Мысль об Артабане. Как театрал Жихарев написал «галиматью» по совету Державина
Страстный театрал Степан Жихарев, в будущем известный писатель и мемуарист, знаменитый своими «Записками современника», приехал в Петербург в 1806 году трудиться актуариусом (чиновником XIV класса), а затем переводчиком в коллегии иностранных дел. На службе ему было скучно, и он часто навещал Гаврилу Романовича Державина, причем не только как внук его старого приятеля, вятского губернатора, но и как начинающий литератор.
ФОТО Дмитрия СОКОЛОВА
Еще в университетском пансионе в Москве наш герой познакомился со многими будущими светилами литературного мира, в том числе с поэтом Алексеем Мерзляковым, привившим Жихареву страсть к театру и литературе. Ее поддерживал в нем и добрый его покровитель Гаврила Державин. Однажды он подарил молодому человеку чудесный, как обоим показалось, сюжет - историю перса Артабана, нанявшегося в слуги к римскому императору Юлиану перед его походом на Персию и якобы героически погибшего. А на самом деле - предавшего и погубившего своего хозяина.
«Все мечтается о славе, // Путь к бессмертью предо мной. // Голова моя в тумане; // Мысль одна: об «Артабане», - писал Жихарев в дневнике летом 1806 года, когда он заканчивал трагедию. А в августе он с легким сердцем отправился покорять столицу. Там познакомился с баснописцем Иваном Крыловым, поэтом Николаем Гнедичем, актером Александром Яковлевым, сочинял куплеты и переводил водевили для актеров.
2 января 1807 года Жихарев отправился к Гавриле Державину, который в тот вечер с почестями принимал у себя старого актера Ивана Дмитревского. Красивый, белый как лунь, с чуть сгорбленным станом, но с пронзительно-величественным взглядом умных глаз, Иван Афанасьевич вызывал огромное уважение к себе.
Державин осыпал Жихарева и его трагедию «Артабан» похвалами: мол, стихи такие гладкие, звучные и громкие, что, право, не подумаешь, что это сочинение 18-летнего мальчика, и откуда-де «выкопал» он такое происшествие, и так далее... Гаврила Романович предложил Дмитревскому поскорее послушать трагедию, и 72-летний актер, поддавшись уговорам Державина («удивишься: я сам оторваться от нее не мог»), пригласил Жихарева наутро к себе домой.
Пушкин на минном поле. Как саперы спасли могилу поэта от уничтожения ценой собственных жизнейЧто и говорить, тот примчался к великому актеру как на крыльях и, когда вошел, не смог не отметить, как роскошно он был одет: суконный коричневый кафтан французского покроя со стальными пуговицами, шитый шелковый жилет, кружевные манжеты...
Иван Афанасьевич усадил Жихарева в кресло, запер двери, чтобы никто не помешал, сам сел на диване и приготовился слушать. Юноша начал читать громко, выразительно декламируя, как его учил Алексей Мерзляков, но Дмитревский попросил: «Лучше потише, душа, а то устанешь». Жихарев переменил тон и, увлекшись чтением, дойдя до конца 1-го действия, не сразу увидел, что Дмитревский... спит! В наступившей тишине Иван Афанасьевич резко пробудился и воскликнул: «Прекрасно! Так на каком мы действии остановились?».
Жихареву захотелось тут же сбежать, но Иван Афанасьевич заставил юношу дочитать до конца свой трагический опус. Кое-как тот добрался до финала пьесы и задал вопрос: что думает о ней Дмитревский и может ли она быть поставлена на сцене в Петербурге?
Сонный актер был размягчен и потому предельно искренен: мол, трагедия отличная и прекрасно написана, но есть некоторые длинноты, и уж слишком страшна, так что зрители не усидят на местах... и, наверное, она вызвала бы яркий эффект на сцене французского театра, потому что тамошняя публика скорее поняла бы и оценила ее красоты и великолепие стихов... А впрочем, все прекрасно, бесподобно, восхитительно!
Как записал Жихарев в дневнике, в целом «рецензия» звучала так: «Все так прекрасно, что хоть плюнуть, и все так бесподобно, что хоть за окошко брось!». Однако Дмитревский убеждал молодого человека продолжать сочинять, взял с него слово не оставлять его и навещать почаще. Но, как написал Жихарев в дневнике после этого визита, учтивость Дмитревского «не возвратит мне собственного моего уважения к моему таланту».
Разумеется, трагедия Жихарева «Артабан» ни печати, ни сцены не увидела, поскольку, по меткому отзыву князя Шаховского, являлась «смесью чуши с галиматьей, помноженных на ахинею». Однако имя Артабана не исчезло из русской литературы: в 1895 году Дмитрий Мережковский создал трилогию «Христос и Антихрист», одной из частей которой стал роман об императоре Юлиане, его войнах и о коварном сборщике податей Артабане...
Что же касается Степана Петровича Жихарева, то он впоследствии служил в канцелярии комитета министров, в том числе у петербургского главнокомандующего С. К. Вязмитинова. Во время поездки императора Александра I по России и Польше (1816 - 1817 гг.) Жихарев получил назначение в свиту государя, затем ушел в отставку, женился, десять лет жил в деревне. В 1828 - 1839 годах он служил обер-прокурором московского департамента Сената, но был обвинен во взяточничестве и уволен. На склоне лет возглавлял Театрально-литературный комитет в Петербурге.
Добрую память о себе Жихарев оставил в театральной среде: хотя сам он так и не создал ничего выдающегося, в мемуарах (к сожалению, сохранившихся не полностью) представил исторически цельную галерею портретов представителей различных сфер общества. Он знал всех актеров своего времени, ярко изобразил жизнь сцены и кулис театральной эпохи.
Материал опубликован в газете «Санкт-Петербургские ведомости» № 146 (6499) от 09.08.2019 под заголовком «Мысль об Артабане».
Комментарии