиться большой бедой, потому что если о надвигающейся угрозе бомбежки горожане узнавали заранее, то предупредить их об артобстреле не было никакой возможности.
Лучшие очерки собраны в книгах «Наследие. Избранное» том I и том II. Они продаются в книжных магазинах Петербурга, в редакции на ул. Марата, 25 и в нашем интернет-магазине.
Еще больше интересных очерков читайте на нашем канале в «Яндекс.Дзен».
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 13 (7096) от 26.01.2022 под заголовком «Объектив смотрит в блокаду».
Комментарии